(1928) Обреченная Холодным ветром веет Из властных серых глаз. Не смею, не посмею Ни после, ни сейчас. Не сделать мне ни шагу На страшное крыльцо. Белеет, как бумага, Влюбленное лицо. Я знаю, виновата, И страшною виной. Жених сосновый свата Вчера прислал за мной. Встречала, угощала. Ушел — и сыт, и пьян. Хлестнуло кровью алой Из уст моих в стакан. Наверно, так и надо, В последний раз грешу, Холодным ветром взгляда В последний раз дышу. Хоть раз бы поглядели Вы с лаской на меня. Считаю я недели До гибельного дня. (1928) Ветхий завет Поэты прежние грезили, Мы, как бомбы, взрываем года. Разве песни мои — поэзия? В них смерть, мятеж и беда. Сумасшедший, ты смотришь с хохотом: Какая забавная игра! Земля разверзается с грохотом До пламенного ядра. Своей ли звериной жаждой Разрываю я нервы строф? О, сколько в сердцах у каждого Стихийных прошло катастроф. Разве это романсы жгучие И страстей декадентских бред? Раздавили силы могучие Наш любимый ветхий завет. Откройте себя, не пугаясь, Загляните на самое дно, И поймете, что я не другая, А такая, как вы, всё равно. В испытаниях будьте тверже, — К старым чувствам возврата нет. Пусть и в песнях будет повержен Погибающий ветхий завет. Отреклись от Христа и Венеры, Но иного взамен не нашли. Мы, упрямые инженеры Новой нежности, новой земли. (1928) Последний козырь Я знавала сухие слезы: Влаги нет, а глаза в огне. Я бросаю последний козырь — Иль подняться, иль сгинуть мне. Слишком много сыграно партий — Вечный проигрыш, вечный позор. Я склоняюсь к последней карте. Как преступник под острый топор. Отойдите, друзья. С неизвестным Я останусь с глазу на глаз. Нужно силы последние взвесить В этот мне предназначенный час. Нужно выпить черную чашу. Пусть я буду, как прежде, одна. Запоздалая помощь ваша Бесполезна и ненужна. Вы — счастливцы, избравшие прозу. Страшен песен слепой произвол. Я бросаю последний козырь На проклятый зеленый стол. 1928
«Какая злая лень…» Какая злая лень, И сердце чуть звучит. Потонет каждый день В нахлынувшей ночи. И хлынет мне в глаза Предсмертной ночи муть, И нечего сказать, И некого вернуть. Смертельный холод лют, Удушлив темный смрад. О, если б Страшный Суд! О, если б мрачный ад! Нахлынет и несет Неведомо куда, И в посиневший рот Вливается вода. Забудь! О всём забудь! Да будет персть легка. Уж раздавила грудь Предсмертная тоска. 1929 «За чертовой обеднею…» За чертовой обеднею, В адском кругу Жалкую, последнюю Берегу. Кругом темнота всё гуще, Мир слеп. Это мой хлеб насущный, Хлеб. Кусок нищему дорог, Как матери детское имя. Быть может, придет ворог И это отнимет. Кроткая, некрасивая, милая, Ты над пропастью хрупкий мост, Ты последняя кровь в моих жилах, Последняя неугасимая из звезд. Израненный, с перебитым хребтом, Затравленный зверь, Только тебе открыт мой дом, Верь! Я не ожидаю благих вестей, Всё убито, искалечено! Храню тебя, истерзанную до костей Кнутами мастера дел заплечных. За чертовой обеднею, В адском кругу Жалкую, последнюю Берегу. 1930 «Лирические волны, слишком поздно!..» Лирические волны, слишком поздно! Прощаться надо с песенной судьбой. Я слышу рокот сладостный и грозный, Но запоздал тревожный ваш прибой. На скудные и жалкие вопросы Ответы всё мучительней, все злей. Ты, жизнь моя, испорченный набросок Великого творения, истлей! |
