Я не могла прийти в себя до вечера. Повторяла, что все кончено, ничего не вернешь, и нечего строить напрасные иллюзии, но сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Ну, почему именно сегодня? Когда я начала строить планы на будущее, окончательно забывая детали прошлогоднего позора.

– Ты в порядке? – Матвей выдернул из суетливых мыслей, и я вздрогнула. Удивительно, ведь даже не заметила, как он вернулся.

– Все нормально.

– Выглядишь взволнованной.

– Да, просто... забудь.

– Расскажи.

Впервые Матвей настаивал на разговоре. Будто знал. Будто чувствовал.

– Ерунда. Иногда прошлое ставит нас в тупик. – Я сжала его руку. Он не улыбнулся – напротив, стал серьезным, напрягся и спросил:

– Ты видела его?

Черт, у меня что, на лице написано? Врать я не хотела, потому кивнула. А затем вспомнила о главном событии сегодняшнего дня.

– Я должна тебе кое-что сказать.

– Постой. – Он высвободил ладонь и отвернулся. – Мне кажется, я знаю, о чем пойдет речь.

– Вот как?

– Только говори по существу. Если рвешь все, то делай это быстро.

– Рву... что? – опешила я.

– Ты ведь бросаешь меня.

Я посмотрела на Матвея, а увидела... себя. Ту себя, которая уходила из привычного и любимого мирка, рвала связи, прощалась с прошлым. Он словно готовился к тому же.

– Что ты говоришь такое? – Провела ладонью по гладко выбритой щеке, и испуг в карих глазах сменился надеждой. – Конечно, нет!

– Нет?

Я глубоко вздохнула.

– Я беременна.

Он нахмурился, словно не мог осознать смысла услышанного, а затем тихо спросил:

– Ты... что?!

Показалось, его голос дрогнул. Я застыла, ожидая других слов – сидела, не зная, что будет дальше. Вдруг Матвей еще не готов? Не превратится ли ребенок в обузу для него?

Он громко выдохнул, а затем улыбнулся. Как-то растерянно, по-мальчишески посмотрел на меня.

– Не врешь?

Я покачала головой.

– Полина! – Сгреб меня в охапку, и я задохнулась в сильных объятиях. – Я так счастлив!

Я прижалась к широкой мужской груди. Вот она – надежность. Не зыбкое счастье, сжигающая страсть и дневные терзания, а тихая уверенность.

Матвей только мой. А навязчивый образ Влада я прогоню. Не буду больше сомневаться. Мое будущее рядом с Матвеем. Навсегда.

Но сердце продолжало колотиться в груди, словно предчувствуя беду. Словно зная, как все будет.

А потом начались эти сны. Однообразные, туманные и пропитанные эротизмом. Яркие, насыщенные, безумные.

Со снами приходил Влад. Улыбаясь недобро, приближался, околдовывал.

В этих снах не было расставания. Только желание – безудержное, резкое. Растворится в нем, любить, любить... Чувствовать. Прикасаться.

Мы целовались до исступления, избавляясь от одежды, руки сжимали, царапали кожу, дыхание обжигало, шепот вгонял в транс.

Казалось, ко мне вернулось что-то важное, существенное.

Я хватала губами воздух, повторяя:

− Люблю тебя, люблю...

Он молчал, все больше улыбался, но как-то хитро, словно знал что-то, чего не знала я. А затем все менялось.

Влад исчезал, оставляя меня одну, и я снова наполнялась тоской.

Хотелось кусать локти. Ненужная, брошенная... Так мне и надо! Я ведь предала – предала Матвея...

Воспоминания о нем врывались в сознание чувством вины. Сожаление охватывало быстро, душа, царапая сердце изнутри.

Я просыпалась растерянная, совершенно разбитая. Обнимала Матвея и старалась отдышаться. Пыталась прогнать мысли о Владе, но они настойчиво возвращались пряными сценами, о которых мне было стыдно признаться самой себе.

Постоянно казалось, что он зовет меня. Было ли это правдой, или я просто нашла повод думать о нем снова? Заболеть им.

Сны сводили с ума. Повторялись, и с каждым днем становились все безумнее. Выматывали.

