Если быть честным, мысль об отъезде меня стала посещать задолго до того, как я вдруг, в одночасье, решил: всё достало, еду! Итак, по прядку. В начале 80-х был популярный анекдот о том, как диктор Центрального телевидения обращается к зрителям со словами «Вы будете смеяться, но нас опять постигла тяжёлая утрата!». Для тех, кто помоложе, объясняю: после Брежнева за неполные три года сменилось два генсека – мёрли как мухи. Я в очередной раз ехал в командировку на машине, слушал радио. В новостях сообщили, что у нас новый генсек и, как водится, биографию. Эта новость меня не обрадовала, впрочем, и не огорчила. Ну ещё один, подумал я. Но что-то меня зацепило в его биографии. Размышлял я об этом аж до Горького, и только сняв номер, включив «ящик» и услышав в очередной раз биографию свеженького вождя, до меня дошло!! Молодой!!! Генсек молодой!!! Не воевал!!! НЕ внёс неоценимый вклад в разгром и победу!!!! От этой мысли мне стало почему-то спокойно. Признаюсь, я был в недоумении: кто таки победил во Второй Мировой – Сталин, Хрущёв или Брежнев? Достали меня эти агитки и перепись истории под нового, дорогого и любимого. А потом Горбачёв стал пугать свою охрану, выходя в народ, и я решил: не еду. Но, когда случилась заварушка с ГКЧП, мнение моё изменилось. Посудите сами. Чего стоит страна, где путчисты в первый же день не захватили ни мосты, ни банки, ни хотя бы телеграф. Как учил незабвенный Ильич, сели за стол и начали Разлив! Я решил: еду! А когда министр финансов Павлов учинил обмен денег, который по своей внезапности больше напоминал войсковую операцию, моё решение окрепло, но не хватало малости, толчка. И вот однажды, думаю, не без помощи свыше, я встретил фею. Феи не приходят к людям в своём фейском обличье. Они постоянно шифруются. То явятся в образе старухи, то пня трухлявого или старца седобородого. Эта же прикинулась бабищей из ЖЭКа и своим пропитым голосом произнесла: «Здравствуйте, товарищ Шервуд». «Я вам не товарищ», – сказал я. А в ответ: «Не товарищ? Так что ты тут делаешь?» И растворилась, исчезла. И услышал я голос: «Вали!» Через час я был в ОВИРе, через неделю получил паспорт. У каждого человека есть свои странности. Я не люблю очередей, в чём я не одинок, и экскурсии: «Товарищи, посмотрите налево, посмотрите направо». Однажды, прогуливаясь по Петропавловке, я услышал, как экскурсовод рассказывал о том, что шпиль собора Петропавловской крепости венчает флюгер, выполненный в форме ангела, который своим крылом ловит свежий балтийский ветер. Признаюсь, у меня появилось желание вступить с ним в дискуссию, но рамки приличия не позволяют мне поделиться с вами тем, что я хотел ему поведать. Я это к тому, что вся эта процедура отъезда, связанная со сдачей паспорта, трудовой книжки, с нескончаемыми очередями и т. д., меня не радовала. И я решил ехать в Израиль туристом. По сути, это ничего не меняло. И вот я в посольстве. Милая дама в окошке спрашивает: «Цель вашей поездки?» «Измена Родине», – нагло заявляю я. «Вы так больше не шутите», – следует совет. «А я у себя дома!» Откуда что взялось? Но она таки – обратила на меня внимание! «Зайдите через полчаса», – говорит она мне. Я выбегаю из посольства, ловлю такси. Командую водиле: «На ближайший рынок!» Там покупаю огромный букет роз и еду обратно. Дама, увидев меня, подзывает и говорит, что моя просьба удовлетворена! Со словами «это вам» протягиваю букет. Увидев цветы, она краснеет и говорит, что это абсолютно ни к чему, машет руками, как бы случайно задевает букет, и он оказывается у неё в руках. Дело сделано! Визу в Израиль я получил. Вернувшись в Пост-Ленинград, как шутили мои друзья, в тот же день купил билет на самолёт. За оставшийся месяц сдал бутылки, раздал книги, продал квартиру. Моя приятельница, узнав, что я улетаю, посоветовала купить кожаную куртку, пугая меня жутким холодом зимой. «Зря смеёшься, – говорила она, – зимой в Израиле очень холодно – плюс 15». Я купил куртку – пусть не думает, что я жадный. В этой куртке, в костюме и свитере в июне я сошёл с трапа самолёта. Но вот уже восемнадцать зим я с теплотой вспоминаю свою приятельницу. Вот что значит не перечить женщинам.

