Но как бы там ни было, я не рискнул бы путешествовать по этим холмам, кроме как на танке. Нижний ярус растительности, вероятно, кишел тысяченожками – в это время года они откармливаются на хторранской ягоде. Их привлекает ее запах. Я имел несчастье убедиться в этом пять лет назад в лагере «Альфа-Браво» в Скалистых горах. Тысяченожки явно ничего не имели против хронического заражения кишечными паразитами – или же, учитывая сильную кислотность их желудочного сока, паразиты не имели шансов там выжить. Кто знает? Слишком много вопросов требовало ответа, а ученых не хватало.

Где бы ни встречалась проплешина в стелющемся покрывале, где бы я ни видел участки голой почвы, на них то тут, то там первыми паукообразными пятнами розового и голубого цвета уже заявлял о себе хторранский норичник. Эти лишенные корней бродяги питались чем попало: гниющими останками, другими растениями, даже промышленными отходами – всем подряд, что встречалось на пути. Они стлались по земле, обкладывая со всех сторон побеги более крупных растений землистой паутиной, пестрой, шершавой и отвратительной на вид.

Иногда хторранские растения вступали в партнерские отношения с норичником, но обычно игнорировали его. Земная же флора становилась его жертвой. Там, где норичник находил подходящее место, он пышно разрастался, превращаясь в скопление мясистых пальцеобразных щупалец голубого цвета. А там, где пищи не хватало, умирал – или что-то в этом роде.

Он не просто умирал, а сморщивался, засыхал и рассыпался в прах, который уносило ветром. Где бы ни осели его частички, если там находился подходящий источник питания, вырастали новые норичники; они росли, пока в свою очередь не засыхали, рассыпались и уносились ветром. Его можно было выжечь, но рано или поздно он возвращался.

Но хуже было другое: ко всему прочему, он являлся мощным галлюциногеном. Хотя, черт возьми, вся хтор-райская экология была галлюциногенной. Из таких вещей хорошо наладить производство ночных кошмаров.

Мы двигались вперед – вверх и вниз, переваливая через холмы и огибая их. Большей частью мы старались держаться на гребнях, ненадолго ныряя в лощины между ними. Здесь, в самых затененных расщелинах, буйствовала красная кудзу; она наполняла их и перехлестывала через край подобно волнам крови. В некоторых местах алое покрывало дотягивалось почти до самых вершин. Вскоре все здесь покроет страшный лоснящийся ковер, яркое удушающее одеяло, смертоносная цветная чума.

Кудзу – наихудшая разновидность врага. Ее ни взорвать – каждая частичка постарается пустить новые корни, ни выжечь – корни все равно уцелеют. А если отравить корневую систему, то окружающей среде будет нанесен непоправимый ущерб. Генерал Армстронг X. Уэйн-райт не отказался бы, вероятно, сбросить на кудзу атомную бомбу, чтобы покончить с ней раз и навсегда.

Неожиданно сообщили: – Впереди что-то есть…

Я заработал с клавиатурой. Экраны зажглись, показывая окрестности с воздушных зондов. Картинки плыли и подергивались. Три волны пауков прочесали этот район, но ни о каких контактах не докладывали.

– Вот оно.

Зонды начали медленно кружить на месте. Ошибки быть не могло.

– Проклятье! Еще ни разу я не видел ни одного из них мертвым.

– Это червь, сэр?

– Это был червь, – отозвался я. – Еще малыш.

– Это – малыш? Во дела, да я водил грузовик поменьше, чем он.

– Всем молчать. Смитти, зонды показывают еще что-нибудь?

– Нет, сэр.

– Здесь действует какая-нибудь сеть прикрытия?

– Простите, но эта территория пока не охвачена датчиками с дистанционным управлением.

– Ладно. Подъедем ближе. Лопец, ты и твое отделение возьмете пробы. Пользуйтесь манипуляторами. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь выходил наружу без крайней нужды.

Червь был толщиной с микроавтобус и раза в два длиннее. Его изгрызенное тело еще сочилось вязкой черной сукровицей. На него напали совсем недавно, и тот, кто это сделал, был голоден – от хторра осталась только половина.

– Как вы думаете, сэр, кто его убил?

Я пожал плечами.

