Как всё это, оказывается, просто...
7.
Пилот не лгал: помощь подошла быстро, буквально через пять минут. Авиус наместника состыковался с ними прямо в воздухе, и они перешли на его борт, оставив лишь двух добровольцев, решивших довести покалеченную машину до ближайшего ремонтного завода.
Авиус наместника круто пошел вверх, разворачиваясь к аэродрому. Он был переполнен - все комнаты, и даже проходы оказались забиты пёстро одетым испуганным народом. Здесь не было особенно тесно, - все они сидели, большей частью, прямо на полу, - но вот пройти между людьми уже удавалось с трудом.
- Там, внизу, наверно, много раненых, - сказал кто-то в офицерской форме, когда они пролетали возле дымной тучи, скрывшей развалины Ворот. - Мы должны им помочь...
- Да? Чем? - ответил некто очень важный, весь в золоченой парче, - кажется, сам наместник Хониара. - Ты знаешь, что надо делать? Или кто-нибудь из нас знает? И потом, они очень... возбуждены. Вряд ли нас встретят там цветами...
- Но это же люди! Живые люди!
- А мы кто? Дохлые, что ли? Ты думаешь, за Зеркалом не осталось больше этой дряни? Наверняка её немного, но этого достаточно. Наверное, то, что проломило Зеркало, - это какой-то дефектный экземпляр их маток. А вот что делать, если такая туша распадается на сотни миллионов мелких тварей, и они жрут всё подряд, как безумные? Ты хоть представляешь, что с нами стало бы, не будь Генератор Зеркала хотя бы частично закончен? Но если армия не справится с вторжением, - мы всё равно погибнем здесь. От неё осталось всего восемьдесят расчетных (теперь Лэйми знал - это по 2304 человека в каждом) полков - ни одного более крупного соединения. А тут ещё эти беженцы! Они всё равно, что яд. Хониар почти захвачен. Что там творится... это похуже визита Разрушителя. Беженцы привезли много оружия, и далеко не все из них верны Империи. Они тут такого могут натворить...
- Лучше, если бы их всех сожрали, да?
Наместник вздохнул.
- Если откровенно, то да. Провиантские склады, знаешь, не резиновые, и неизвестно, сколько ещё нам тут сидеть. Командующий фортом говорил, что они никогда не прорвались бы в Ворота, если бы не дымовая завеса. Если бы...
- Между прочим, это я предложил им пустить дым, - рассеяно сказал офицер. - Твои солдаты не захотели пропустить меня домой, и я... - он замолчал. Вокруг него повисла тишина - недобрая, враждебная.
- Так это ты, - совершенно спокойно сказал наместник. - Я мог бы догадаться и так. Ты недаром изучал устройство Врат. Ты предатель!
Лэйми запомнил всё это в мельчайших подробностях. Он помнил лица собравшихся здесь, - их буквально распирало от радости, что найден долгожданный козел отпущения и сейчас, в своей памяти, он ошарашенно смотрел на них. После всего, что они видели, делить людей на своих и чужих! Искать среди них врагов! А впрочем, пусть благодаря предательству, но сотни тысяч людей, обреченных на смерть, были живы. Этим стоило гордиться, хотя теперь Лэйми знал, что беженцы всё равно прорвались бы, - с помощью предателя или без неё. Пусть этот офицер ускорил падение Ворот, но что было бы, продержись они дольше? Ещё больше жертв, только и всего.
- Я поступил так, как считал нужным, - сказал офицер. - Спроси тех, кто прошел Врата - кем они меня назовут?
Впрочем, наместник и сам знал, кем. Наверно, именно поэтому он крикнул:
- Схватите предателя!
Никто, однако, не стал выполнять его приказ.
8.
Лэйми помотал головой. Всё это было так давно... он мог бы подняться в зал всего этажом выше, где хранились архивы, и выяснить досконально, - кто был тот офицер, кто - тот наместник... но все они давно обратились в неподвижные глыбы в катакомбах Хониара, и их могло оживить лишь отключение Зеркала... или убить окончательно, вместе с остальными. Здесь остались только невинные дети, которые за эти двести лет смогли построить свою, совершенно непохожую на всё это культуру...
Зеркало появилось не сразу. Генератор достраивали, - или, быть может, он достраивал сам себя. Лэйми за это время успел опомниться, и потому хорошо запомнил тот, последний перед его включением день... и ночь.
