Август 1921 Суд В глазах осужденье прочесть При свете электрических глаз… Что мне сдержанность, честь И самая жизнь сейчас! А свет электрических ламп Беспощадно ярок и желт. Покорно твой суд приняла И ты глаза отвел, Невольно страсть дразня Темнеющей впалостью щек. Ну что ж! Презирай меня Еще, и еще, и еще. (1922) Черный мотор I. Угрожающе-страстным дыханьем — Берегись! — напомнил мотор. И рубашки белой сиянье Ослепило, как солнце, мой взор. Почему я не бросилась смело Под блестящую черную грудь? Он сошел бы рубашкой белой Мне в предсмертный взгляд блеснуть. Этим, в белой рубашке, я сгублена, Лишена всех гордых сил, А другой, черный возлюбленный. До конца бы меня раздавил. Черный блеск… белый блеск… Всё за пылью… В отдаленье грозит мне мотор. О, какие помогут усилья Прояснить ослепленный взор! II. Сидишь на подушках, качаясь: Насмешливая складка губ. Не думаешь ты, не чаешь, Как я тебя обожгу. О милый, сухой, — бесстрастный, К тебе я в мотор вскочу, Головой горящей красной Прильну к твоему плечу. Бесстыдное, злое, бесчестное, Бросаю сердце в простор. Умчи же нас в неизвестное, Безумный черный мотор. 13 сентября 1921 «Человека этого с хмурой бровью…» Человека этого с хмурой бровью Разве можно легко любить? Я живу с величавой скалой-любовью, Вознесенной в моей глуби. И со всеми я смеюсь, лицемеря, Смехом неверья злым, И никто, никто не сможет измерить Крепость моей скалы. Я посылаю ему навстречу За песней торжественной песнь, И, схожее с ним, взором отмечу Каждое лицо в толпе. Во мне он старую душу выжег И сдунул, как горсть золы. Поведайте, песни, о том, что я вижу С вознесенной высоко скалы. (1921) Русская азиатка I. Размахнись-ка вечерком Пламенеющим платком И пройдись-ка ты лужком, Русская азиатка. Желтым личиком дерзка, И раскоса и легка, Пропляши-ка трепака, Русская азиатка. Ты задорна и смела, И жестоко весела, Ты с ума меня свела, Русская азиатка. Кровь одна в тебе и мне, Нам в одном гореть огне, В плясовом хмелеть вине, Русская азиатка. В круге рук своих замкни, В сердце полымем дохни, Душу настежь распахни, Русская азиатка. Этим красным вечерком Размахнемся мы платком И упляшем далеко, Русская азиатка. II. Я с чертом торгуюсь упорно; Я душу ему продаю. Да ну, раскошеливайсь, черный! Смеюсь, дразню и пою. От желтой страсти пьяной Не двинуться, словно в цепях. Взлечу же хоть раз и кану В монгольских глубоких степях. Еще мне заплатишь… Да знаешь Об этой уплате ты сам. Эй, черт! Не скупись, заскучаешь По красным моим волосам. Эх, желтая страсть иссушила! Ну, дьявол, купи, не скупись! Посею последнюю силу В сожженной монгольской степи. III. Полюбила лицо твое желтое И разрез твоих узких глаз. Как курок, мою душу взвел ты, Перед взлетом страсть напряглась. Твоему поклоняюсь идолу И казнящему хрустко ножу, А о том, что за ними увидела, Никому ничего не скажу. Я — в монгольской неистовой лихости. Моя песнь — раздражающий стон, Преисполненный зноя и дикости Незапамятных страшных времен. Узким глазом смеясь и скучая, Мой возлюбленный желтый молчит. Почему же он мне не вручает От монгольского царства ключи? Бледный мир, испугавшись, отринет Сумасшедшей монголки любовь. Харакири на помощь! Да хлынет Монгольская дикая кровь! (1921) Чужие сады I. Я люблю чужие сады, Но мне своего не иметь. Я брожу. И мои следы Незаметны во тьме. Сторожа-ограды стоят, Нельзя умолить ни одной, И каменных впадин взгляд Следит неотступно за мной. Тяжелую поступь мою От врагов, тьма, схорони. А в саду птицы поют И каждый листочек звенит. Владелец ревнивый, скупой, Несказанно ты богат. На минуту сжалься, открой Ворота в возлюбленный сад. |
