Я подняла лицо к небу. Больше не сдерживала слезы – зачем? Медленно пошла к воротам, не думая, что буду делать дальше. Хотелось просто уйти, забыть весь этот кошмар. Резко начался ливень. Я все еще плакала, но слезы приносили облечение, даже покой. Словно вместе с ними из меня выходила боль. Наверное, Филипп был прав: связь между нами очень сильна. Мой защитник. Как странно...

Почти у самый ворот на плечо легла рука, а через миг я оказалась в крепких объятиях. Знакомый запах ударил в ноздри, и я уперлась ладонями в широкую мужскую грудь.

– Пусти! – выкрикнула я. – Ненавижу! Пусти!

– Тише, – прошептал Влад мне в волосы. – Я знаю, все знаю...

Я снова закричала. Громко. Захлебнулась рыданиями, а он просто гладил по спине, что-то говорил. Одежда намокла и прилипла к телу, воздух вокруг пропитался ванильным запахом. И откуда он взялся?

– Ненавижу тебя... – сказала я осипшим от рыданий голосом, вцепившись пальцами в мокрую ткань его серой рубашки.

– Знаю. – Его голос – хриплый, родной. Как же это все? Почему? Казалось, если не узнаю сейчас, просто умру! – Так было нужно...

– Кому? – всхлипнула я. – Кому было нужно?

Он немного отстранился. Приподнял мой подбородок, заглянул в глаза. Я и правда ненавижу его. Должна ведь ненавидеть... Как он мог – родной, близкий – так поступить со мной? Я ведь любила. Люблю...

Губы обожгло поцелуем. Голова закружилась.

Влад еще крепче стиснул меня в объятиях. Плакать больше не хотелось, двигаться тоже. Замереть, не ступать в будущее. Там – разочарование, обида, угрызения совести.

А здесь счастье. Пусть минутное, разбавленное болью, но мое. Пусть вызванное лишь проклятием. Я устала страдать.

Слабачка! Впору себя презирать.

Из последних сил оттолкнула его, отступила на шаг.

– Прочь! Это все магия, проклятие...

– Нет никакого проклятия, Полина! Это все бредни, – повторил он слова Глеба. Они даже говорят одними фразами...

В голове шумели спутанные мысли, мешая сосредоточиться. Дождь лупил по спине, стекал с ладоней вниз, кружил голову, лишал разума.

– Не знаю, что это, – сказала я, наконец. – И не хочу проверять.

– Отречешься – не увидишь сестру.

Короткая фраза – как подножка.

Почему эта мысль не приходила мне в голову раньше? Я ведь думала об отречении, серьезно думала. Просчитывала, размышляла. А теперь что?

Я сникла. А ведь он прав... Не увижу Риту, не узнаю больше о маме. Ведь когда сестра говорила о ней, мама будто оживала, становилась осязаемой, близкой. Нет, я не могу это потерять! У меня так мало осталось...

Плечи безвольно опустились, я закрыла глаза.

Некоторые проигрывают всегда. Нужно научиться жить с этим или стать сильнее. Научиться побеждать.

Я всхлипнула и спросила:

– Как ты это сделал с Глебом?

– Одно из моих умений, – ответил Влад. – Ты многое должна узнать.

Я замотала головой.

– Филипп говорил: мы должны помогать. Что же прикажешь сделать с тобой после того, как...

– Поля...

– Я не смогу. Сойду с ума.

– Дай руку.

Его ладонь нашла мою. Теплая. Знакомо сжала. А потом что-то произошло. Словно мне влили свет в вены. Ванильный запах стал насыщеннее, ваниль была во мне.

– Что... это... – выдохнула я, стараясь отдышаться, опьяненная новыми ощущениями, поглощенная запахом, эмоциями.

– Мой кен, – ответил Влад. – Теперь он в тебе.

Он погладил меня по щеке.

– Девочка... Ты не сможешь... не сможешь одна. Особенно теперь, когда ты так близко к атли. Будешь мучиться. Не надо. Просто прими.

Я посмотрела на него – зеленые глаза тревожатся, почти умоляют.

Я устало вздохнула и закрыла глаза.

Я шмыгнула носом и отхлебнула из большой чашки ароматный чай с лимоном. Пушистый махровый халат согрел почти сразу, за окном успокаивающе шелестел дождь.

