Как-то я опросил косарей (из «полублатных», которые все и всегда знали), что, мол, за человек этот Миронов и почему такой хмурый, чем обижен?

— А бог его знает, — сказали у костра. — Говорят, стеклодув, из-под Брянска... Может, больной? Сын какого-то командарма...

Сказано было без обиды и насмешки, поскольку бригадир был у нас уже в авторитете.

Как-то я выбрал время — один на один — и спросил его:

— Верно ребята толкуют, что у вас отец был командарм?

— Верно, — ответил односложно бригадир.

— Какой же армии?

— Конной...

— Но там же был Буденный?! — удивился я.

— Была и вторая, — сказал он.

Его что-то удерживало от объяснений. Он посмотрел на меня, как на пустое место, и пошел отмерять рогатой саженью новые улеши травостоя над болотом.

...Прошло лето 1943 года на покосе, забылись встречи и разговоры, все выветрилось из памяти. Как забылось голодное время 1933 года, суслики, Ванька Булах, вопрос дотошного соседа в станице, желающего как-то «зацепить» моего отца вопросом...

Мы разъехались с Севера, прошло много лет. И однажды я спросил у отца, уже престарелого, почему он ничего не рассказывает о своем прошлом, гражданской войне...

— О чем там рассказывать! — как-то скептически махнул он рукой.

Ну хотя бы о Буденном! (Последние два года в гражданской отец был при штабе 1-й Конвой, писарем штабного эскадрона.) Такой командир вас водил, прославленный!

Отец сказал хмуро:

— Что ж, Буденный — тоже командарм... Были, видишь, у него хорошие штабисты: сначала военспец Щелоков, потом начальник полевого штаба наш есаул Зотов, — вот они-то и делали военное дело. А Буденный был больше фигурой политической, как я понимаю. Да и очень ему повезло и с этой стороны, был при нем близкий человек — Климент Ефремович! Повезло...

Вот так раз! А я считал себя образованным в части понимания гражданской войны, и «Тихий Дон» прочел не однажды!

А отец с той же грустью добавил:

— Если уж говорить о красной коннице, то был всем командирам командир — Филипп Кузьмич Миронов! Наш герой! Белые, бывало, за сорок верст либо врассыпную от него разбегались, либо повинно сдавались в плен... Да. И не только этим он прославился. Любил еще человек правду, умел и честь свою беречь. С Лениным встречался и переписывался. И люди простые в нем души не чаяли.

Загрустил и не стал больше рассказывать.

И снова — на годы! — оборвалась заветная нить.

Время шло, стирало заметы памяти, отец скоро умер... Странно, я никак не связал этот разговор 1957 года, в канун 40-летяя Октября, с далеким 1943-м, с бригадой А. Ф. Миронова, в которой я работал. Все это было до времени мелкой прозой жизни, как бы не стоившей внимания... Да и прошло так много лет, так много событий: конец войны. Победа, переезд на новое место жительства, попытки писательства, какие-то минутные «успехи» на новом поприще и, наконец, женитьба, рождение детей — да мало ли... Но главным «затмением ума» в этом смысле было то, что я считал тему гражданской воины давно открытым материком, отчасти недоступным, а отчасти и ненужным мне в творческом плане.

Все забылось снова, даже последний разговор с отцом. Мало ли было в нашей истории полузабытых командармов и даже маршалов?..

И вот появилась статья журналиста В. Гольцева в «Неделе» за 3 июня 1961 года «Командарм Миронов», потом книжка Ю. Трифонова «Отблеск костра», в которой, хоти и мимоходом, но очень высоко оценивалась личность командарма 2-й Конной. Главное же для меня было в том, что через Миронова открывался какой-то новый и более широкий взгляд на гражданскую войну на Дону и Кубани, на казачество в целом и его историю. Это было ново и страшно важно для меня.

Миронов, как личность и как персонаж литературы, властно позвал к себе. (После выяснилось, что многие писатели, как Ю. Трифонов, и многие литераторы-любители взялись соревноваться за право рассказать о Миронове и его времени...)

Но как собрать возможно полный материал?

Клубок событий и биографических подробностей начал разматываться через старых конников, ветеранов, которые добились реабилитации оклеветанного еще в 1921 году командарма. Одни из них, старый учитель из Волгограда, лектор обкома КПСС И. Ф. Васильев, снабдил меня десятком книг, из которых — зачастую косвенно, между строк — проглядывала затушеванная ком-то личность Миронова. Он же передал мне и новую, только что выпущенную Воениздатом книгу В. Душенькина «Вторая конная». Пенсионер П. Р. Дорин из станицы Кумылженской передел мне сборник документов Волгоградского издательства «1905-й год в Царицыне», где приводились подлинные документы о революционной деятельности Ф. К. Миронова в период первой русской революция...

Собрать материал для этой книга в одиночку и за давностью событий было бы немыслимо. Пришлось, во-первых, детально ознакомиться с трудами историков-ростовчан Д. С. Бабичева и Ф. И. Тюрьморезова. Несколько десятков архивных документов — уникальных! — представлены были ревнителями исторической правды и патриотами, ветеранами Краской Армии Е. Е. Ефремовым, В. И. Волгиным, 3. Ф. Топилиным, И. М. Лебедевым, А. Я. Казаковым, К. А. Стефановым, сыном писателя А. С. Серафимовича московским любителем истории И. А. Поповым... Наконец, волгоградец И. Ф. Васильев связался с дочерью Миронова Клавдией Филипповной, пенсионеркой учительницей из г. Серафимовича, и переслал мне адрес сына, командарма А. Ф Миронова, живущего в поселке Ивот Брянской области. Можно ли себе представить, что я, отправляя письмо А. Ф. Миронову с просьбой помочь собрать материал об его отце, не подозревал что ото тот самый Артамон Филиппович, ухтинский бригадир, с который я целое дето работал на сенокосе тридцать лет назад!

А в книге В Душенькина «Вторая конная», выпущенной в 1968 году в Москве, я отыскал в списке награжденных орденом Красного Знамени за подвиги в разгроме Врангеля и фамилию И. А. Булаха. Стало понятно, почему он в безвестности провел последние дни жизни и почему после ого кончины кто-то, будто спохватившись, приказал предать тело его земле с приличествующими краснознаменцу почестями. Круг познания этой необъятной темы замкнулся…

История жизни и смерти борца-революционера и блестящего полководце, первого инспектора кавалерии РСФСР Ф. К. Миронова должна стать достоянием нашей истории, достоянием народной памяти. И я, как писатель, вношу посильный вклад в общее дело и, пользуясь случаем, ПРИНОШУ ГЛУБОКУЮ БЛАГОДАРНОСТЬ всем названным мною труженикам правды за их бескорыстную помощь в создании этой книги.

Одно из воззвании Миронова в период так называемого «Саранского мятежа» адресовано было в Реввоенсовет фронта и — в копии — ВСЕМУ ТРУДОВОМУ РУССКОМУ НАРОДУ. Увы, до народа оно в то время не дошло. Пусть же его жизнь и его большевистская правда, по справедливости высоко оцененная тогда же Владимиром Ильичом Левиным, станет достоянием нашим, достоянием народным...

1979 г.

Анатолий Знаменский