Я не хочу смотреть, как сестра заново ставит розы в вазу.

- Ты не собираешься прочитать карточку? – настаивает она.

- Нет, и ты тоже, - отвечаю я, вырывая ее из рук сестры и тоже бросая в мусор.

Внезапно появляются мои зять и папа и смотрят на нас. Сестра преграждает мне путь к розам.

- Вы можете себе представить, что она хочет выбросить это чудо в помойку?

- Я могу, - заверяет отец.

Хесус улыбается и, подойдя к сестре, целует ее в шею.

- По крайней мере, здесь есть ты, чтобы спасти их, голубка.

Я не отвечаю.

Я на них даже не смотрю.

Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать эти их «голубка» и «голубок». Они, что, последний ум потеряли?

Я разогреваю себе кофе в микроволновке и, выпив его, слышу звонок в дверь. Я бормочу проклятия и встаю, с намерением убежать, если это Эрик. Заметив мое выражение лица, отец, сам идет открывать. Пару секунд спустя он возвращается один, весьма довольный и кладет что-то на стол.

- Смугляночка, это для тебя.

Все смотрят на меня ожидания, что я открою огромную бело-золотую коробку. В конце концов, я сдаюсь и раскрываю ее. Когда я достаю содержимое, племянница, которая в этот момент входит на кухню, восклицает:

- Да это же целый сладкий футбольный стадион! Клааас!

- Мне кажется, что кое-кто хочет подсластить тебе жизнь, родная, - шутит отец.

Я, открыв рот, смотрю на огромное футбольное поле, воспроизведенное в мельчайших деталях. На нем даже есть трибуны и публика, а на табло написано «Я тебя люблю!» по-немецки «Ich liebe dich».

Мое сердце безумно трепещет.

Я не привыкла к таким вещам и не знаю, что сказать.

Эрик сбивает меня с толку, сводит с ума! Но, в конце концов, я грозно рычу, и сестра быстро перемещается в мою сторону.

- Ты ведь не собираешься его выкинуть, правда? – спрашивает она.

- Вообще-то собираюсь, - отвечаю я.

Племянница встает между нами и предупреждающе поднимает палец.

- Теееетя, ты не можешь его выбросить!

- И почему это? – обиженно спрашиваю я.

- Потому что это очень красивый подарок от дяди, который мы должны съесть, - я улыбаюсь, увидев хитрое выражение ее лица.

Но улыбка резко обрывается, когда я слышу, как она добавляет:

- К тому же, ты должна его простить. Он этого заслуживает. Он очень хороший и этого заслуживает.

- Заслуживает?

Лус согласно кивает головой.

- Когда я поссорилась с Алисией из-за фильма, и она назвала меня глупой, я очень обиделась, помнишь? – вспоминает племянница, и я соглашаюсь.

Девочка продолжает:

- Она попросила у меня прощения, и ты мне тогда сказала, что я должна подумать о том, что для меня важнее – моя обида или лучшая подруга. Сейчас, тетя, я говорю тебе то же самое. Ты настолько обижена, что не простишь дядю Эрика?

Пока я, все еще открыв рот, смотрю на кроху, которая это сказала, в разговор вмешивается отец:

- Смугляночка, мы заложники наших слов.

- Точно, папа, и Эрик тоже, - заявляю я, вспоминая все, что он мне говорил.

Племянница смотрит на меня в ожидании ответа. С невинным выражением лица она хлопает глазами, как маленький медвежонок. Она еще ребенок, и я не должна об этом забывать. Специально для нее, уже едва сдерживаясь, я тихо говорю:

- Лус, если хочешь, можешь съесть все футбольное поле целиком. Я тебе его дарю, хорошо?

- Вау!- хлопает в ладоши малышка.

Все улыбаются, и их улыбки выводят меня из себя. Почему никто меня не понимает?

Они знают, что мы с Эриком расстались, хотя никто, кроме сестры, не знает, что это случилось из-за женщины. Но даже сестре я не рассказала всю правду. Если бы Ракели или кому-нибудь еще стала известна вся подоплека событий, даже представить страшно, что бы с ними произошло.

Я чувствую себя все более подавленно и, чтобы развеяться, иду к своей подруге Росио. Уверена, что уж она-то не будет говорить со мной об Эрике. И я не ошибаюсь.

Я возвращаюсь домой, чтобы поесть. Телефон звонит без остановки, и я его выключаю.

Ну пожаааалуйста, хватит уже!

