Я нашла у нее дома записанные на клочке такие строки:

Я принесла этот клочок в больницу, чтобы спросить, какое вставить слово, хоть и не надеялась на то, что она поймет меня. Это было 23/IV, она была в совершенном бреду. На всякий случай я прочла ей эти строки. Морщась от боли, она тут же отозвалась: „Очень простое слово вставьте: этой“.

…В самом начале болезни Анна Александровна уже понимала, к чему идет дело, и однажды она сказала мне: „Не хочу так. Хочу, чтобы отпевали“. Её отпевали в церкви, потом отвезли в крематорий».

…Баркова выбрала судьбу неизвестной поэтессы, но она не желала быть поэтессой забытой. Пройти по всем мукам ада, умирать и воскресать, так любить и так ненавидеть и при этом остаться неуслышанной — это ужасало Баркову. И она мстила, казалось, самой поэзии — за невозможность стать той единственной реальностью, через которую явлено все. Она могла быть небрежной в стихах, рифмовать «машину» с «автомашиной», до крайности прозаизировать стих — вплоть до какого-то клинического воспроизведения в нем истории болезни. Она отрицала комфортабельность в чем угодно, в том числе и в литературе. Поэтому ее путь не мог никогда совпасть полностью с путем тех, для кого культура — родной дом, спасающий в самую трудную минуту от ледяного, жестокого ветра жизни. Баркова просто не могла существовать без этого ветра. Она была частью его. Он был для нее поэзией. А этой поэзии никогда не дано обнаружить полную меру художественного совершенства, ибо она может быть только началом. Но угадывается такая потаенная глубина, такой упрямый огнь бытия бьется во всем этом, что сами диссонансы становятся здесь порой достоинством поэзии.

Он не мог быть не услышан — метельно-мятежный голос Анны Барковой.

Предлагаемая читателю книга состоит из двух разделов. В первый вошли стихи из единственного сборника А. Барковой — «Женщина». Композиция этого сборника сохранена. Второй раздел составили стихотворения 1920–1976 гг., в небольшой своей части опубликованные в различных периодических изданиях, а в большей части публикуемые впервые.

Даты в скобках обозначают время первой публикации. Недатированные стихотворения помещены в конце второго раздела.

Трудно поверить, что автору этой книги 20 лет.

Трудно допустить, что кроме краткого жизненного опыта и нескольких классов гимназии ничего не лежит в ее основе. Ведь в конце концов это значит, что в основе книги лежит только богато одаренная натура.

Посмотрите: А. А. Баркова уже выработала свою своеобразную форму, — она почти никогда не прибегает к метру, она любит ассонансы вместо рифм, у нее совсем личная музыка в стихах — терпкая, сознательно грубоватая, непосредственная до впечатления стихийности.

Посмотрите: у нее свое содержание. И какое! От порывов чисто пролетарского космизма, от революционной буйственности и сосредоточенного трагизма, от острого до боли прозрения в будущее до задушевнейшей лирики благородной и отвергнутой любви.

Пожалуй, эта интимная лирика слабее остальных мотивов Анны Александровны. Не нарочно похоже на Ахматову, но какая совсем иная и какая богатая связь у этой дочери пролетариата между амазонкой в ней и скорбной влюбленной.

Совсем свое лицо у этого юного человека.

Я нисколько не рискую, говоря, что у товарища Барковой большое будущее, ибо она оригинальна без кривлянья, имеет манеру без убийственной даже у крупных футуристов и имажинистов манерности.

Растите с низов, дорогие молодые дарования!

А. Луначарский

Петроград Дом Ученых

29/X

(1921)

(1921)