Мне стало необъяснимо грустно, но я подавила это в себе. Сейчас я нужна ему, пусть просто как человек рядом. Ни к чему не обязывающая компания, лишь бы не быть в одиночестве в такой момент.

Внутри светлой гостиной было немного пустынно, и наши шаги эхом отбивались от обшитых деревом стен. Глеб остановился, закрыл глаза, втянул носом воздух.

– Я так редко тут бывал...

– Не начинай, – ласково, но твердо оборвала я. – Ты не виноват.

Он кивнул и закрыл за нами дверь.

В углу притаился огромный камин, украшенный красивой лепниной. Ловкими движениями Глеб соорудил в топке вигвам из дров, чиркнул спичкой, и через несколько минут комнату наполнил расслабляющий треск дров.

Сидя на корточках, Глеб повернулся и виновато улыбнулся.

– Тут холодно, но к вечеру дом нагреется. Замерзла?

Я покачала головой.

– Мне нужно позвонить. По поводу похорон... всех этих... процедур. – Он нахмурился и опустил глаза.

– Тебе помочь?

– Справлюсь.

– Можно, я пока осмотрюсь?

– Да, будь как дома. – Глеб поднялся и провел рукой по моему плечу. – Спасибо...

– Глупости!

На втором этаже было четыре спальни и ванная. Одну комнату, как я поняла, занимала мама Глеба, остальные выглядели нежилыми.

В комнате Ольги было уютно. Мебель – недорогая и немного обветшалая – совершено не портила картину. В углу стояла кровать, накрытая большим вязаным пледом, напротив – тумбочка с телевизором, рядом – комод из красного дерева с витиеватыми рисунками на ящиках. На комоде несколько фотографий.

Я взяла одну из них, всмотрелась, поглаживая черно-белый снимок большим пальцем.

Мальчик лет двенадцати на пляже держит в руках огромную ракушку и улыбается. Да, у Глеба уже тогда был присущий лишь ему шарм. На другой фотографии он уже старше – подросток, одетый в джинсовую куртку. Серьезное лицо, ни намека на смешливость. На последнем фото он уже взрослый, хмурится, словно злится на мир. Обычная мимика Глеба.

Рядом еще одно фото, в старинной рамке. На нем изображена пара – мужчина и женщина. Волосы у Глеба были мамины. Она чем-то напомнила мне Лару – статная, темноволосая и до неприличия идеальная.

– Красивая, правда? – Глеб подкрался незаметно, и я невольно подпрыгнула. – Извини.

Я расслабилась, улыбнулась ему.

– Красивая, – согласилась я. – Ты на нее очень похож.

– Это комплимент?

– Это правда.

– Уже вечер. А мы все еще ничего не ели. – Он резко сменил тему, проводя пальцем по отполированной поверхности комода.

Я посмотрела в окно и удивилась – странно, я даже не заметила, как стемнело.

– Нужно заехать в магазин и купить продуктов, – добавил он, и я кивнула.

– Я – за.

Ужинали мы на полу перед камином. Странно, что у атли я никогда не позволяла себе таких вольностей – посидеть перед огнем на пледе, жуя бутерброд или попивая ароматный чай. Там не могла полностью расслабиться, постоянно чувствуя чьи-то оценивающие взгляды. Вдали от всего этого было непривычно приятно. Я расслабилась, прилегла, опираясь на локоть, посмотрела на огонь.

Любопытство во мне победило смущение, и я спросила:

– Давно вы с Владом поссорились?

Глеб напрягся, словно вопрос застиг его врасплох, отвернулся и помолчал около минуты. Потом, когда я уже не ждала ответа, ответил:

– Мне было семнадцать.

– Из-за родства?

– Из-за многого. – Он иронично улыбнулся. – Он соблазнил девушку, которая мне нравилась, а затем бросил. Наверное, хотел отомстить мне за одну фразу... Неважно, короче.

– Какой она была?

– Обычной. Красивой, бесспорно, но обычной. Ее звали Юлиана, если тебе интересно.

– Извини, я не должна была лезть.

Я почувствовала себя лазутчиком на чужой территории. Нежеланным гостем, так и норовившим войти без приглашения.

Глеб тряхнул головой.

– Нормально все. Забей. Ты же хочешь знать, почему я ненавижу Вермунда?

