- Как у тебя дела в колледже?
Ребенок мотает головой, чтобы я перестала его трогать и отвечает:
- Хорошо.
Я замечаю, что его губа уже выглядит лучше, чем вчера, и укоризненно качаю головой. Так дальше не может продолжаться и, наклонившись, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, я тихо говорю:
- Флин, ты не должен позволять ребятам так с тобой обращаться. Ты должен защищаться.
- Да, конечно, а когда я так и поступаю, дядя сердится, - язвительно парирует он.
Я вспоминаю, что рассказал мне Эрик, и признаю, что вынуждена согласиться с парнишкой.
- Ладно, Флин, я прекрасно понимаю, о чем ты. Я не знаю точно, что такого произошло вчера, что тому мальчику пришлось накладывать швы.
Флин опускает голову, но по тому напряжению, в котором застыло его тело, я чувствую, что ему не безразличны мои слова.
- Послушай, не позволяй…
- Замолчи! – в гневе кричит он. – Ты ничего не знаешь. Замолчи!
- Хорошо. Я больше не скажу ни слова. Но я хочу, чтобы ты знал, что я в курсе того, что происходит. Я все видела. Видела, как твои так называемые друзья, которых ты подвозишь на машине в колледж, тебя бьют и издеваются над тобой, как только Норберт уезжает.
- Они мне не друзья.
- Мне не надо это объяснять, - с иронией замечаю я. – Я это уже поняла. Вот чего я не понимаю, так это, почему ты это не объяснишь своему дяде.
Флин встает. Он толкает меня с явным намерением выставить из комнаты, и ему это удается. Когда прямо перед моим носом захлопывается дверь, моим первым желанием становится открыть ее и сказать ему все, что я о нем думаю, но, поразмыслив немного, я решаю оставить все, как есть. Я дала ему пищу для размышлений. Теперь нужно подождать, пока он попросит у меня помощи. Звонит мой мобильный. Это Эрик.
Обрадовавшись, я больше часа разговариваю с ним. Он расспрашивает меня о том, как прошел мой день, я интересуюсь, как его дела, а оставшееся время мы посвящаем тому, что говорим друг другу прекрасные и жаркие слова любви. Я обожаю его. Я его люблю. Я скучаю по нему. Перед тем как повесить трубку, он говорит, что снова позвонит мне, когда приедет в отель. Отлично!
Мне скучно, я не знаю, чем заняться, и поэтому направляюсь в комнату, которую Эрик отдал в мое распоряжение, захожу и начинаю разбирать свои коробки с музыкальными дисками. Наткнувшись на диск Малу, с которым у меня связано так много прекрасных воспоминаний, я решаю поставить его в свой маленький музыкальный центр.
Sé que faltaron razones..., sé que sobraron motivos.
Contigo porque me matas... y ahora sin ti ya no vivo.
Tú dices blanco..., yo digo negro.
Tú dices voy..., yo digo vengo
Подпевая этой песне, без которой невозможно представить наших с Эриком отношений, я продолжаю разбирать вещи из коробок. Я с нежностью гляжу на свои книги и начинаю расставлять их на этажерке, купленной специально для них.
Внезапно дверь в комнату распахивается настежь, на пороге появляется разозленный Флин и заявляет:
- Выключи музыку. Она мне мешает.
Я удивленно смотрю на него.
- Мешает?
- Да.
Я вздыхаю. Музыка не может мешать. Она для этого не настолько громкая, но, решив не идти на конфликт, я поднимаюсь и делаю звук немного тише. Я возвращаюсь к полкам и беру книги, которые оставила на полу. Краем глаза я наблюдаю за тем, как этот сопляк направляется к музыкальному центру, ударом руки выключает его и уходит.
«Сукин ты сын. Ты сам напросился», - думаю я про себя.
Положив книги на стол, я подхожу к музыкальному центру и опять включаю музыку. В этот момент мальчик, который уже почти вышел за дверь, замирает, и, глядя на меня так, как будто ему хочется меня убить, орет:
- Почему ты никак не уберешься отсюда?!
- Что?!
- Проваливай и перестань всем мешать.
Я стою, прикусив язык. О, да! Уж лучше так, чем позволить моей бешеной натуре выйти наружу, а иначе этот маленький ворчун узнает, как обижать испанку. Он с хмурым видом подходит к музыкальному центру. Выключает музыку, достает диск, не говоря ни слова, идет к французскому окну, открывает его и выбрасывает диск на улицу.
О, боже, мой диск Малу!
