– Черт тебя побери со всеми потрохами!

Потом мы вместе обедали. Членам семьи, в жилище которой мы расположились, весьма недвусмысленно объяснили, что у них будут гости. Правда, большую часть продуктов люди Фиделя привезли с собой. Мать семейства, стоя в дверном проеме, внимательно наблюдала за нами из-под голубоватой паранджи, опасаясь, как бы мы не разбили какой-нибудь из ее драгоценных горшков.

– Я родился в сороковых годах двадцатого века, – рассказывал Фидель, отрывая крепкими зубами куски мяса от бараньей ноги, – и это очень плохо, потому что я пропустил много войн, в которых мне хотелось бы поучаствовать. Обычно мне удается повоевать в заливе Свиней – ну и, конечно, во Вьетнаме. В Африке мне тоже довелось немало поработать, но там все часто сводится к запугиванию местного населения, а мне такие вещи не очень-то по вкусу. Я не какой-нибудь психопат, которому нравится убивать женщин и детишек. Дело воина – воевать. Похоже, сейчас завязывается хорошая заварушка между Ираком и Ираном. Я и на Балканах повоевал, но там тоже главным правилом было «стреляй в гражданских, прячься от танков». А я профессионал. На черта мне это надо?

– Значит, в большинстве ваших жизней вы – солдат? – спросил я.

– Да, – кивнул Фидель и откусил от бараньей ноги еще кусок. – И отец мой тоже был солдатом. Наверное, это его влияние. Я вырос на Окинаве, а люди там особенные – у них словно какой-то стальной стержень внутри. Ну да, я член клуба «Хронос», плачу взносы и все такое. Но я не могу сидеть и бездельничать, как многие из наших. Секс и политика – их любимые развлечения – мне неинтересны. Ты меня понимаешь?

– Я и сам мало общаюсь с другими членами клуба, – признался я с некоторым смущением. – Я часто отвлекаюсь на разные глупости.

– Другим членам клуба, наверное, кажется, что я нарушаю правила. Представь, однажды они меня убили, введя мне лошадиную дозу наркотика. Господи, мне было всего тридцать три, и из-за этого мне лишний раз пришлось потеть в тренировочном лагере, проходя базовую подготовку. Какого черта?

– А я в зрелом возрасте обычно занимаюсь самолечением, – признался я. – И все равно в середине шестидесятых – начале семидесятых ко мне постоянно цепляется одно и то же заболевание…

– Ты мне об этом рассказываешь? – горестно воскликнул мой собеседник. – У меня в шестьдесят семь лет вдруг – бац! Мелкоклеточный рак легких. Я и курил, и не курил, и вел здоровый образ жизни – никакой разницы. В одном и том же возрасте ко мне в любом случае прицепляется эта чертова хворь. Я как-то спросил врача – отчего бы это? И знаешь, что он мне ответил? «Трудно сказать. Такие вещи случаются». Будь я проклят, так и сказал!

– Итак, – сказал я, решив, что не стоит рассказывать Фиделю о том, что и мне приходилось быть медиком, – вы решили посвятить себя войне. Почему?

Фидель пристально посмотрел на меня.

– А тебе приходилось воевать? – поинтересовался он. – Не в обиду тебе будь сказано, ты выглядишь достаточно старым, так что по возрасту, наверное, вполне мог поучаствовать во Второй мировой.

– Я участвовал в нескольких войнах, – сказал я, пожав плечами, – но теперь стараюсь держаться подальше от боевых действий. На войне все слишком непредсказуемо.

– Черт побери, да в этом же и есть вся соль! Родившись, ты заранее знаешь, что с тобой произойдет. Получается, ты просто наблюдаешь за своей жизнью – и все. Это же чертовски скучно. Разве тебе не хочется чего-то нового, каких-то сюрпризов? Я получил семьдесят четыре пулевых ранения, и только девятнадцать из них были смертельными. Один раз я подорвался на гранате, один раз на мине, а как-то раз во Вьетнаме меня закололи заостренной бамбуковой палкой. Представляешь себе? Мы прочесывали участок джунглей в каком-то безымянном районе. Парни из ВВС перед этим как следует обработали участок слева и справа, загоняя вьетнамцев в зону поражения. Так что там, где мы вели прочесывание, их оказалась чертова прорва. Мы дрались как черти. Меня могли убить каждую минуту, каждую секунду – вот это была жизнь, это я понимаю. А того парня, который меня прикончил, я толком даже не разглядел – он выскочил неизвестно откуда, как черт из табакерки. Я успел всадить ему пулю в живот, но это его не остановило, хотя такое ранение – верная смерть. Он воткнул мне свою бамбуковую палку в брюхо – раз, другой. Вот было дело! – Фидель бросил обглоданную кость в дверь хижины, где слонялся на трех ногах в ожидании подачки хромой пес, вытер руки о рубашку, посмотрел на меня и широко улыбнулся.

