– Что за вопросы? – капризным тоном поинтересовалась Акинлей.

– Я поступаю в британскую секретную службу, – сказал я, обдирая заусенцы на пальцах. – Мне хочется повидать Элвиса, пока он не умер. И еще я должен убить человека по имени Ричард Лисл.

– И поэтому вы идете в шпионы?

– Не только. Еще из любопытства. Интересно узнать, есть ли хотя бы доля правды в тех конспирологических теориях, о которых я постоянно читаю в газетах в более зрелом возрасте.

Немногие женщины пьют ром с удовольствием, но Акинлей относилась именно к таким.

– Я вас не понимаю, Гарри, – сказала она, сделав солидный глоток. – Мне неясно, что вами движет. Вы богаты, у вас много свободного времени, весь мир лежит у ваших ног. Тем не менее вы без конца суетитесь, вас волнуют вещи, которые вас не касаются. Что из того, что этот ваш Лисл убил нескольких человек? Он ведь в конце концов умирает, не так ли? Он всегда умирает и никогда ничего не помнит. Какое вам до этого дело? Вы что, пытаетесь мстить?

– Нет. Не совсем.

– Вы же не думаете, что я поверю, будто вы идете на все эти хлопоты ради того, чтобы спасти жизнь нескольким обыкновенным, смертным женщинам, к тому же проституткам?

– Думаю, я мог бы, – осторожно ответил я. – Боюсь, я должен.

– Но проституток всегда убивают, во все времена! Почему вы должны тратить свое время на то, чтобы разделаться с человеком, который прикончил нескольких из них?

– Не беспокойтесь, это не нарушит ход истории. События всемирного значения, которые должны произойти, произойдут.

– Но зачем вам в это вмешиваться? Ради бога, сидите себе спокойно и радуйтесь жизни.

Я откинул голову назад, чтобы лучше рассмотреть звезды над нашими головами.

– Через двадцать с небольшим лет человек ступит на поверхность Луны. Сотни тысяч погибнут во Вьетнаме без какой-либо необходимости. В этом мире людей будут пытать, убивать, в том числе детей. Кровь и слезы будут литься нескончаемым потоком. Мы знаем все это и… ничего не предпринимаем. Я не говорю о том, что мы должны изменить мир. Полагаю, мы не знаем, как это сделать. Но каково же будущее человечества, если в мире творятся и дальше будут твориться такие вещи? Мы… должны что-то делать.

Акинлей всплеснула руками.

Этот жест вызвал у меня прилив раздражения. Я отвернулся и снова запрокинул голову, разглядывая небо и пытаясь различить очертания отдельных созвездий. Откровенно говоря, мои слова и мне самому показались неубедительными. Я горячо говорил о несовершенстве окружающего мира, но каким образом я собирался сделать его лучше? Отняв жизнь у человека, который пока еще никого не убил?

– У смертных всего одна жизнь, и большинство из них не пытаются что-либо менять, – после долгого молчания сказала Акинлей. – Только некоторые. Это так называемые «великие» люди. Они или чем-то очень сильно разгневаны, или им так сильно досталось, что у них остается только один путь – бить в ответ и пытаться изменить то, что их окружает. Но, Гарри, всех людей, которых считают «великими», объединяет одно – они почти всегда одиноки.

– Верно. Но меня это не беспокоит, – ответил я. – Я ведь не принадлежу к их числу.

– Нет, не принадлежите. И я полагаю, что это делает вас самым обыкновенным убийцей.

После нашей встречи я долго гулял вдоль берега моря, глядя, как волны с рокотом накатываются на черные камни и белый песок. А Акинлей отправилась на своей яхте к следующей вечеринке, следующей выпивке, следующему приключению.

– Меня не перестает удивлять только одно, – сказала она незадолго до того, как мы расстались. – Это то, насколько откровенны становятся люди, когда чувствуют себя не в своей тарелке.

Я тихонько вздохнул. Готовность людей рассказывать другим о своих самых сокровенных секретах для меня давно уже стала чем-то совершенно обыкновенным и привычным.

Я точно знал: Ричард Лисл станет убийцей. Неужели я буду ждать, пока это случится?

