Катя же была явно удовлетворена творением своих рук. Потом мы с ней пообедали, погуляли с малышом в Битцевском парке — дождь, ливший с утра, перестал, и дышалось как-то по-особенному легко, снова попили чай… Я бы осталась у нее еще надолго, но побоялась поздно возвращаться домой, поэтому уехала засветло. Когда я подходила к своему дому, на меня напала неприятная дрожь, лифта я ждать не стала, а поднялась по лестнице, пристально вглядываясь в темные углы, ручку своей двери чуть ли не обнюхала, но все обошлось благополучно.

Я чувствовала себя свежей, полностью отдохнувшей и готовой к бою. Где вы, киллеры, посмотрим еще, кто кого! Телефон Генки Катя обещала достать, значит, остается только связаться с Сережей Крутиковым. Я вытащила свои старые записные книжки и принялась за поиски нужного номера. Пока я была замужем за Марком, мы довольно часто виделись с его старшим братом. Трудно было себе представить, что братья могут так разниться по характеру. Правда, они были братьями только по отцу… Мы с Сергеем испытывали друг к другу взаимную симпатию. Мне (и своей жене) он казался неудачником — окончил медицинский, а работал спортивным врачом в обществе «Динамо». Особой тяги к этой работе он не испытывал, но получал он, надев погоны лейтенанта внутренних войск (половина сотрудников «Динамо» принадлежала к МВД, а вторая половина — к КГБ), раза в три больше, чем больничный ординатор. При его требовательной жене это было вовсе не лишнее. Кто мог тогда предположить, что он станет одним из организаторов первого частного сыскного агентства, героем августовской обороны Белого дома, членом комиссии по правам человека? Впрочем, я следила за его блестящей карьерой в основном только по газетам и телевидению; в прошлом году мы случайно встретились на «Фаусте» в Большом театре и поговорили в антракте. Я узнала, что он тоже развелся. Расставаясь, он сказал мне, чтобы я не стеснялась обращаться к нему при первой же необходимости. Ну вот наконец его визитка… Собственно говоря, мне давно надо было связаться с ним. Но встречаться с Сергеем — это вспоминать о Марке. Тогда он мне сообщил, что Марк в Испании, работает в туристском агентстве… Марк… В какой безопасности я бы сейчас себя чувствовала, если бы он был рядом!

Зазвонил телефон, и я машинально сняла трубку.

— Привет, Агнесса. — Это был голос моего бывшего мужа.

Марк… Ну что мне сказать о Марке? Когда-то, когда мы с ним десять лет назад расстались, мне казалось, что я его ненавижу. Теперь от этой ненависти не осталось ни следа, более того, мне кажется, что это единственный мужчина, которого я по-настоящему любила.

Но обо всем по порядку. Марк учился на нашем же факультете, на курс старше меня, он был «испанцем». Как ни странно, познакомились мы уже после окончания института. Мне в тот год приходилось по многу раз бывать в деканате, добывая ту или иную справку, — меня в институте так не любили, что умудрились потерять кое-какие мои документы, так что я обречена была оставаться пленницей в стенах ненавистной мне школы, если бы не удалось их восстановить. Во время одного из этих визитов один из моих сокурсников, Витя Смолов, потащил меня в буфет пить кофе — там к нам и подошел Марк, оказавшийся его приятелем. С Витей я всегда общалась с удовольствием — он относился ко мне как к своему парню и не испытывал при этом никаких слишком нежных чувств, но его друг мне с первого взгляда не понравился. Вернее, не он сам, а то, как он на меня смотрел: пристально и, как мне тогда показалось, враждебно. Мне все время хотелось спрятаться от этого взгляда, и я старалась подвинуть свой стул так, чтобы между нами оказался Витя, да и поддерживала разговор я исключительно с Витей. Марк мне тогда показался самодовольным и высокомерным: слишком хорошо одет, светлые волосы чуть длиннее, чем диктовали обычаи нашего богоугодного заведения, из элегантной спортивной сумки выглядывает рукоятка адидасовской теннисной ракетки — теннис тогда еще только входил в моду как элитарный спорт. Словом, я решила, что он относится к той самовлюбленной «золотой» молодежи, которой заслуги папочек проложили в наш институт прямую дорожку и которая ни в чем не привыкла получать отказ.

