– Радость на всех одна – это что, халява? А беда – служба?

– Ты бы, Аид, не умничал – на губу сядешь. В армии умником быть не положено.

– Так я ещё присягу не принял.

– Вот после присяги и присядешь.

– Юмор у тебя нерадостный.

– Что завезли.

Вот так, разговаривая в перерывах между принятием на грудь, мы докатились до Кандалакши. Перед самым концом путешествия мне рассказали легенду или байку о том, почему место, где мне предстояло, копая траншеи «от забора и до обеда», защищать Родину, называется Кандалакша. Оказывается, при царе с каторжан здесь снимали кандалы. То есть «кандалы кши». Как ни пытался, я так и не смог выяснить значение загадочного слова «кши», равно как и то, какой это язык. Все мои вопросы упирались в лаконичный ответ: «Язык местный». Что тут скажешь?

Меня поразила инфраструктура, как сейчас модно говорить. Куда ни посмотришь – везде исключительно серый цвет. Серая дорога, серые дома, серые горы. И абсолютное отсутствие какой-либо растительности-зелени. Я и подумал, что легенду-байку мне рассказали не всю: он, каторжанин, избавившись от оков, должен был сказать: «Велика Россия, а бежать некуда!». Я тут же вспомнил, что эту фразу, в слегка изменённом виде, говорил политрук Клочков. Кто же мог предположить, что спустя чуть более двадцати лет выяснится, что политрук Клочков был, а боя, где он это якобы сказал, не было. Но я отвлёкся. Моя, как всегда, правдивая байка не о непредсказуемости советской истории. Моя байка о величайшей беде человека – его глупости.

Началась наша служба с того, что нас обокрали. Вернее, ограбили старослужащие. Они забрали у нас всю приличную гражданскую одежду под предлогом того, что за два года службы она выйдет из моды, а на дембель мы отнимем себе прикид у будущих салаг. У них не возникало мысли о том, что кто-то не станет грабить себе подобных. Деды так прямо и сказали: традиция. Потом была баня, или – на их непонятном мне языке – помывка. После бани, или помывки, нас повели на обнуление. Я с ужасом ждал этой процедуры. В голову лезли жуткие мысли. Но оказалось всё просто – под этим зловещим названием скрывалась стрижка всего лишь головы под ноль. После экзекуции ко мне подошёл мой вагонный попутчик со словами: «Ну чё, понял теперь, что умничать не следует? Привыкай – учи новый язык, армейский.»

Потянулись серые, похожие, как под копирку, дни службы. Утром подъём, почему-то на время. Потом зарядка. Нас, ещё не привыкших к Заполярью, выгоняли на мороз практически раздетыми. Затем скудный завтрак и курс молодого бойца. Заключался он в том, что нас на халяву – до присяги мы не солдаты – использовали на строительных работах. Вечером в казарме происходила попойка, в которой участвовали старослужащие. Возглавлял её прапорщик. Я не могу обвинить отцов-командиров в подтянутости и гвардейской выправке, но этот прапор превзошёл всех. Вечно неопрятный, в засаленном кителе, небритый и разящий перегаром. Держался он с солдатами запанибрата. Его похлопывали по плечу. Обращались к нему на «ты» и по имени. Но чаще всего – просто Бабаня. Естественно, я заинтересовался этим субъектом.

Мне поведали его историю. В сущности, ничего неординарного в ней нет. Обычная история обычного винтика. Родом он был из глухой деревни на Тамбовщине, где все развлечения сводились к попойке и дракам среди дружков, и как праздник – деревня на деревню. Служил Бабаня срочную в этой же части и в этой же роте. Впрочем, служил – это вряд ли… Основное время он проводил или в очередной попойке, или в самоволке, перемежая эти занятия нахождением на гарнизонной губе или в «холодной» при стройбате. Так и тянулась его служба, как и вся его жизнь: пьянки, драки, побои от старшины роты. И вот перед самым дембелем старшина роты вызвал его к себе в канцелярию для ежедневного разноса. Он стал по привычке материть Бабаню, но тот вдруг возмутился:

– Хватит, папа, на меня орать!

– Какой я тебе папа, грязь подноготная?

– А как мне называть отца моей жены?

Повисла пауза…

– На какой из пяти дочек женился и когда?

– На Светке! Вчера!

– И давно ты с ней шашни крутил?

– Да сразу после присяги, скоро дедом будешь!

– И ты молчал все два года? Зятёк! Зачем? Да я тебя… Дай расцелую!

С этого дня Бабаня стал лучшим солдатом в роте. Ему сварганили комплементарную характеристику и отправили в школу прапорщиков. А что он терял? Вернуться в родную деревню Болотово? Зачем? Там он никто. А в армии, да ещё зятем ротного старшины, – власть. Работать не надо, на всём готовом. Глядишь, тесть на пенсию уйдёт – займёшь его место.