Я отправился в Лондон. Розмари Доусетт жила на юге британской столицы, в Бэттерси. Этот район города по-прежнему был сильно задымленным. В свое время я стал агентом секретной службы, чтобы овладеть специфическими навыками. К тому же для меня это было чем-то вроде интеллектуального вызова. Не последнюю роль сыграло и мое желание разобраться, насколько реальны были те угрозы, с которыми спецслужбы так рьяно боролись. Так или иначе, теперь приобретенное мною умение делаться незаметным было как нельзя более кстати. Сидя за столиком, я наблюдал за тем, как Розмари атакует клиентов, словно торпеда беззащитные танкеры, и прислушивался к тянущему холодку, который неизменно возникал у меня в животе при мысли о том, что было между нами раньше. Да, конечно, в основе наших отношений лежали деньги, но когда человек одинок, он способен без труда раскрасить в романтические цвета даже такое убожество.

Я нашел Ричарда Лисла и держал его под постоянным наблюдением. Он казался вполне обычным молодым человеком. На первый взгляд ничто не выдавало в нем будущего убийцу. У него даже была довольно приятная внешность. Он спал с проститутками, расплачивался с ними по оговоренной цене и имел репутацию неплохого парня, хотя и немного странного. Его коллеги по работе поддерживали с ним вполне дружеские отношения, но близко не сходились. Проникнув в квартиру Лисла в Клэпэме и тщательно обыскав ее, я не обнаружил ни потенциальных орудий убийства, ни пыточных инструментов, ни следов крови, ни человеческих останков. Единственной неприятной особенностью жилища Ричарда был запах подгоревшего бифштекса с луком. Радиоприемник был настроен на волну внутренней службы Би-би-си, а все немногочисленные книги и журналы, которые мне удалось обнаружить, были посвящены радостям загородной жизни. Я без труда представил себе Ричарда Лисла пенсионером, мужчиной шестидесяти с небольшим, прогуливающимся с собакой на поводке по зеленому лугу, а затем заглядывающим в небольшой паб, где все его знают, называют Ричем или Диком и с удовольствием угощают пинтой-другой эля. Я увидел все это так же ясно, как до этого видел нож в его руке перед тем, как он вонзил клинок в мое тело. Однако пока он этого не сделал.

Можно ли спасти Ричарда Лисла? Я вспомнил слова Винсента, кембриджского студента, произнесенные в момент, когда мы с ним пили виски у меня в кабинете: «Вы должны задать себе вопрос: перевесит ли добро, которое вы сделаете другому человеку, помогая ему решить его проблему, – так вот, перевесит ли это добро тот ущерб, то чувство усталости и опустошенности, которыми ваша доброта грозит вам? Я знаю, это звучит не очень-то благородно, Гарри, но получается, что если вы будете вредить себе, защищая интересы других, и если так же будут поступать другие люди, это не только не улучшит мир, но даже усугубит царящий в нем хаос».

Две недели спустя я, следуя по пятам за Ричардом Лислом, увидел, как он вошел в квартиру Розмари Доусетт. Он оставался у нее в течение часа, а когда снова появился на улице, вид у него, как мне показалось, был чуть более радостный и довольный, чем обычно. В тот момент, когда он скрылся в темноте, Розмари, стоя в дверях, улыбнулась, глядя ему вслед. На следующий день я купил пистолет.

Мне прежде еще никогда не приходилось хладнокровно убивать.

Сидя в квартире Ричарда Лисла зимней ночью 1948 года в ожидании прихода хозяина и прислушиваясь к тому, как похрустывает намерзающий на оконных стеклах иней, я нисколько не сомневался, что в нужный момент смогу нажать на спусковой крючок. Меня беспокоило другое: то, насколько твердо я был уверен в правильности своего решения. Не стану ли я, следуя этим путем, настоящим социопатом? Я снова и снова спрашивал себя, как мне следует себя вести в сложившейся ситуации. Должен ли я плакать, кусать губы, испытывать сильное нервное напряжение? Ничего подобного не было и в помине. Я надеялся, что, быть может, мое тело каким-то образом выразит свое отрицательное отношение к тому, что я собирался сделать, подав мне какие-то сигналы в виде психосоматических расстройств, – но и тело молчало. В течение нескольких часов, сидя в темноте и тишине, я корил себя за отсутствие малейших угрызений совести, но поделать с собой ничего не мог.