Матвей не понимал, что со мной творится, и, наверное, у него не хватало духа настоять, чтобы я рассказала. Я же закрылась ото всех, испугавшись собственного разума.

Так продолжалось три недели, и к концу третьей я превратилась в дерганую истеричку. Взяла больничный – на работу не хотелось, да и сил не было.

Матвей списывал все на гормоны беременных, но я видела проблему глубже. Пугающее, но логичное объяснение.

Болезнь?

Я боялась этого слова. Ведь не могла же сойти с ума от безумного влечения к человеку, давно покинувшему меня? Я всегда умела мыслить здраво, но эти сны... Они пугали до чертиков.

Говорят, чтобы избавиться от страха, нужно посмотреть ему в лицо.

Существует ли магия? Можно ли оправдать ею те или иные действия, лишенные воли? Можно ли сказать, что нас заставляют поступать определенным образом, или все же нужно отдавать себе отчет: мы сами виновны во всем, что происходит с нами?

Впервые с того дня, как покинула квартиру Влада, я сознательно направилась туда. Бездумно. Импульсивно.

Погода испортилась, начался снег с дождем, но это удивительным образом успокаивало. Мне всегда нравился дождь, еще с детства. Я могла часами сидеть и смотреть на разбивающиеся о подоконник капли, а если промокала, попадая под ливень, чувствовала себя по-детски счастливой.

На автобусе я добралась до центра и пошла в сторону дома Влада. Юркнула в подъезд вместе с каким-то жильцом, поднялась на лифте на седьмой этаж.

Даже воздух здесь имел знакомый запах. Черно-белая плитка на полу отзывалась на мои шаги глухим звуком. Лестничная площадка встретила уныло, словно ворча: «Тебя выгнали давно. Чего пришла?»

Я закрыла глаза, пытаясь привести в порядок мысли, повторяя заученную до дыр речь, которую готовила целых два дня.

Выдохнула. Нажала на кнопку звонка.

Может, его и дома-то нет. Все же человек занятой...

Замок звонко щелкнул, и дверь открылась.

Влад выглядел немного взъерошенным, словно только что проснулся, но это странным образом придавало ему шарма. Невольно всплыли образы из сновидений, и я поморщилась, стараясь прогнать их, очиститься.

– Нужно поговорить, – сказала я тихо, без приветствий. В глаза старалась не смотреть.

– Конечно. Что-нибудь случилось?

– В двух словах не объяснишь. Пригласи меня пообедать.

Он помолчал несколько секунд, затем кивнул.

– Подожди внизу, хорошо?

Я спустилась, вышла на улицу. Облокотилась о кованые перила на крыльце.

Что я делаю? Безумие какое-то...

Но в то же время почему-то знала, что должна быть здесь. Нет, была уверена в этом.

Дождь прекратился, и я отстраненно наблюдала, как два воробья резвились около массивной лавочки с витиеватыми узорами на подлокотниках. Ощущение безысходности не покидало – душило, давило на сердце, отдавалось гулким стуком в висках.

Влад появился через пять минут. Жестом велел следовать за ним, открыл дверь автомобиля, и я села на переднее сиденье.

Отвернулась и смотрела в окно на мелькающие улицы, изредка украдкой поглядывая на Влада. Он казался расслабленным, непринужденным, но со мной не заговаривал, словно отложил все слова на то время, когда мы окажемся в более подходящей обстановке. А может, у него и не было для меня слов...

Мы остановились у небольшого ресторанчика на окраине. Обстановка была знакомой, раньше мы часто тут обедали.

Улыбающаяся официантка в зеленом переднике встретила у двери и проводила к столику у окна.

– Это странно, не находишь? – озвучила я свои мысли, смущенно взглянув на Влада. Казалось, ситуация нисколько не удивляла его. Наоборот, он словно ждал, когда я, наконец, заговорю.

– Что именно?

– Мы... то есть, я хочу сказать...

– Я знаю, зачем ты здесь, Полина.

Я опешила. Так и осталась сидеть, распахнув глаза и открыв рот от удивления. Придумываемая часами речь тут же забылась. Как это — он знает? Откуда?

– Вопрос в том, готова ли ты узнать. – Влад откинулся на спинку стула, не сводя с меня пристального взгляда.

Мне стало не по себе, и я машинально глотнула воды из стакана.