Юра признался во всем, то есть в том, что он изменял жене с Милой, но все это осталось в прошлом — после того серьезного разговора он прекратил эту связь, оставшись, впрочем, с Милой в добрых отношениях. Мила — не москвичка, она здесь снимает квартиру: недавно она переехала на новое место и попросила Юру помочь ей повесить зеркало и полочки в ванной. Юра долго отнекивался и тянул, но наконец выбрал время с утра, чтобы у нее не возникло никаких вольных мыслей. Это было как раз сегодня…

— Ну и как, они у нее все равно возникли? — прервала я его.

Бедный Юра покраснел до корней волос. Хорош донжуан, игрушка в руках наглой девицы, а я должна расхлебывать эту кашу…

И я ее честно расхлебывала. Я сидела у них четыре часа. Я пустила в ход всю свою хитрость, все свое искусство, все свои способности. Я пустила бы в ход и свое обаяние, но на Аллу оно не действовало. В какой-то момент мы даже плакали с ней вдвоем, обнявшись. Мы растерли с ней в порошок всех блудных мужей и всех слабых мужчин вообще. Мы рассматривали проступок Юрия со всех сторон, в том числе как добрые христианки — слабый человек, поддавшийся искушению, раскаявшийся грешник, который все же заслуживает христианского всепрощения. Обе мы настолько хорошо знали Юру, что, без сомнения, поверили в то, что сегодня он действительно попался в силки, расставленные Милой, — он не мог не откликнуться на мольбу слабой женщины, которая попросила сильного мужчину проделать кое-какую мужскую работу в ее новой квартире… Точно так же мы не сомневались и в том, что происходило в новой квартире на самом деле.

В конце концов Алла сдалась. Несмотря на все ее совершенство, в ней было все же что-то человеческое — любовь к моему брату. Но кроме этой ее очевидной слабости, помогло мне в моей нелегкой задаче и еще кое-что — она, как и я, понимала, что сегодняшняя встреча была подстроена. Ей было противно думать, что она сыграла на руку какой-то анонимной мерзавке, какой-то стерве, которая то ли завидует чужому счастью, то ли ненавидит ее мужа. Одна мысль о том, что она оказалась на одной стороне с врагами Юры, была ей невыносима.

Когда все было сказано и напряжение спало, на Аллу вдруг напала непреодолимая сонливость. Она начала зевать, глаза у нее закрывались сами собой. Положив голову на диванный валик, через мгновение она уже спала, свернувшись калачиком. Удивленный Юрий склонился над ней, потом взял ее на руки — она не проснулась — и отнес в самую маленькую комнату, служившую супружеской спальней. Вернувшись, он сказал мне:

— Ты же знаешь, что я не буду благодарить тебя, Пышка. Просто ты в очередной раз меня спасла.

— Все-таки ты порядочная свинья. Больше не буду тебя выручать.

— Может, ты останешься? Уже поздно. У нас у всех был длинный день, а у тебя в особенности.

— Нет. Она будет спать очень долго, но желательно, чтобы она увидела тебя рядом, когда проснется. Воспользуйся случаем, пока нет детей. И вот еще что. Разбери чемоданы, пока она спит.

— Ты, наверное, как всегда, права. Это ужасно, когда твоя маленькая сестричка всегда права. Губы его не улыбались, но в глазах его я увидела такие знакомые мне шаловливые искорки; мне показалось, что рядом со мной не взрослый мужчина, а подросток, с которым мы снова вышли сухими из воды после очередной проказы. — Я тебя провожу.

Мы оделись и вышли; на улице было холодно, дул сильный ветер. Я поежилась. Мы пошли к метро — только там можно было поймать машину, я не в силах была ехать домой на общественном транспорте.

— Не понимаю, кому было нужно все это подстраивать, — сказал он.

— Очевидно, Миле, кому же еще?

— Но зачем? Ведь она прекрасно знала, что у нас с ней нет будущего, я ее честно обо всем предупредил. Кстати, все началось по ее инициативе… И когда мы с ней расстались, она вроде бы приняла это как должное. Не понимаю, зачем ей нужна была эта инсценировка.

— Может быть, она надеялась выиграть — если бы Алла тебя бросила, не все ли равно было бы тебе с кем?