Влад молчал. Сидел рядом, смотрел на меня, не отрываясь. Странно, но напряжение ушло, как и страх. Безумно хотелось спать. Уснуть на сутки, а лучше на неделю. Но, к сожалению, уснуть предстояло еще нескоро.

– И что теперь? – спросила я тихо.

– Отдохни. Переоденешься, и поедем к очагу.

Я посмотрела на него исподлобья. Глаза блестят, совсем не изменился. Уверенный в себе, немного резкий, но все еще близкий. Так вот как действует проклятие...

Но, слава небесам, я еще понимаю это. Все же надо слушать здравый смысл, а не свое больное подсознание. А он побуждал вскочить и бежать из этого дома. Сменить имя и лететь в Мексику.

– Я не поеду с вами.

Влад нахмурился.

– Полина...

Договорить ему не удалось – дверь приоткрылась, и в кабинет осторожно вошел Глеб. Выглядел он ужасно: на лбу шишка, переносица разбита и окрасилась синим, верхняя губа припухла. Я невольно его пожалела, ведь именно за меня он вступился и получил. Черт, я все еще не могу осознать, что видела это своими глазами! До этого я не только не верила в телекинез, но даже не могла предположить, что такое возможно априори.

– Ты не вовремя, Измайлов, – проворчал Влад, встал и подошел к окну.

– Я всегда не вовремя, – невозмутимо ответил Глеб, приблизился и присел рядом.

– Ну, ты как?

Я пожала плечами.

– Она в порядке, – резко сказал Влад.

– Тебе, конечно же, лучше знать! – огрызнулся Глеб.

– Хочу уехать отсюда, – не обращая внимания на их перепалку, прошептала я.

Глеб вздохнул. Помолчал немного, потом посмотрел на Влада.

– Выйди, Вермунд!

Ух, ты! Смело. Я усмехнулась про себя. С Владом этот номер не пройдет – он сам кого хочешь выставит. Достаточно будет взгляда, без слов. Но, к моему изумлению, Влад развернулся и неслышно покинул комнату.

– Я восхищена, что уж скрывать, – ошеломленно пробормотала я.

Глеб махнул рукой.

– Лучшее для тебя сейчас, конечно, убраться отсюда, забыть об атли и прочей дребедени, – сказал очень серьезно. – Постараться начать жить с чистого листа и все дела... – Он посмотрел странно, тревожно, и я вздрогнула. – Но ты не можешь.

– Это почему же? – нахмурилась я.

Глеб казался мне единственным адекватным человеком из всех ныне присутствующих в этом доме, и он туда же. Сейчас будет говорить, что связи между нами очень важны, и мы должны защищать друг друга, заботиться.

– Потому что теперь ты в опасности.

Ах, да, охотники...

– Я не боюсь, – насупилась я.

– Тот, молодой, все еще может найти тебя.

– Если отрекусь, он ни за что не выследит. Это под силу только древним.

Глеб покачал головой.

– Плохая идея.

– А мне так не кажется.

– Не умею я с женщинами... – пробормотал он и отвернулся.

Взгляд вернулся к его лицу, покрытому синяками. Я могла злиться на Влада, но Глеб тут был совершенно ни при чем, а я на нем срываюсь. Стало стыдно.

– Отречешься, больше не сможешь вернуться, – сказал он очень серьезно. – И дети твои не смогут. И дети детей. Считаешь, я не думал об этом? Думал. Но это... Черт! Разве ты не чувствуешь?

Я пожала плечами.

– Иногда.

– Все приходит со временем, – сказал он так, будто знал что-то, чего не знаю я. – А отречься всегда можно. И через месяц, и через год. Дай себе время.

Я покачала головой.

– Не знаю...

– Немного. Пока не заживут мои синяки.

Шутит? Я невольно улыбнулась. Глеб пострадал из-за меня, и меньшее, что я могу сделать, это выполнить его просьбу. Сойдут синяки, и уйду – делов-то?

– Только из особого отношения к тебе, – кивнула я. – И из чувства вины. Что надо делать?

– Перетерпеть сегодняшний вечер, – он скривился. – Особенно ту его часть, которая предполагает присягу.

– Не уверена, что выдержу.

– Я тоже, – вздохнул он и добавил уверенно: – Прорвемся!

Прорвемся. Что ж, попробуем прорваться...

В гостиной нас встретили напряженной тишиной, которую тут же нарушил Глеб:

– Ну, что, едем?

Влад расспрашивать не стал, только посмотрел на нас подозрительно.