Он сорвался.
Вызвал адъютанта Соколова, приказал созывать митинг к выступлению на фронт.
— Вы не должны этого делать, товарищ Миронов, — перешел на служебный тон Скалов. — Это будет мятеж.
— Все, все! Разговоры окончены! — закричал Миронов. — Поведу корпус на Дон, к родной дивизии! Там много оружия, целые склады резерва, есть и снаряды. Остальное отобьем у белогвардейцев! Сейчас же, на митинге, опрошу каждого из командиров, кто со мной — тот и друг! Я им покажу! И Мамонтову, и этим гадам, слизнякам ползучим, что забрались к народу за пазуху!
— Товарищ Миронов... — увещевал Скалов. — Так же нельзя!
— Митинг, немедля! — словно в истерике закричал Миронов.
ДОКУМЕНТЫ
По телеграфу. Военная
Пенза
Члену РВС Республики гражданину Смилге И. Т.
Копия: Всему трудовому русскому народу
От лица подлинной социальной революции заявляю: Первое — не начинайте со мною и корпусом вооруженной борьбы, ибо платформа наша приемлема: вся власть — народу в лице подлинных Советов крестьянских, рабочих и казачьих депутатов, избранных на основе свободной социальной агитации всеми трудящимися.
— Первый выстрел принадлежит вам, и, следовательно, первую каплю крови прольете вы.
— Доказательством того, что мы не хотим крови, служит то, что в Саранске остаются все коммунисты на местах.
Мною арестованы две недели назад два коммуниста за организацию покушения на мою жизнь — Букатин и Лисин, — но и в этом случае я их освободил бы, если бы не знал, что на совести этих бывших уголовных элементов лежит много невинно пролитой крови населения слободы Михайловки. С первым выстрелом с вашей стороны они будут расстреляны, как элемент, способствовавший восстанию на Дону и грязнивший партию коммунистов...
Если на этих пунктах соглашения возможны, КЛЯНУСЬ, что генерал Деникин будет разбит и Социальная Революция спасена. Если нет, погибла она и погибло преждевременное, уродливое явление — коммуна и ее вдохновители...
Донской корпус ждет от вас политической и государственной мудрости, чтобы общими силами разбить Деникина. Но если он [корпус] доберется до фронта, он сделает это один!
Командующий Донским корпусом
Гражданин Усть-Медведицкой станицы Ф. Миронов.
24 августа 1919 г.[27]
ПРИКАЗ
Председателя РВС Республики № 150
12 сентября 1919 г.
Бывший казачий полковник Миронов одно время сражался в красных войсках против Краснова. Миронов руководствовался личной карьерой, стремясь стать донским атаманом.
Когда полковнику Миронову стало ясно, что Красная Армия сражается не ради его, Миронова, честолюбия, а во имя крестьянской бедноты, Миронов поднял знамя восстания.
Вступив в сношения с Мамонтовым и Деникиным, Миронов сбил с толку несколько сот казаков и пытается пробраться с ними в ряды Н-ской дивизии, чтобы внести туда смуту и передать рабочие и крестьянские полки в руки контрреволюционных врагов.
Как изменник и предатель, Миронов объявлен вне закона. Каждый честный гражданин, которому Миронов попадется на пути, обязан пристрелить его как бешеную собаку.
Смерть предателю!
Председатель РВСР Троцкий[28].
Выписка из протокола № 100 Казачьего отдела ВЦИК
30.IX.19 г.
Присутствовали: тт. Чекунов, Коробов, Кузюбердин, Кайгородов, Нагаев, Седельников и Долгачев.
Слушали: Доклад тов. Чекунова по поводу речи тов. Троцкого на общегородской конференции РКП (б) (Москва), в каковой т. Троцкий, докладывая о мятеже Миронова, упомянул, что вместе с Мироновым участвовал и один из членов Казачьего отдела Булаткин...
Постановили: Ввиду того, что... вопрос о мятеже Миронова находится в стадии расследования и выяснения виновных лиц... признать, что указание т. Троцким в своем докладе на участие в мятеже члена Каз. отдела не только не отвечает действительности, но и вообще преждевременно. Тов. Троцкий не доложил о доверии Миронову со стороны и центральной Советской власти вообще и военной в частности... Подтверждая о полной непринадлежности т. Булаткина к Казачьему отделу, довести до сведения т. Троцкого, что т. Булаткин (командир 4-й бригады 10-й армии, награжденный орденом Красного Знамени) прибыл в Москву 8 июля 1919 г. в качестве командированного для поступления в красную Академию Генерального штаба, куда, однако, за окончанием приема впредь до 15 сентября не имел возможности поступить.
