На следующий день Марк ко мне приходил, но я за это время уже решила, что лучше всего нам расстаться сейчас, пока мы еще друг друга окончательно не возненавидели. Он хотел помириться, но я сказала ему единственное, что могло его оттолкнуть: да, этот Виталик — мой любовник, и я собираюсь продолжать с ним отношения. Марк ушел, не оглядываясь, а через три месяца мы легко и просто развелись через загс. За неделю до того дня, на который был назначен развод, я, вернувшись из университета, застала у нас дома Сергея — они с мамой пили чай. Сергей явно мне симпатизировал и надеялся, что нас еще удастся примирить: я еще тогда подумала, насколько у старшего брата характер лучше, чем у Марка. Так что в новую квартиру, которую нам дали от маминой работы для молодой семьи, я въезжала уже одна, хотя ордер был на нас двоих. Это та самая квартира, где я сейчас живу.

С Марком после того памятного выяснения отношений мы виделись только один раз: в здании загса. Это был неприятный момент для нас обоих, но мы его пережили.

Мой развод никого особенно не расстроил, кроме, конечно, меня самой: мама восприняла его так же спокойно, как и мое замужество, Юра откровенно радовался, Катя считала, что так лучше. Виталика после того рокового вечера я просто не могла видеть; он и не предполагал, какую роль он сыграл в моей судьбе. Сейчас он уже несколько лет как в Новой Зеландии.

Вскоре после нашего развода Марк уехал за границу, в свою драгоценную Испанию. Пришел Горбачев, и кое-что у нас стало меняться: так, развод уже не ставил на человека клеймо «невыездного» на всю жизнь. Я изредка слыхала о нем от наших общих знакомых, в частности от того же Вити Смолова. Марк так и не женился; после Испании он долго жил в Латинской Америке, а в последнее время работал в фирме, организующей туры в Испанию, — это мне уже сказал Сережа, когда мы с ним встретились в театре. И вот теперь не прошло и десяти лет, как я слышу его голос в телефонной трубке:

— Привет, Агнесса. — Потом, после небольшой паузы: — Аньес (он любил в хорошие моменты называть меня так, на французский манер), как дела?

Я долго молчала — не могла собраться с мыслями. В трубке послышалось вопросительное:

— Алло?

— Я тут.

— Я уже думал, что нас разъединили.

— Ты откуда?

— В данный момент — из Москвы.

— Это очень странно, но я как раз о тебе думала. Наверное, телепатия все же существует.

— Приятно слышать, что ты обо мне думаешь. Это мне льстит. Я-то боялся, что ты просто положишь трубку, как ты это делала десять лет назад.

— Не задирай нос. Я вспоминала о тебе, потому что попала в непростое положение, и мне нужна помощь твоего брата Сергея. Я как раз собиралась ему звонить.

— Ну вот, теперь ты все испортила — я-то было решил, что ты иногда вспоминаешь обо мне просто так, чисто ностальгически… А что случилось, Аньес, действительно что-нибудь серьезное?

— Да, серьезнее некуда. Мне угрожают, меня хотят убить. Поверь, это вовсе не фантазии слабонервной девицы.

— Правда? Слушай, может, мне приехать?

— Я рада буду с тобой встретиться, особенно если ты приедешь с братом.

— Тогда я сейчас вытащу его из постели, и мы будем у тебя через час.

Неужели я его сейчас увижу? Я почувствовала, как у меня запылали щеки. Нет, я сейчас к этому не готова! Я посмотрела на часы — было полдвенадцатого.

— Марк, я думаю, что сегодня ночью меня уже не убьют, и мы вполне сможем встретиться завтра с утра. Дай брату отдохнуть.

— Вообще-то говоря, я как раз завтра с утра должен везти группу испанцев по Золотому кольцу. Мы возвращаемся только во вторник. Но я сейчас постараюсь найти себе замену.

Я уже успела справиться с собой, сердце перестало колотиться как сумасшедшее, и мой голос прозвучал вполне твердо:

— Наше дело может вполне подождать до вторника. Может быть, это только мои фантазии.

— На тебя это не похоже. Ты уверена, что мне не надо сейчас приезжать?