— Только не с ней.

— Это знаешь ты, знаю я, но она судит обо всем со своей колокольни, весьма примитивной, надо сказать. А вообще раньше вкус у тебя был лучше.

— Конечно, теперь ты можешь пинать меня ниже пояса, сестричка. Неблагородно с твоей стороны.

— Или она хотела тебе отомстить, что ей удалось почти в полной мере.

— Рискуя всем?

— А чем она рисковала? Твоим добрым расположением? Нужно ей оно, если ты на ней не женишься! Карьерой? Секретарь-референт — тоже мне карьера! Такие деньги она может получать и в любом другом месте.

— Ты не любишь ее, поэтому к ней несправедлива. Мне кажется, это какая-то ее недоброжелательница. Алла утверждает, что голос по телефону был совершенно незнакомый, пронзительный, с налетом провинциальности.

— Это не могла быть Мила, слегка изменившая свой голос?

— Нет. Ты же знаешь, у Аллы абсолютный слух, она бы ее все равно вычислила.

Мы помолчали. Абсолютный слух — еще одно достоинство, с которым трудно смириться.

— Почему она сняла квартиру на Грайвороновской? Кто знал, что в соседнем доме живет ваша родственница?

— Агнесса, не надо строить из себя Шерлока Холмса. Это наверняка простое совпадение. Во всяком случае, откуда могла об этом знать Мила? В понедельник я с ней серьезно поговорю, припру ее к стенке. Мне надо выяснить, что же произошло на самом деле и кто мог проведать о моем визите.

Я молчала. О наивные мужчины! Юра не верит, что его любовница, женщина, которая ему нравилась, могла его так подставить. Через день она уговорит его, что она такая же невинная жертва злодейского заговора, как и он сам.

Простое совпадение? Хотя, может быть, и так. Что бы сделала обыкновенная русская женщина и жена на Аллином месте? Тотчас бы помчалась по указанному адресу, ворвалась бы в квартиру, застала бы неверного супруга с дамой на месте преступления и устроила бы скандал. Я, кстати, поступила бы точно так же, только устроила бы не скандал, а спектакль и наслаждалась бы каждым мгновением этого действа. Надо знать Аллу и ее высокие идеалы, чтобы понять, что она на это не способна. Она мучилась час, прежде чем решиться только на то, чтобы пройти мимо названного ей дома… А вот то, что Юра с Милой как раз в это время вышли, действительно простое совпадение. Может быть, я слишком усложняю ситуацию? Но то, что Мила виновна, для меня было бесспорно.

Незаметно для нас самих мы дошли до метро, еще минут десять ушло на то, чтобы поймать машину. Наконец Юра остановил какого-то древнего «жигуленка», договорился с водителем и усадил меня в теплый салон, нежно поцеловав на прощание.

Неразговорчивый водитель — я была благодарна ему за молчание — доставил меня прямо к подъезду. Лифт работал, и через минуту я уже была у двери своей квартиры. Мое внимание привлек цветной шнурок, привязанный к ручке; на нем висела записка:

«Агнесса, как только придете, позвоните, пожалуйста, в 88-ю квартиру. Это очень важно.

Галина».

Я посмотрела на часы — было пять минут второго. Важные сообщения могут и должны подождать до завтра, то есть уже до сегодня. Я чувствовала себя так, как будто была на ногах несколько суток подряд. У меня оставалось только одно желание — провалиться в сон и забыть обо всем на свете… хотя бы часиков на двенадцать.

Но двенадцать часов подряд мне проспать так и не удалось. Меня разбудил звонок в дверь. Сначала я решила не реагировать, но кто-то настойчиво продолжал трезвонить, и я, накинув халат, пошла к двери. В глазок я увидела голову моей соседки Гали. Пришлось отворить; на пороге стояли Галя с двумя своими сыновьями, Митей и Васей. Лицо у нее было расстроенное.

Впрочем, Галя часто бывала расстроенной, и виной тому были ее отпрыски, самые хулиганистые мальчишки из всех, с кем я была знакома начиная со школьных времен. Они и сейчас стояли рядом с ней, с притворно скромным видом опустив головы, но в глазах у них играли бесенята; у старшего, Мити, была разбита губа.