9.
Тот день выдался очень жарким. Солнце, казалось, совсем не грело, просвечивая сквозь Зеркало, как сквозь промасленную бумагу, но оно удерживало в себе тепло, словно парник. Знойное марево ватным одеялом окутало весь город. В довершение удовольствия, оно было ещё и влажным - так как испарявшаяся вода, естественно, никуда не девалась.
Ближе к вечеру жара достигла своего пика. Все живое, что могло спрятаться, скрылось под землей или в зданиях с кондиционированным воздухом. На улицах остались лишь редкие фигурки в охлаждающих воротниках, налитых жидким кислородом. Вот бесстрашная девушка в ослепительно-белой куцей тунике словно плывет в волнах раскаленного пара, пряча прелестное личико в тени роскошной гривы черных, как ночь, волос... Лэйми, ошалевший от жары, распластавшийся прямо на прохладном цементном полу просторной лоджии, в одном куске ткани, небрежно обвязанном вокруг бедер, проводил её восхищенным взглядом с высоты шестого этажа.
Было ли ещё что-то, кроме этого? И будет ли?..
На закате солнце отбросило в воздух длинные тени дымчато-сизых против света утесов генераторных башен, окрасило багрянцем перистые облака в глубокой синеве неба. Город окутался вуалью летних сумерек. В их дымчатом пологе вспыхнули золотые огни окон и мертвенно-синее пламя уличных фонарей. Жара несколько спала, но город, уставший за день от летней духоты, суеты, затаенного страха, который несли новости из внешнего мира, пребывал в прежнем дремотном оцепенении. На фоне догорающего неба черными силуэтами скал замерли защитные башни. На пустых улицах, полных шелестом листвы и мертвенным, туманным светом фонарей, подобно неведомым ночным животным, то там, то здесь, причудливыми стайками мелькала неутомимая молодежь, осторожная и быстрая. Ночь - время размышлений, невинных приключений и любви, не страшащейся близкой и вполне возможной смерти...
Лэйми, выспавшийся днем, неторопливо переходил от парапета к парапету плоской, мощеной гранитными плитами крыши башни-дворца, глядя на далекую землю. На нем была лишь набедренная повязка, но ему не было холодно, - раскаленное марево дня перетопилось под Зеркалом в ровное, мягкое тепло, которое сохранится до рассвета...
Отсюда, с высоты двенадцати этажей, улицы казались ему застывшими реками, длинными облаками прозрачного свечения, замкнутыми горными хребтами зданий с редкими пещерами освещенных окон. За ними, в непроглядной темноте дворов, клубилась непроницаемая масса сомкнувшихся крон. Из этой темноты наверх неожиданно четко доносились разговоры, поцелуи, ловкие и в темноте шаги босых ног...
Но, перейдя к другой стороне крыши, Лэйми видел границу города. Там, у зыбкого марева Зеркала, в океане непроглядного мрака бродили мертвенные зеленовато-фиолетовые огоньки - не огни машин, нет. Взяв сильный бинокль, он разглядывал подвижные белесые силуэты на самом краю бледной полосы света, падавшего с окраинных улиц. Каждый из них был размером с небольшой домик. Очертания их не удавалось разобрать, он видел только, что на концах длинных шей, в сердцевине похожих на диковинные цветы голов горит резкий, неприятно мерцающий свет. Время от времени то у одной, то у другой твари оттуда вылетали молнии. Чаще всего они гасли в застывшей мути Зеркала, или, порой, редко, рассыпали облаком искр неосторожную ночную птицу. Но это не угроза, а защита от угрозы, против которой воздвигнуто Зеркало. Настоящая опасность там, за ним, и назначение этих чудовищных стражей - в том, чтобы она не проросла изнутри. Война тлела там, глупая и уже безнадежная... и Лэйми тщетно старался представить её. Здесь она давала о себе знать только горьковатой дымкой в теплом воздухе - запахом старых пожаров.
Мальчик незаметно задремал, прямо на каменных плитах, и проснулся уже на рассвете. В городе вдруг завыли сирены, но это мало его трогало, - он лежал на спине, глядя на огоньки размытых Зеркалом звезд, пока они не начали бледнеть. Нарастающий шум суматохи всё же заставил его встать и подойти к парапету.