Принимая во внимание положение и деятельность т. Булаткина, Казачий отдел... нашел возможным командировать его... во вновь формируемый Мироновым корпус... так как высшая центральная власть проявила полное доверие тов. Миронову[29].
7
Вне закона.
Россия Советская именем Троцкого отказывает Миронову в доверии сражаться за ее свободу...
О, эти двадцать дней вне закона — пятьсот верст немыслимого похода-бегства из мордовских лесов и болот к родным куреням, к молчаливо ждущей в далеких тылах, в неописуемой дали родной 23-й дивизии!
Двадцать дней без сна, в стычках с заградотрядами, демонстрациях атак без выстрела со своей стороны, дни и ночи тяжелых раздумий, ярости, веры и надежды на сумасшедший случай и удачу, споров с близкими друзьями, наконец — раскаяния и черного молчания наедине с собой и своей совестью.
Еще под самым Саранском, в пятидесяти верстах, и под Малым Умысом, а затем при переходе через железную дорогу мелкие части ополчения из Рузаевки и окрестных сел пытались окружить и задержать Миронова, но демонстрацией конной атаки кавалерия Миронова рассеяла ополченцев. У разъезда Симбухово ждал на путях бронепоезд, ахнул над головами конников разрывным с картечью, половина пехотинцев бросилась в лес и не вернулась в строй. Глянула им в глаза красная, огненная смерть. Миронов вызвал комполка Фомина, приказал демонстрировать ложную попытку прохода под мост, по руслу какой-то пересыхающей речушки. Пока поезд усердно обстреливал маячивших в низине конников, позади него развинтили и разобрали рельсы, взрыли полотно, основная масса пехоты и конница миновали железную дорогу невредимо. Отряд Фомина имел урон, но все же сумел искусными вольтами на виду бронепоезда отвлечь на себя внимание, а потом пропал в мелколесье, будто его и не было.
Вначале Миронову ничего не стоило пробиваться через эти мелкие заставы ополченцев, без единого выстрела, не проливая крови, только одним воинским мастерством побеждая неопытных, а часто и необстрелянных штатских вояк. Но вблизи наводненной войсками и штабами Пензы устрашающие приказы Реввоенсовета все же дошли до мятежного корпуса. И тут был конец всему предприятию Миронова: узнав, что весь поход признан высшей властью мятежом, а командир ихний вне закона, пехотинцы стали уходить открыто. Часть их сдалась властям для опроса и примерного наказания, другие рассеялись по окрестным рощам и веретьям, откуда их еще недавно выманивали уговорами и строгостями в Красную Армию.
Однажды на привале Миронов устроился в тачанке, расчехлил пишущую машинку и сам отпечатал два десятка писем-воззваний от лица красного командования к дезертирам, а также копии своего письма к Смилге. Эти листовки раздавали по дворам в тех деревнях, которые в дальнейшем приходилось миновать в пути. Были и митинги в некоторых селах. Но успеха Миронов не имел, никто не хотел вступать в отряд, признанный мятежным.
— Дохлое дело, — сказал по этому поводу Булаткин. — Тут одно слово «казаки» всех настораживает. Если бы мы были на Дону — другое дело!
От Большого Вьясса, что на пензенской дороге, шли с Мироновым только кавалерийские эскадроны, около тысячи человек, и во главе этого единственного полка, рядом с мятежным комкором ехал начдив-1 Булаткин с орденом Красного Знамени на линялой летней тужурке и с ним еще двадцать семь коммунистов, которых объединял теперь в группе Александр Изварин, бывший нарком по контролю в правительстве Подтелкова и Ковалева. По утрам Миронов здоровался с каждым из них за руку, подчеркивая этим свою расположенность к членам партии, и хорошо знал каждого в лицо. Почти все были земляками: Горбунов Иван, Багдасаров Павел, Клевцов Иван, Соломатин Илья, Моргунов Тимофей, Хорошеньков Илья, Савраскин Григорий, Данилов Михаил, Якумов Степан, Соколов Никандр, Страхов Кузьма, Чекунов Николай (брат члена Казачьего отдела ВЦИК Чекунова Федора), Малахов Дмитрий, Попов Никифор, Братухин Петр и другие. А латыш Оскар Маттерн был знаменосцем отряда, под охраной двух рядовых казаков и эскадронного Кире я Топольскова...