— Да.

— Тогда завтра с тобой свяжется Сергей, я поговорю с ним перед отъездом.

— Это было бы прекрасно.

— Я сам позвоню тебе во вторник, когда приеду. Можешь рассчитывать на меня, Аньес. Я это серьезно. — В его голосе звучали какие-то интимные нотки.

— Спасибо. Я это тоже серьезно.

Положив трубку, я на некоторое время забыла о всех реальных и мнимых опасностях — я думала только о своем бывшем муже, который проявил такое искреннее желание мне помочь. С чего бы это?

Во вторник я посетила наш офис. За те несколько дней, что меня не было в «Компике», тут произошли заметные изменения. За столом в приемной на месте Милы восседала теперь Света; она заметно нервничала, краснела и бледнела. Лена, секретарь Жени, после болезни так и не вышла на работу: по ее словам, она решила посвятить себя семье. Как мне сказал Женя, которого я встретила на лестнице, Свету повысили в должности, несмотря на все ее отговорки: она пока еще очень боялась персоналки на своем рабочем столе, но компаньоны уверяли ее, что она справится. Люди, рассматривающие компьютер как продолжение себя, совершенно не могут поверить в то, что далеко не все способны после краткого обучения найти общий язык с умной машиной. Во всяком случае, Света ни в коем случае не будет заниматься интригами и крутить романы — уж в этом все были убеждены.

Что же касается Милы, то ее временно перевели на другой участок работы — она теперь сидела в закутке, который выделили для нее в комнате программистов. Конечно, ее нельзя было уволить за грехи генерального директора — это было бы несправедливо, и Юра с Женей никогда бы на это не решились, особенно Юра, но поверить в ее полную невиновность в ситуации с анонимным звонком было трудно даже им.

Я же считала, что мой брат и Женя слишком мягкосердечны. Я с жаром доказывала им, что девушка, приехавшая из провинции завоевывать Москву, должна соблюдать правила игры, а если она их нарушила, то пусть пеняет на себя. Конечно, жестоко выбрасывать ее на улицу, но в данном случае нужно думать не о чувствах, а о фирме — пока она была в более чем хороших отношениях с директором, процветание «Компика» было в ее интересах, но теперь ей может взбрести в голову ему мстить. Честно говоря, я достаточно хорошо понимала Милу, чтобы утверждать, что теперь она будет вредить Юрию, как только сможет.

Но мужчины — большие идеалисты, и я ничего от них не добилась. Наоборот, я даже немного перестаралась, и после моего горячего монолога они стали защищать Милу, эту святую невинность, которая с трудом пытается выжить в каменных джунглях Москвы… Ну почему у специалиста по человеческим отношениям всегда только совещательный голос?

В тот день Юра с Женей решали еще один кадровый вопрос. Речь шла об одном из программистов, Толе. Он давно работал с Юрой, и хоть звезд с неба не хватал, на него всегда можно было положиться — рабочая лошадка, которая тянет свой гуж. Конечно, у него были свои сложности — не так просто работать среди небольшой группы людей, каждый из которых если не гений, то признанный талант, сознавая, что ты сам — человек весьма средних дарований. Но в последнее время с Толей что-то произошло. Он практически перестал работать, занимаясь в конторе чем угодно, но только не своим прямым делом. В офис он приходил с самого утра и начинал бесконечные разговоры, отвлекая от дела тех, кто приходил сюда действительно работать. В последнее время он увлекся медитацией и всем рассказывал о том, как он медитирует. Он решил, что не надо сидеть часами за компьютером, составляя программу, достаточно помедитировать на эту тему, и на тебя снизойдет решение, тебе просто приснится что-то новое и совершенно гениальное. Кроме того, он увлекся поисками третьего глаза; он был уверен, что, открыв в себе третий глаз, он прозреет во всех отношениях — научится читать пальцами и познает мудрость вселенной. Он всех уже затрахал этим своим третьим глазом. Коллектив тихо бурчал. Недавно он умудрился вывести из себя даже многотерпеливую Свету. Женя в мягкой форме пытался сделать ему замечание и достиг лишь того, что Толя на него дико обиделся.