Впоследствии выяснилось, что кое в чем я оказалась права, в других же отношениях просто попала пальцем в небо. Так, то, что я восприняла как враждебность и агрессивность, было всего лишь желание, самое обыкновенное плотское желание. Я ему давно нравилась. Оказывается, он заприметил меня еще с третьего курса и несколько раз даже искал повода познакомиться со мной, но случай все как-то не представлялся, а недостатка в бабах он никогда не испытывал. Не то чтобы он был донжуаном, но нравился женщинам и не проходил мимо представившихся возможностей. Институтские девицы говорили про него, что он очень милый мальчик, но всегда опаздывает на свидания.

Но к «золотой» молодежи он не относился, потому что был отнюдь не бездельником, и голова у него соображала хорошо. Он был сыном советского разведчика, что помогло ему поступить в наш институт, но в роскоши никогда не жил: у настоящих разведчиков, в отличие от всякой околопартийной и кагэбэшной дипломатической шушеры, обычно достаточно тяжелая жизнь, так что Марк с детства привык полагаться на свои силы. Хотя, правда, это не помешало ему быть в какой-то степени самовлюбленным эгоистом, но это открылось мне уже позже. Что же касается его на первый взгляд чрезмерной для мужчины элегантности, то тут я тоже оказалась не права — просто он был обладателем счастливой внешности: не писаный красавец, но с приятными чертами мальчишеского лица и заразительной, хотя отнюдь не голливудской улыбкой — когда он улыбался, то вовсе не показывал все тридцать два зуба и голые десны, зато глаза у него смеялись, и морщинки собирались веером у уголков глаз и рта, придавая его физиономии, как ни странно, особую моложавость и привлекательность. Фигурой он тоже был не Аполлон и не Шварценеггер: худощавый и стройный, он был ненамного выше меня, зато компенсировал невеликий рост и отсутствие рельефной мускулатуры гибкостью и пластичностью движений. Одевался он со вкусом, но не выпендриваясь, на нем все смотрелось элегантно; впоследствии, живя со мной, он сильно повлиял на мою манеру подбирать одежду и подавать себя.

Как я уже сказала, я давно привлекла его внимание, и он решил меня заполучить. Правда, сразу это у него не вышло. Тогда в кафетерии он выцыганил у меня номер телефона и несколько раз звонил, чтобы пригласить меня в театр, но я все время по каким-то причинам не могла с ним пойти. Нарвавшись несколько раз на отказ, он надолго замолк и вдруг случайно позвонил мне уже через полгода после встречи в кафетерии.

Это было летом; стоял жаркий июнь, и москвичам в такие дни очень трудно работать, так и хочется уехать куда-нибудь за город, на речку. Меня в тот день томил зной, болела голова, и главное, я испытала очередное разочарование в любви, то есть не в любви, а в конкретном молодом человеке. Я рано пришла с работы и валялась на диване с книжкой, пытаясь отключиться от своих невеселых мыслей. И когда позвонил Марк и не слишком уверенным голосом предложил встретиться, я тут же согласилась. Голос Марка сразу повеселел, и он спросил: когда и где? Я набралась наглости и заявила, что ровно через час подъеду на двенадцатом троллейбусе к Манежной площади и надеюсь, что он в это время там будет — я не буду его ждать ни одной лишней секунды. Он тут же согласился, и мы одновременно положили трубки. Времени на раздумья не оставалось, пора было собираться.

Когда мой полупустой троллейбус наконец добрался до центра, он уже стоял на остановке и подал мне руку, бережно помогая спуститься со ступенек. Впрочем, не отпустил он мою руку и потом, когда по улице Герцена мы шли к Никитским воротам. Он тут же признался мне, что чуть ли не первый раз в жизни не опоздал на место встречи, а, наоборот, пришел на десять минут раньше. Глаза у него блестели, настроение было прекрасное.