В десять часов вечера я ухожу в паб. Мне нужно работать. Но когда я уже в дверях здороваюсь с друзьями, то вижу, как мимо нас проезжает темный «БМВ», и узнаю за рулем Эрика. Я прячусь, и он меня не замечает. Судя по направлению, в котором он проехал, он направляется в дом моего отца.

Я чертыхаюсь, чертыхаюсь и чертыхаюсь. Почему он так настойчив?

На смену тревоге ко мне приходит отчаяние, и в этот момент кто-то касается моей спины, я оборачиваюсь и вижу Давида Гепардо. Какой же он красавчик! Я радостно ему улыбаюсь и пытаюсь сосредоточиться на нем. Вместе мы входим в паб. Он приглашает меня выпить, затем я его. Он очень мил и любезен, и по его взгляду и по тому, что он говорит, я понимаю, что ему нужно. Секс! Но нет. Я сегодня не в том настроении и поэтому решаю не замечать знаков, которые он мне посылает, пока я разливаю напитки за барной стойкой.

Двадцать минут спустя я вижу, как в заведение входит Эрик, и мое сердце начинает громко стучать.

Тук-тук, тук-тук.

Он заходит один, смотрит вокруг и быстро находит меня. Эрик решительно подходит ко мне и говорит:

- Джуд, сейчас же пойдем отсюда со мной.

Давид смотрит на него, а затем на меня.

- Ты знаешь этого типа? – спрашивает он.

Я уже собираюсь ответить, когда Эрик меня опережает:

- Это моя женщина. Ты что-то еще хотел узнать?

Его женщина? Да кем он себя возомнил?

Давид удивленно смотрит на меня. Я так же удивленно моргаю глазами и, заканчивая смешивать «Кубу Либре»[6] для рыжего парня справа, отвечаю:

- Я не твоя женщина.

- Да неужели?

- Нет.

Я передаю бокал рыжему, и он мне улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ. Как только он расплачивается, я поворачиваюсь к Эрику, который все еще настойчиво ждет, и поясняю:

- Я вовсе не твоя. Все, что было между нами, закончилось, и…

Но Эрик пристально смотрит на меня своими потрясающими голубыми глазищами и не дает мне закончить:

- Джуд, дорогая, перестань говорить глупости, и пойдем уже отсюда.

Меня раздражают его слова, и я рычу в ответ:

- Это ты перестань говорить глупости, курносый. И повторяю – я не твоя женщина, и уж тем более не твоя невеста. Я ни на гран не принадлежу тебе и хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

- Джуд…

- Я хочу, чтобы ты забыл обо мне и дал мне уже поработать, - раздраженно продолжаю я. – Я хочу, чтобы ты нашел себе другую женщину, на которую бы срывал свое дурное настроение, и держался бы от меня подальше. Понятно?

Мое лицо становится серьезным, а лицо Эрика остается все так же непроницаемым.

Он все смотрит, смотрит, смотрит на меня…

Он сжимает челюсти, и я понимаю, что в этот момент он сдерживает свои самые примитивные импульсы, те самые, которые сводят меня с ума. Боже, я, все таки, мазохистка! Давид смотрит на нас обоих, но прежде, чем мне удается что-либо сказать, Эрик тихо произносит:

- Хорошо, Джуд. Я сделаю то, о чем ты просишь.

Не сказав больше ни слова, он поворачивается и идет дальше вдоль барной стойки. Чувствуя неловкость, я провожаю его взглядом.

- Кто этот тип? – спрашивает Давид.

Я не отвечаю. Я только и могу, что следить взглядом за Эриком, наблюдая, как бармен на другом конце барной стойки наливает ему виски. Давид настаивает:

- Если это не очень бестактно с моей стороны, ответь все же, кто это?

- Кое-кто из моего прошлого, - отвечаю я, не вдаваясь в подробности.

С головой уйдя в собственные обиды, я пытаюсь забыть о том, что Эрик все еще здесь. Я продолжаю смешивать напитки и улыбаться людям, которые подходят ко мне, чтобы их заказать. Я довольно долго не смотрю на него. Я стараюсь его избегать и сохранить себе тем самым хорошее настроение. Давид очень любезен и постоянно пытается меня рассмешить. Но улыбка застывает у меня на губах, а кровь отливает от лица, когда я, направляясь к стеллажу за понадобившейся мне бутылкой, замечаю Эрика, беседующего с какой-то красоткой. Он не смотрит на меня. Он весь сосредоточен на девушке, и это заводит меня на полную катушку. В плохом смысле.