Последовало долгое молчание. Возможно, Винсент ждал, что я скажу что-нибудь еще. Но я лишь глубоко вздохнул и прикрыл веки. Я открывал свой секрет лишь очень немногим людям. Затем, посидев некоторое время молча, я снова открыл глаза.

– Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что страдаю этой болезнью не в первый раз?

– Я бы спросил, что вы имеете в виду, старина.

– Я имею в виду, что однажды уже прошел через это. Я подвергался химиотерапии, радиотерапии, принимал сильнодействующие лекарства – но в итоге все равно у меня возникли метастазы.

– Господи, Гарри, что вы такое говорите? И что же с вами произошло?

– То, что и должно было произойти. Я умер.

Снова наступила тишина. Снизу доносился шум машин. Сидя рядом с Винсентом, я почти слышал, как лихорадочно работает его мозг. Будет лучше, подумал я, если он сам решит, как ему действовать дальше. В этом случае мне будет проще понять, что у него на уме.

– Гарри, – заговорил он наконец. – Вам известно что-нибудь о так называемом клубе «Хронос»?

– Нет. Послушайте, я пытаюсь вам объяснить…

– Вы хотите сказать мне, что вы проживаете эту жизнь уже не в первый раз, – сказал он, и в его голосе прозвучала усталость. – Что вы сирота от рождения, что прожили отпущенные вам годы и умерли, а потом родились снова – в том же самом месте и в то же самое время, что и прежде. То есть для вас все началось сначала. Вы ведь это хотите мне сказать, не так ли?

Теперь пришла моя очередь замолчать и задуматься. Я тянул и тянул паузу в надежде, что чем длиннее она будет, тем более убедительными покажутся Винсенту мои слова.

– Как? Скажите мне, как такое возможно? Пожалуйста, – произнес я в тот момент, когда понял, что молчать дальше просто невозможно.

Винсент вздохнул и потянулся. Я услышал, как хрустнули его суставы. Он был уже немолод – никогда раньше мне не приходилось видеть его в таком солидном возрасте.

– Пойдемте со мной, Гарри, – сказал он. – Я должен вам кое-что показать. – Встав, он шагнул к балконной двери и направился внутрь апартаментов.

Я последовал за ним. Войдя в свою спальню, Винсент открыл платяной шкаф и принялся перебирать пиджаки и рубашки. На секунду я подумал, что он ищет пистолет. В его отсутствие я давно уже, причем неоднократно, обыскал его жилище и обнаружил две единицы оружия – одну в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, другую в комоде с постельным бельем. Но мое предположение не оправдалось. Винсент достал из шкафа квадратную металлическую коробку, запертую на небольшой висячий замок. Коробка, судя по всему, появилась в доме недавно – во всяком случае, когда я обыскивал апартаменты в последний раз, я ее не видел. Заметив на моем лице выражение любопытства, Винсент ободряюще улыбнулся и, взяв коробку, перешел с ней в гостиную. Там он поставил коробку на стеклянный стол, вокруг которого стояло восемь стеклянных стульев, и жестом предложил мне сесть на один из них. Затем отпер замок и открыл крышку.

Я почувствовал резкий спазм в желудке. Дыхание замерло у меня в груди. Глаза Винсента впились в мое лицо. Чтобы усыпить его бдительность, я, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:

– По-моему, это ничего не объясняет.

Винсент чуть покачал головой и выложил содержимое коробки на стол. Это было нечто вроде короны из проволоки и электродов. Вещь выглядела довольно изящно – за последние годы технологии действительно шагнули далеко вперед. Однако назначение ее было прежним и для меня совершенно очевидным. Передо мной на столе лежало устройство для воздействия на кору головного мозга. Другими словами – приспособление для проведения процедуры Забвения.

– Что это? – спросил я.

Винсент придвинул устройство ко мне, чтобы я мог лучше его разглядеть.

– Скажите, Гарри, вы мне доверяете? – спросил он.

– Разумеется, – ответил я. – Целиком и полностью.

Неужели он решится на попытку снова стереть мою память? Неужели он осмелится?

– Гарри, – вкрадчивым тоном заговорил Винсент, – вы спросили меня, в чем секрет ваших… особенностей. Вам интересно знать, почему я верю вам, когда вы говорите, что уже жили, а потом умерли и родились снова?