Я осторожно кивнула, боясь потревожить застоявшиеся воспоминания. Но Глеб заговорил сам:

– Ее нет, Полина. А с ним я вынужден жить в одном доме. Он был моим лучшим другом, можешь это представить? А теперь я просто не верю во всю эту чушь. Есть люди и их потребности, вот и все.

– Нет, – твердо сказала я. В горле пекло, словно я проглотила стручок чили. Странная реакция, и разговоры странные. А ведь я зарекалась думать о Владе, но это проклятие, видимо, и тут меня достало. Сама ведь начала. К черту проклятие! Хочу, чтобы Глеб думал иначе. – Мне бы хотелось быть тебе другом.

Он резко вскинулся, улыбнулся. Не так, как обычно – зло, отгораживаясь, становясь тем колючим парнем, который зачастую отпускал шуточки в гостиной атли.

– Ты была рядом сегодня, и я благодарен, конечно, но чтобы стать другом... для этого нужны года.

– У вас с Владом были года, и что они доказали? – раздраженно спросила я и села. Повеяло холодом, несмотря на жар от углей, и я невольно поежилась, кутаясь в шерстяную кофту.

Глеб удивленно замер, а затем усмехнулся.

– Ты права. Получается, даже это – не доказательство.

– Я не предам тебя, – сказала я почти шепотом и тут же прикусила язык. Все эти попытки влезть в душу ненавидела, а сама туда же! Готова была поколотить себя за язык, который иногда просто отказывался подключаться к мозгу.

Глеб поднялся, подбросил поленьев в огонь, сел рядом – так близко, что касался меня локтем. Повернул голову и сказал серьезно:

– А может, я не хочу, чтобы ты была другом. Кто угодно, только не ты.

Я слишком поздно поняла, что он задумал. Через секунду Глеб уже целовал меня, крепко обхватив затылок ладонью. Сначала я растерялась, не понимая, как на это все реагировать, а потом мягко попыталась оттолкнуть его. Он отстранился, посмотрел в упор – жадно, требовательно и в то же время с какой-то немой просьбой. Прижал к себе и выдохнул в ухо:

– Только не ты...

– Глеб...

– Не говори, – не выпуская меня из объятий, перебил он. – Я знаю, что ты скажешь!

Я замолчала, растерявшись окончательно, не понимая, как следует себя вести. Не хотелось его обижать, но врать тоже не собиралась.

И не пришлось – он резко выпустил меня и отвернулся. Настроение Глеба менялось так стремительно, что я не успевала следить за всплесками и спадами активности.

– И тебя он у меня забрал, – сообщил он с обидой.

Я покачала головой, нахмурилась.

– Он не мог меня у тебя забрать. Я никогда не была твоей.

Я подумала о том, что буквально на этой неделе мечтала наладить личную жизнь. Такая удача – симпатичный, неглупый, интересный молодой человек буквально признался, что неравнодушен ко мне, а у меня ступор какой-то, и перед глазами лицо Влада. Нет, это точно болезнь, причем, хроническая!

– Верно, – он повернулся и улыбнулся обезоруживающе, демонстрируя очаровательные ямочки. – Я тебе противен?

– С чего ты взял? Разве я говорила когда-нибудь...

– Ты прервала поцелуй лишь потому, что не хотела меня обманывать?

– Да.

– Тогда я хочу быть обманутым. На сегодня.

Я попыталась возразить, но он закрыл мне рот ладонью и заговорил – путано, возбужденно, глотая окончания фраз. В глаза не смотрел, наверное, так было легче.

– Я так долго ничего не чувствовал, Полина. Но там, в квартире у Макарова, когда ты напуганная... я не знаю... словно что-то внутри у меня поднялось, зашевелилось... противное... живое. Я ненавидел Вермунда еще больше. Так, что захотелось убить, и я был готов, веришь?! – Горькая улыбка сменилась злостью – эмоции, как декорации в театре, мелькали так быстро, что я не успевала за ними следить. – А потом у очага я понял, что ты все еще... Не понимаю только, почему? Почему, Полина?

– Не знаю... – прошептала я, когда он убрал ладонь, сбитая с толку, завороженная его неожиданной пылкостью. – Проклятие...

– Чушь! – Он почти кричал, словно чем громче скажет, тем быстрее до меня дойдет. А потом, немного успокоившись, добавил уже тише: – Чушь.

Выдохнул, посмотрел исподлобья.