– Большинство парней из клуба «Хронос» боятся что-либо менять в своих жизнях, – сказал он. – Ваша проблема в том, что вы стали слишком изнеженными. Вы привыкли к комфортной жизни, а тот, кто привык к комфорту, никогда не станет рисковать, никогда не попробует раскачать лодку. Вам надо попробовать пожить активно – это самое лучшее, что есть на этом свете.

– А вам никогда не приходило в голову, что своими действиями вы можете изменить ход событий? – спросил я. – Как вы думаете, лично вы могли повлиять на исход той или иной войны?

– Черт побери, конечно, нет! – ответил Фидель и хмыкнул. – Мы всего лишь солдаты. Мы убиваем парней, которые нам противостоят, они убивают наших парней, потом мы в ответ снова приканчиваем кое-кого из них – все это ничего не значит и ни на что не влияет, понимаешь? Отдельные люди на войне – это просто песчинки. И когда они гибнут, это всего лишь цифры на бумаге. И только когда эти цифры складываются в действительно большие числа, жирные коты, которые устраивают войны, говорят друг другу: «Ладно, хватит, давайте договариваться». Так что я вовсе не угрожаю ходу событий, я – всего лишь крохотная щепка в костре войны. А знаешь, что самое главное?

Фидель встал, бросил в угол хижины комок грязных скомканных банкнот таким же жестом, каким незадолго до этого швырнул кость собаке, и произнес:

– Все это вообще ничего не меняет в этом мире. Ни пули, ни пролитая кровь. Ровным счетом ничего.

Шагнув к выходу, Фидель на секунду задержался в дверном проеме, так что часть лица его осталась в тени, а другую его половину осветило ослепительное дневное солнце, и сказал:

– Вот что, Гарри, если тебе когда-нибудь надоест заниматься этой твоей дерьмовой археологией, или чем ты там занимаешься, найди меня. Я буду там, где стреляют, на самой передовой, на самом опасном участке.

– Удачи тебе, Фидель, – пожелал я в ответ.

Он снова улыбнулся и шагнул за порог.

– Я согласен, – сказал я, обращаясь к Винсенту. – Мой ответ – «да».

Мы сидели в кабинете командира секретной базы Петрок-112, который снова вышел куда-то, чтобы дать нам поговорить без помех. Скрестив ноги и сложив руки на груди, я не отрываясь смотрел Винсенту в лицо.

– Могу я спросить – почему? – поинтересовался он после долгого молчания. – По какой причине вы так резко изменили свое отношение? Ведь еще совсем недавно все, о чем я говорил, вы называли чушью?

Я поднял взгляд к потолку, обдумывая ответ, и заметил на нем вереницу клопов, которые медленно пересекали огромное, с их точки зрения, пространство.

– Что ж, постараюсь объяснить, – заговорил я. – Все дело в том, что ваша теория – это своеобразный вызов. Мною руководят любопытство и любовь к приключениям. По всей вероятности, цель, которую вы перед собой ставите, не будет достигнута. Ну и что из этого? То, что вы делаете, – это своего рода восстание против клуба «Хронос», который приказывает своим членам сидеть сложа руки и ничего не делать, а только есть, пить, совокупляться и разъезжать по миру, словно у них нет и не может быть никаких других занятий, никаких целей – и никогда не будет. Я устал жить привычной жизнью, потому что, когда я это делаю, я понимаю, что от меня в этом мире ничего не зависит. За прожитые мною столетия моя душа онемела и перестала чувствовать, а сам я не сделал ничего полезного, ничего такого, что имело бы хоть какой-то смысл. Признаюсь, я разделяю ваши амбиции. Я тоже хочу увидеть мир глазами Бога. Ведь мы в итоге стремимся к этому, не правда ли? Эта машина, это квантовое зеркало, что бы это ни означало в практическом смысле, по сути просто инструмент для познания мира, такой же, как и другие инструменты, применяемые наукой, но только способный ответить на глубинные, основополагающие, самые главные вопросы: почему и как возник весь окружающий нас мир и что он такое? Кто мы такие – калачакра, уробораны – и откуда и почему мы появились? Почему мы отличаемся от других людей? Я бы дорого дал за то, чтобы узнать ответы на эти вопросы, но никто и никогда не дал мне даже малейшего намека на то, где их искать. Вы же предлагаете на этот счет некий план. И потом, помогая вам, я смогу изменить свою собственную жизнь, чего мне хочется уже очень давно. Все остальное не важно.