– Да. Расскажите.

– Представьте себе… представьте себе, что мы с вами уже встречались раньше. Вы поверите мне, если я скажу, что уже тогда, когда мы с вами познакомились, я знал, что вы проживаете не первую свою жизнь? Если я скажу вам, что вы – особенный, не такой, как все? Что мы с вами раньше были друзьями – не десять, не двадцать, не тридцать лет, а на протяжении столетий? Что, если я скажу вам, что я в течение долгого, очень долгого времени пытался защитить вас? Вы мне поверите?

– Я… Я не знаю. Я просто не знаю, что сказать.

– Спрашиваю еще раз – вы мне доверяете? – с нажимом произнес Винсент.

– Я… Да, доверяю. Но послушайте, все это…

– Я хочу, чтобы вы надели это, – сказал Винсент и положил руку на корону из проводов. – Вы очень многого не знаете о самом себе, Гарри. Вы полагаете, что это ваша… вторая жизнь? Это не так. У вас… огромный опыт, вы накопили огромное количество знаний. Это устройство поможет вам все вспомнить.

Выражение искренней заботы на лице Винсента было безупречным. Я перевел взгляд на предмет, лежащий на столе. Разумеется, он был предназначен не для того, чтобы оживить мою память, а для того, чтобы стереть ее. Чтобы заставить меня забыть все, абсолютно все.

В 1966 году Винсент подверг меня процедуре Забвения, но мои воспоминания уцелели. Однако с тех пор технический прогресс шагнул вперед на добрых пятьдесят лет. Поэтому я не мог быть уверен, что моя память и на этот раз сохранится.

– Итак, вы мне доверяете, Гарри?

– Мне трудно сразу осмыслить все, что вы сказали.

– Если вам нужно время, чтобы подумать…

– Значит, вы говорите, что…

– Что я могу вам все объяснить, но с помощью этой штуки вы сами все вспомните.

Моя гордость была уязвлена. Неужели Винсент в самом деле считал меня полным идиотом? Я вдруг почувствовал приступ бешенства, но его тут же сменил страх. Останусь ли я в живых? Смогу ли сохранить свои воспоминания? Хочу ли, чтобы моя память осталась нетронутой? Мир рушится.

Теперь все в моих руках. Я должен отомстить. Я – Гарри Огаст, и я родился в первый день нового, 1919 года. Мне шестьдесят восемь лет, а всего я прожил уже восемьсот девяносто девять.

Я своими руками убил семьдесят девять человек, причем пятьдесят три – в ходе военных действий. Косвенно, по моим собственным подсчетам, я был причастен к гибели четырехсот семидесяти одного человека. Я был свидетелем четырех самоубийств, ста двенадцати арестов, трех казней и одной процедуры Забвения. Я собственными глазами видел, как возводили Берлинскую стену – и как она рухнула, видел, как горят и превращаются в груду обломков нью-йоркские башни-близнецы, как танки въезжают на пекинскую площадь Тяньаньмэнь, как умирает сраженный пулей снайпера президент Кеннеди и как над землей встают грибы ядерных взрывов.

Но сейчас все это не имело большого значения. Я должен был принять важное решение.

– Я верю вам, Винсент, – сказал я. – Покажите мне, как эта штука работает.

Винсент отнес прибор на кухню. Это было, скажем прямо, весьма прозаическое место для стирания человеческой памяти. Я уселся на неудобный металлический стул. Винсент принялся суетиться вокруг меня, готовя прибор к работе. Я вздрогнул и поморщился, когда первый электрод коснулся моего виска.

– С вами все в порядке? – тут же поинтересовался Винсент.

– Да, все прекрасно, – пробормотал я. – Просто прекрасно.

– Может, хотите чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. Все хорошо.

– Ладно.

Приподняв мне волосы на затылке, Винсент присоединил еще два электрода как раз в том месте, где располагается мозжечок. Определенно устройство было значительно более совершенным, чем то, воздействию которого я подвергся в Петроке-112. Я почувствовал холодное прикосновение металла ко лбу над глазами. Всякий раз, когда на моем лице появлялась недовольная гримаса, Винсент спрашивал, нормально ли я себя чувствую и уверен ли, что не хочу попить воды или еще чего-нибудь.