– Тот, кто был больше и ловчее.

– Итальянская теща, – вставила Марано, кормовой стрелок.

В ответ я неопределенно хмыкнул.

– Единственным существом, которое на моих глазах по собственной инициативе схватилось с червем, был взрослый медведь гризли, и в результате медведь сильно рассердился. Вы ни разу в жизни не наблюдали такой захватывающей перебранки. – Я с интересом посмотрел на экран и добавил: – Медведь удалился с видом оскорбленного достоинства, а хторранин был порядочно сконфужен. Ведь от еды не ждешь, что она даст сдачи. Конечно, это были очень большой медведь и очень маленький червь. – Неожиданно озадаченный, я пробежался по клавишам. – Смитти, цвета передаются правильно?

– Да, сэр, а в чем дело?

– Полосы. Некоторые из них кажутся белыми. Раньше я никогда не видел белых полос. Лопец, постарайся взять немного белых ворсинок, если сможешь.

В моем наушнике запищал сигнал.

– Капитан? – Снова майор Беллус.

– Да, сэр?

– Маккарти, почему мы остановились?

Его голос звучал так, словно он только что проснулся.

– Мы обнаружили образец.

– Что-нибудь новенькое?

– Мертвый червь. Сейчас берем пробы.

– О? – Тон майора выдавал его раздражение.

– Это важно, сэр. Кто-то убил червя, и этим кем-то были не мы.

– Это ваша операция, капитан. Я только учусь.

– Да, сэр. У вас есть еще вопросы?

– Нет. Уверен, что вы будете держать меня в курсе.

– Конечно, сэр. – Я выключил связь.

Я не нравился Беллусу, он невзлюбил меня с самого начала, когда не откозырял мне в ответ.

Насколько я знал, еще никто никогда не находил мертвого червя. Мы могли убивать их, но не таким способом. Люди превращали червей в почернелые гуттаперчевые глыбы, обугленные и дымящиеся. А это разлагающееся недоразумение – явно дурное предзнаменование.

Кто кормится червями? Ни о чем подобном я никогда не слышал. Это загадочное существо имело жуткие зубы. Если такое проигнорировать, проехать мимо, то спустя десять минут оно может напасть сзади и откусить вам задницу. Учитывая размер челюстей, я не хотел рисковать.

– Лопец, ты закончила?

– Заканчиваю, сэр. Мы несем образцы в машину.

– Смитти, на экранах что-нибудь есть?

– Нет, сэр.

– О'кей, открой люк. Я быстренько посмотрю, что там вокруг.

Червь вонял так же отвратительно, как и выглядел, а выглядел он в натуре намного хуже, чем на экранах. Хторры так не смердят, обычно от них исходит слабый, теплый, мятный аромат, почти приятный. Здесь тот же запах был уже смрадом разложения. Настоящий кошмар. Червь был не только объеден – он, казалось, превратился в студень. Невольно пришла мысль о пауках, этих вампирах животного царства; они впрыскивают жертве ферменты, которые ее одновременно и парализуют, и растворяют, выжидая, пока внутренности жертвы не превратятся в желе, а потом высасывают их. Отвратительно, но эффективно. Интересно, кто проделал это с червем?

Это не паук – ни хторранский, ни какой-либо другой. Единственные достаточно крупные пауки для жертвы таких размеров делались на заводах «Макдоннел-Дуглас» по заказам Севере-Американской Администрации – но они не кусались, а сжигали. Полсотни их патрулировало территорию вновь объединенной Мексики, и если бы хоть один наткнулся на что-то необычное, то сразу же дал бы знать.

Меня ставила в тупик форма ран. Крупный хищник вырывал бы мясо кусками. А края этих укусов были неожиданно ровными и аккуратными, как будто кто-то приставил фрезу к телу червя и высверливал дыры. Что бы это ни было, оно хотело добраться до нежной внутренней плоти – кожа вокруг дыр осталась неповрежденной.

Сейчас над трупом роились только жигалки и мясные пчелы. Их неумолчное жужжание резало слух, да и вся атмосфера действовала на нервы. Я понимал, что насекомые не могут проникнуть под защитную маску, но одно их присутствие нервировало; чувство было такое, будто я голый.