1954 Тоска татарская Волжская тоска моя, татарская, Давняя и древняя тоска, Доля моя нищая и царская, Степь, ковыль, бегущие века. По соленой Казахстанской степи Шла я с непокрытой головой. Жаждущей травы предсмертный лепет, Ветра и волков угрюмый вой. Так идти без дум и без боязни, Без пути, на волчьи на огни, К торжеству, позору или казни, Тратя силы, не считая дни. Позади колючая преграда, Выцветший, когда-то красный флаг, Впереди — погибель, месть, награда, Солнце или дикий гневный мрак. Гневный мрак, пылающий кострами, То горят большие города, Захлебнувшиеся в гнойном сраме, В муках подневольного труда. Всё сгорит, всё пеплом поразвеется, Отчего ж так больно мне дышать? Крепко ты сроднилась с европейцами, Темная татарская душа. 1954 Ритм с перебоями Ритм с перебоями. Оба сердца сдают, И физически, и поэтически. Постигнул меня, вероятно, суд За жизнь не совсем «этическую». Снег в темноте. Очень белый снег. И на нем очень черные люди. Замер сердца тяжелый бег, Оно дрожит, подобно Иуде. Повесившемуся на осине. Белый скучный снег, Как жаль мне, что он не синий. Был синий, синий на родине брошенной. И у меня ведь была родина, Где я родилась не для хорошего, Чувствительная уродина. Ненужная… имя рек… Ах, зачем этот скучный снег, Белый, белый, как саван, Как старцев почтенные главы. А на белом тусклом снегу, погляди: Такие черные тусклые люди. И у каждого горькая гниль в груди, И каждый подобен Иуде. Но эти Иуды не повесятся На дрожащей проклятой осине. …Прогнать бы назад годы и месяцы И увидеть бы снег мой синий! Сейчас мы с тобой вместе бываем Минуты самые считанные, И эти минуты мы швыряем, Словно книгу, до дыр зачитанную. Швыряем их, зевая, бранясь, Не ценя, ни капли не радуясь, В любую самую подлую грязь, В любую пошлость и гадость. Мы очень богаты? Друзьями? Чувствами? — И живем, всем ценным швыряясь? Ничуть. В нашей жизни, как в погребе, пусто, И как в погребе затхлость сырая. А дальше? Боюсь, что то же самое: Белый снег и черные люди, Черно-белое, злое, косое, упрямое, Полосатая верстовая тоска. А потом мы спокойными будем И прихлопнет неструганая доска. А может быть, ляжем в приличном гробу, Аккуратном, свежеокрашенном. Но даже пристойную эту судьбу Предвидеть немножко страшно нам. Нет, уж лучше в общую яму лечь, Нет, уж лучше всё сразу сбросить с плеч. Нет, уж лучше беспечно встать под прицел С улыбкой дерзкою на лице! А сейчас, пока смерти не скажем — пас, Мы любим, любим в последний раз. Наше чувство ценней и прекрасней нас. Нам надо любить в последний раз. 1954
Русь Лошадьми татарскими топтана, И в разбойных приказах пытана, И петровским калечена опытом, И петровской дубинкой воспитана, И пруссаками замуштрована, И своими кругом обворована. Тебя всеми крутило теченьями, Сбило с толку чужими ученьями. Ты к Европе лицом повернута, На дыбы над бездною вздернута, Ошарашена, огорошена, В ту же самую бездну и сброшена. И жива ты, живым-живехонька, И твердишь ты одно: тошнехонько! Чую, кто-то рукою железною Снова вздернет меня над бездною. 1954 «Нам отпущено полною мерою…» Нам отпущено полною мерою То, что нужно для злого раба: Это серое, серое, серое — Небеса, и дождя, и судьба. Оттого-то, завидев горящее В багрянеющем пьяном дыму, От желанья и счастья дрожащие, Мы бежим, забываясь, к нему. И пускаем над собственной крышею Жарких, красных, лихих петухов. Пусть сгорает всё нужное, лишнее — Хлеб последний, и дети, и кров. Запирались мы в срубах раскольничьих От служителей дьявольской тьмы. И в чащобах глухих и бессолнечных Мы сжигались и пели псалмы. Вот и я убегаю от серого Растревоженной жадной душой, Обуянная страшною верою В разрушенье, пожар и в разбой. 1954 «Днем они все подобны пороху…» Днем они все подобны пороху, А ночью тихи, как мыши. Они прислушиваются к каждому шороху, Который откуда-то слышен. Там, на лестнице… Боже! Кто это? Звонок… К кому? Не ко мне ли? А сердце-то ноет, а сердце ноет-то! А с совестью — канители! Вспоминается каждый мелкий поступок, Боже мой! Не за это ли? С таким подозрительным — как это глупо! — Пил водку и ел котлеты! Утром встают. Под глазами отеки. Но страх ушел вместе с ночью. И песню свистят о стране широкой, Где так вольно дышит… и прочее. |