Однажды в понедельник (новая жизнь только с понедельника начинается) я решил взяться за ум. Что повлияло на моё решение, за давностью лет я не помню. Да это и не имеет значения. Возможно, вчера была лишняя рюмка, а возможно, её, рюмки, и не хватило. Итак, я начал новую жизнь! Буду учиться – решил я. Приехал на «Ленфильм», зашёл в кадры, попросил и получил направление в техникум, на экономический факультет. Зашёл подписать к начальнику. «Растёшь, – говорит он, – наш кадр!» «Это я твой кадр? Морда энкавэдэшной национальности», – подумал я, выходя из кабинета. Через час я был в технаре, через два вернулся, успев к началу съёмок. И вот однажды подходит ко мне некто и сообщает, что он мой будущий начальник, то есть директор кинокартины. Приказ о переводе подписан, завтра в 9 часов он меня ждёт. Он ушёл, а я стоял и думал: ну почему так прозаично? Я поднялся ещё на одну ступеньку, а этого никто не заметил! Ни туша, ни похлопывания по плечу, ни напутственного «так держать!» – Ничего! Обидно!

А завтра, без раскачки, первый съёмочный день. Мы снимали велогонку, но не нашу, а настоящую. Я это к тому, что на ход гонки мы влиять не могли. Перед выездом мой шеф предупредил меня: моё место – три метра от камеры. И вот мы втроём: я, режиссёр и оператор – приезжаем на место. Всё предельно просто. Операторская машина стоит метрах в пятидесяти от старта. Финиш – за сто километров, но нам столько не надо, уйдём в сторону, как только творцы решат, что хватит. И тут оператор решает, что для красивости надо бы кому-то махнуть на старте флажком. Видите ли, выстрел судьи его не впечатляет! Понятно, что этим «кому-то» оказался я. Не добегая нескольких метров до старта, слышу выстрел судьи. Старт! На меня несётся толпа – человек сто велосипедистов. Они опустили головы – так меньше сопротивление воздуха – и летят на меня! Не раздумывая прыгаю в кювет. Мешком. Правда, в полёте мне показалось, что лечу ласточкой. Встаю и понимаю: я практически как та самая берёзка во поле! Мне немножко не по себе. Прежде всего, я в первый же день умудрился нарушить приказ шефа. О каких трёх метрах от камеры разговор, если финиш за сто, причём километров!

При этом надо как-то исхитриться и оказаться на этом самом финише! И тут останавливается рядом мотоцикл-техничка и подбирает меня. Но он под номером десять, то есть не имеет права обойти техничку девятой команды. Я же стремлюсь попасть к своим и встать, как приказано, не далее трёх метров от камеры. Подъезжает к нам мотоцикл судьи-информатора. Он может двигаться по всей гонке. Я ему объясняю ситуацию и пересаживаюсь на ходу с заднего сиденья в коляску! Здесь я должен сделать отступление. Операторская машина – это «Чайка» или «ЗИС» (в девичестве «Паккард»), у которой за спиной водителя платформа, огороженная канатами. Использовали именно их по причине плавности хода. Итак, мы приближаемся к цели нашего короткого путешествия – операторской машине. Режиссёр понял, что я собираюсь проделать. По его реакции догадываюсь: консенсуса мне не видать. Режиссёр в весьма экспрессивной форме даёт мне понять, что состоит в близких отношениях не только со мной, но и со всеми администраторами Советского Союза! Понять его можно. А кто поймёт меня? Я обязан быть там и руководить. Чем? Да какая разница! Но ситуация тупиковая, если остановиться, гонка догонит и уже не будет возможности её обойти. Гонка идёт по всей ширине шоссе. Понимают это и мои спасители. Мотоциклист, невзирая на шумовое сопровождение, сравнивает скорость с машиной, я привстаю в коляске и… машина вдруг уходит вперёд под горку. Я провисаю между коляской и машиной! Спас меня второй судья, сидевший сзади. Вторая попытка: я опять привстаю в коляске, хватаюсь за поручень сначала одной рукой, вот я ухватился обеими руками, встал одной ногой на платформу машины. Творцы, прекратив меня материть, втаскивают меня к себе. Ноги мне изменяют, я сажусь на платформу и чувствую, что улыбаюсь. Один из творцов говорит другому: «Оставь его, пусть оклемается».