Он мне так и сказал: «Кто ты? Пыль под моим сапогом. Дембельнёшься, инженером станешь, пахать будешь как подорванный за копейки. А я – власть, на таких как я армия держится!»

Не стал я с ним спорить.

Начало этой истории произошло в обычный, ничем не примечательный день. Шли съёмки очередного фильма о радости бесплатного труда или о неустанной заботе о нас любимой партии. За давностью лет я не помню, о чём был фильм, да это и не имеет значения. Мой рассказ о другом. Как я уже говорил, шли съёмки очередной агитки. В перерыве в павильон вошёл мой коллега-сослуживец и поинтересовался, где актёр Окман. Мне он сообщил, что на него, Окмана, рухнула большая радость: у него родилась двойня, девочки. Сергей в кругу друзей имел высокое звание дамского угодника. А как ещё можно именовать человека, у которого в квартире живут бабушка, мама, жена и две дочери? То есть были две дочери, теперь их четыре! Признаюсь, я не решился быть тем, кто сообщит эту радостную весть. Пришлось моему коллеге радовать папу. Должен вам сказать, актёры – как дети: все эмоции у них на лице. Я увидел, как Серёга радостно вспыхнул и тут же обмяк. Он подошёл ко мне и спросил: «Ты знаешь?» Ох, не следовало мне шутить! Я стал радостно говорить ему о его «пацанах» и осёкся, увидев, как посерело его лицо. К счастью, объявили конец съёмок, и мы поспешили в кафе. Поразительно, но в кафе все уже знали о прибавлении в его семействе. Его появление было встречено рукоплесканием и возгласами «не подвёл дамский угодник!». Было бы неверно утверждать, что всеобщее ликование его обрадовало. Мы сели за столик. Как из-под земли около нас появился «волк». «Давай сбегаю», – сказал он. Тут я должен внести ясность: «волк» – это киношный термин, обозначающий, так сказать, грузчика-однодневку. Он не оформлялся на работу, как все, и получал за 8 часов работы – не смейтесь – 4 рубля 12 копеек (ровно стоимость поллитровки), то есть талон, а в конце месяца на основании этих талонов получал в кассе деньги. Но так как контроль был налажен плохо, «волки» умудрялись за день «отработать» по 48 и более часов. Происходило это так. Сидит такой «волк», перекуривает. Подходит к нему, скажем, администратор и просит того отнести коробки с материалом в соседнее здание (сам он это делать не мог – престиж), за это он ему, «волку», выписывает талон, вот и набегало за день несколько таких работ.

Но вернёмся к убитому счастьем отцу. Естественно, мы отправили «волка» в магазин. А дальше – в соответствии с поговоркой: сколько ни бери, всё равно два раза бегать. Оказалось, у Сергея много друзей, которые к нам присоединялись и поздравляли его с прибавлением. Застолье закончилось с закрытием кафе. Выйдя со студии, мы решили прогуляться. Сергей жаловался на судьбу, при этом утверждал, что своей жене он ничего доверить не может. «Сколько раз я просил её родить мне мужика, – говорил он, – так нет же, опять подсунула мне двух девочек». Я, стараясь его не злить, говорил что-то о генетике. Признаюсь, помогало мало! Он меня убеждал в том, что его всё равно ничто не остановит и он таки добьётся своего! Вот тут я его поддержал, напомнив о том, что Всевышний нам завещал плодиться и размножаться и что всё в Его руках. Конец моей фразы ему явно не понравился. Обернувшись, он увидел патрульную машину милиции и крикнул мне: «Менты!» Мы бросились к ближайшим, увы, закрытым, воротам. Я оказался проворнее него и перелез на другую сторону, а друга задержали. Тем не менее на следующий день он был на съёмках и рассказал мне, что милиционеры проявили понимание, узнав о его истории, и не стали везти его в вытрезвитель, а отвезли домой. Мужская солидарность победила! Спустя несколько дней он обратился ко мне с просьбой помочь ему на моей машине встретить жену и дочек из роддома. Я, естественно согласился. В назначенный день на пути к дому уже смирившегося с обвалившимся на него счастьем другу я нарушил правила – и был тут же остановлен. Я попросил остановившего меня лейтенанта побыстрее оформить протокол, объяснив ему ситуацию. Лейтенант не стал составлять протокол. Усмехнувшись, он сказал: «Такое счастье – и одному, передавай привет, счастливого пути!» Я ехал к другу и думал: а была бы на месте лейтенанта лейтенантша, как бы она поступила?