Я его убью, убью, убьюууууууууу!
Ни на секунду не задумавшись, я выхожу наружу искать его. Я, как ребенка, поднимаю его с земли и очищаю от снега краем своей футболки, вспоминая в уме недобрым словом всех родственников этого маленького идиота. И тут, поворачиваясь обратно, я слышу щелчок закрывающейся двери.
Закрыв глаза, я шепчу:
- Боже, пожалуйста, дай мне терпения!
На улице холодно. Очень холодно. И я снаружи дергаю за ручку.
- Флин, открой немедленно, пожалуйста.
Маленький дьявол смотрит на меня и злобно улыбается. Он поворачивается и, сбросив книги, которые я уже поставила на этажерку, и, растоптав несколько дисков, выходит из комнаты. Ну, погоди, ты у меня попляшешь! Я пытаюсь открыть дверь, но она заперта изнутри.
- Черт!
Мне очень хочется придушить мальчишку, пока я иду к следующей стеклянной двери, а мои ноги утопают в снегу. Боже, как холодно! Я подхожу к окнам комнаты, где Флин делает уроки и вижу, как он в нее заходит. Я стучу по стеклу со словами:
- Флин, пожалуйста, открой дверь.
Он даже на меня не смотрит. Он проходит мимо!
Я дрожу. На улице кошмарно холодно, и я пытаюсь убедить его открыть мне дверь. Но безуспешно. Он не обращает на меня никакого внимания, и десять минут спустя, когда мои зубы начинают отбивать чечетку, влажные волосы заледенели и торчат, как палки, а под носом свисает сосулька, я ору, как сумасшедшая, колотя кулаками в дверь.
- Флин, сукин ты сын! Открой эту чертову дверь!
Мальчик, наконец, поворачивается ко мне лицом. Думаю, он ему стало меня жалко. Он встает, подходит к двери и… вжик… закрывает шторы. Я с раскрытым от удивления ртом продолжаю стучать, по-испански повторяя ему все, что я о нем думаю. Абсолютно все.
Пошел снег. Я стою на улице, одетая лишь в жалкую тоненькую домашнюю хлопчатобумажную одежду для дома и теннисные туфли. Мне холодно. Ужасно холодно. Стараясь согреться, я тру руки, и думаю, что делать дальше. Я бегу к двери на кухню. Она закрыта. Я вспоминаю, что Симоны и Норберта нет дома. Я пытаюсь зайти в дверь, ведущую в гостиную. Она тоже закрыта. Главный вход. Закрыт. Дверь в кабинет Эрика. Закрыта. Окно в ванной комнате. Закрыто.
Я дрожу. Я скоро превращусь в ледышку. Из-за того, что мои влажные волосы промерзли до самых корней, я начинаю чихать. Так можно заработать воспаление легких. Я возвращаюсь туда, где за шторами сидит Флин. Мне хочется его убить. Подняв голову вверх, я вижу балкон. Не подумав об опасности, я встаю на приступок, чтобы дотянуться до него, но я так продрогла, а приступок такой скользкий, что я падаю прямиком на землю. Поднявшись, я повторяю все заново. Но, не успев зацепиться за балкон, черт… мои туфли соскальзывают, и я опять падаю на землю, перед этим ударившись лицом об стену. Удар был ужасным, и у меня жутко болит подбородок.
Распластавшись на снегу, я едва дышу от боли, но встаю и с лицом, покрытым льдинками, кричу:
- Открой эту проклятую дверь! Я замерзла.
Флин раздвигает занавески. Он сам на себя не похож. Мальчик что-то говорит, но я его не слышу. И тогда он открывает дверь и кричит:
- У тебя кровь!
- Где?
Но можно уже не отвечать. Посмотрев себе под ноги, я вижу, что снег там окрасился в красный цвет. Серая футболка стала красной, и, дотронувшись до подбородка, я нащупываю рану, а мои руки наполняются кровью. Флин испуганно глядит на меня. Он не знает, что делать, и я говорю, заходя в его комнату:
- Дай мне полотенце или какую-нибудь салфетку. Быстро!
Он выбегает и возвращается с полотенцем, но пол уже весь в крови. Я прикладываю ткань к подбородку и стараюсь успокоиться. Во рту чувствуется металлический привкус крови. В добавок ко всему, я прикусила губу. Я одна с Флином. Симоны и Норберта нет дома, и мне срочно нужно в больницу. Я решительно смотрю на Флина, который все еще растерян, и спрашиваю у него:
