- О, боже, как я могла это пропустить! – ужасаюсь я, хватаясь за сердце.

Симона отрицательно мотает головой. Она улыбается и, рассмешив меня, признается:

- Я вам записала.

Я хлопаю в ладоши, целую ее, и мы вместе бежим в гостиную, чтобы увидеть записанную серию.

Посмотрев эту пошлость, на которую так подсела, я возвращаюсь в гараж. Прежде чем начать постоянно кататься, а также ездить с Юргеном и его друзьями по проселочным дорогам, я хочу тщательно подготовить мотоцикл. Первым делом мне надо поменять масло. Норберт с неохотой покупает мне специальное моторное масло. Когда он его приносит, я располагаюсь в укромном уголке гаража и превращаю его в автомастерскую, как меня учил отец.

После посещения «Мюллера» и операции Эрика, я решаю, что в данный момент не хочу работать. Сейчас я могу выбирать. Мне хочется наслаждаться всей полнотой жизни без спешки, проблем, сплетен внутри компании. Слишком много незнакомых мне людей будут косо смотреть на меня только за то, что я невеста их шефа, да еще и иностранка. Нет, я не хочу! Я предпочитаю гулять с Трусом, смотреть «Безумие Эсмеральды», плавать в великолепном крытом бассейне или кататься с Юргеном, кузеном Эрика, на мотоцикле. Это просто потрясающе, и я все это обожаю. Эрик ничего не знает. Я скрываю все от него, и Юрген тоже хранит мой секрет. В данный момент ему лучше ничего не знать.

В среду утром я с Соней и Мартой уезжаю загород, туда, где они занимаются парашютным спортом. С энтузиазмом наблюдаю я за тем, как инструктор показывает им, что они должны делать в воздухе. Они уговаривают меня присоединиться к ним, но я предпочитаю смотреть. Хотя сначала мне казалось, что было бы весело прыгнуть с парашютом, когда я вижу это так близко, меня это пугает. Они собираются делать свой первый свободный прыжок и поэтому очень нервничают. Что касается меня, так я просто бьюсь в истерике! До этого момента они всегда прыгали вместе с инструктором, но на этот раз все по-другому.

Я думаю об Эрике, о том, что бы он сказал, если бы узнал об этом. Я чувствую обреченность. Не хочу даже думать о том, что может произойти что-то плохое. Кажется, Соня читает мои мысли и подходит ко мне.

- Спокойно, сокровище мое. Все будет хорошо. Побольше позитива!

Я пытаюсь улыбнуться, но мое лицо застыло маской от холода и нервозности.

Прежде чем подняться в небольшой самолет, они обе меня целуют.

- Спасибо, что держишь все в секрете, - говорит Марта.

Когда женщины заходят внутрь, я машу им рукой. Я, нервничая, наблюдаю за тем, как самолетик набирает высоту и почти исчезает из видимости. Инструктор, оставшийся со мной, объясняет мне тысячи профессиональных вещей.

- Смотрите, они уже в воздухе.

С сердцем, застрявшим где-то в горле, я вижу, как падают малюсенькие точки. Я с тревогой наблюдаю за тем, как эти точки опускаются все ниже…, ниже… и ниже, и когда я уже готова закричать, парашюты раскрываются и, почти получив инфаркт, я начинаю аплодировать. Несколько минут спустя, когда парашютисты достигают земли, я вижу, что Соню и Марту переполняют эмоции. Они кричат, прыгают и обнимаются. Они сделали это!

Я снова хлопаю в ладоши, но, честно говоря, не знаю, делаю я это потому, что они достигли своей цели, или потому что с ними ничего не случилось. Одна только мысль о том, что сказал бы Эрик, приводит меня в ужас. Когда они меня замечают, то бегут ко мне и обнимают меня. Мы весело прыгаем и кружимся, как три девчонки.

Вечером, когда Эрик спрашивает меня, где я была с его матерью и сестрой, я лгу. Я выдумываю, что мы были в спа-салоне на массаже и шоколадно-кокосовом обертывании. Эрик улыбается. Ему нравится моя ложь, а я чувствую себя плохо. Очень плохо. Мне не нравится лгать, но раз я пообещала Соне и Марте, то не могу их подвести.

Однажды утром мне звонит по телефону Фрида и через час приезжает к нам с маленьким Гленом. Какой же милый этот малыш! Мы долго болтаем, и она признается мне, что является горячей поклонницей «Безумия Эсмеральды». Меня это забавляет. Это невероятно! Я не единственная девушка, которая ее смотрит. В конце концов, Симона права, когда утверждает, что этот мексиканский телесериал стал в Германии массовым феноменом. После других признаний, я показываю Фриде мотоцикл и Труса.

- Джудит, ты любишь злить Эрика?

- Нет, - весело отвечаю я. – Но он должен принять то, что нравится мне, так же как я принимаю то, что нравится ему, разве не так?

- Да.

- Я ненавижу пистолеты и не возражаю против того, чтобы он занимался спортивной стрельбой, - настаиваю я, чтобы объяснить свою точку зрения.

- Да, но мотоцикл его очень расстроит. Кроме того, это мотоцикл Ханны и…

- Это может быть мотоцикл хоть Ханны, хоть Папы Римского, он одинаково разозлится. Я это знаю и принимаю. Я найду подходящий момент, чтобы все ему рассказать. Уверена, что если я проявлю должную деликатность и осмотрительность, он все поймет.

Фрида улыбается и, глядя на Труса, который за нами наблюдает, комментирует:

- Более отвратительного пса трудно себе представить, но у него очень красивые глаза.

Я изумленно смеюсь и целую его в лоб.

- Он прекрасен. Просто красавчик, - утверждаю я.

- Но, Джудит, такие собаки не очень симпатично выглядят. Если тебе хочется завести собаку, у меня есть один друг-заводчик, у него имеются красивые породистые собаки.

- Фрида, мне не нужна собака для красоты. Мне нужна собака, чтобы любить ее, а Трус очень ласковый и хороший.

- Трус, - смеясь, повторяет она. – Ты назвала его Трус?

- Когда я в первый раз его увидела, он дрожал от страха, - с воодушевлением поясняю я.

Фрида понимает. Она повторяет кличку, и животное подпрыгивает в воздухе, вызывая улыбку у маленького Глена. Проведя вместе несколько часов, она уходит, обещая позвонить мне, чтобы как-нибудь еще увидеться.

Позже я звоню сестре. Уже прошло много времени с тех пор, как мы общались последний раз, и мне нужно слышать ее голос.

- Булочка, что случилось? – встревоженно спрашивает она.

- Ничего.

- Как же, ничего! Что-то произошло. Ты мне никогда не звонишь, - настаивает она.

Я смеюсь, потому что она права, но так как я просто хочу наслаждаться болтовней со своей сумасшедшей Ракелью, то отвечаю:

- Я знаю. Но сейчас я далеко и очень по тебе скучаю.

- Аааааах, моя буууууулочка! – взволнованно восклицает она.

Мы довольно долго разговариваем. Она рассказывает, как протекает ее беременность, о своей тошноте и головокружениях, и, к моему удивлению, совсем не упоминает о своих супружеских проблемах. Меня это удивляет, но я считаю это хорошим знаком и поэтому не поднимаю эту тему.

Когда я через час вешаю трубку, то улыбаюсь. Я надеваю пальто и иду в гараж. На мой свист Трус выходит из своего убежища, и я радостно отправляюсь с ним на прогулку.

Однажды утром через два дня, когда Флин и Эрик уезжают один в колледж, а другой соответственно на работу, я приступаю к переделке гостиной. Мы проводим в ней много времени, и поэтому в нее нужно вдохнуть новую жизнь. Я беру работу в свои руки. Норберт приходит в ужас, увидев меня на стремянке. Он говорит, что если бы меня видел сеньор, он бы очень разозлился. Но я уже привыкла к таким вещам и, радуясь жизни, снимаю и вешаю занавески. Я меняю диванные подушки с темных кожаных на фисташковые, и теперь диван выглядит модным и современным, а не скучным и унылым.

На прекрасный круглый стол я ставлю вазу из зеленого хрусталя с красной резьбой. Я убираю темные фигурки, которые стояли у Эрика на камине, и меняю их на рамки с фотографиями. На них изображена как моя семья, так и семья Эрика, и мое сердце смягчается, увидев улыбку своей племянницы Лус.

Какая же она красавица! И как мне ее не хватает.

Я снимаю несколько наиболее уродливых картин и вешаю на их место те, что купила сама. В торце гостиной я вешаю триптих с зелеными тюльпанами. Какие они милые!

Днем, когда Флин возвращается из колледжа и заходит в комнату, его лицо просто перекашивает от злости. Помещение очень сильно изменилось. Из сдержанного оно превратилось в яркое и полное жизни. Он не может прийти в себя от шока, но мне все равно. Мне известно, что, что бы я ни сделала, ему это в любом случае не понравится.