Но наступила перестройка, открылись первые кооперативы, а вслед за ними — совместные предприятия: филиал одного из таких СП открылся и в закрытом городе Горьком, и ему потребовалась секретарь-референт. Виолетта стала в родном городе одной из первых представительниц этой новой для нас профессии, и я охотно верю, что она идеально подходила для такой работы. Она быстро переходила из одного престижного офиса в другой, еще более престижный — до тех пор, пока три года назад не повстречалась с Аргамаковым.
Такова была внешняя канва ее жизни; что же касается жизни души, то тут она была куда менее красноречива. Конечно, с детства в нее влюблялись мальчики, а потом — юноши и зрелые мужи, но как реагировала на них она сама? Была ли она неприступной красавицей с холодным умом и ледяным сердцем, снежной королевой, или ей были знакомы обычные женские страсти? Что у нее было до Аргамакова, которого она, конечно, никак не могла любить?
Судя по всему, в ее жизни был тайный возлюбленный, но эта история окончилась чуть ли не трагически — во всяком случае, был аборт. Кто был героем ее романа, она так ни разу и не проговорилась. С ее ребенком от Аргамакова тоже было не так ясно. Иногда Виолетта говорила, что не хотела этого ребенка и пыталась от него избавиться; иногда намеками она давала мне понять, что ребенка она ждала не от мужа и потому он был нежеланным. Во всяком случае, мальчик родился совсем слабеньким и умер на вторые сутки после появления на свет, а она с тех пор испытывала сильнейшее чувство вины — она была совершенно уверена, что если бы не пыталась прервать беременность народными средствами и не желала бы ему смерти, то младенец остался бы в живых. Во всяком случае, с тех пор она начала пить.
Меня удивляло, какая смесь здравых идей и нелепых верований царила в ее изящной головке. Человек с прекрасным образованием, женщина, хладнокровно поймавшая на крючок самого богатого мужчину из своего окружения, — и рядом с железной логикой и расчетом соседствовала по-детски наивная вера в потусторонние силы, в колдунов и магов, в экстрасенсов и ясновидящих. Виолетта не была верующей в истинном смысле этого слова, хотя считала себя православной и иногда ходила в церковь — все ходят, теперь это стало модно. Нет, Бог для нее был или Боженькой раннего детства, милостивым и добрым дядюшкой, когда он спасал ее от всяких неприятностей или опасности, или Иеговой наивных древних людей из Ветхого Завета, грозным и беспощадным, когда он карал за грехи. Она обращалась мыслью к Богу именно в такие моменты, а в остальное время о нем и не вспоминала.
Она очень удивилась, услышав от меня, что православная церковь считает всякие волшебные исцеления с помощью экстрасенсов и магов бесовством, она об этом и не подозревала. Но это не поколебало ее уверенности в том, что на нее наслали порчу по заказу неких завистниц (думаю, у нее их было немало), и снять эту порчу должен кто-то из того же колдовского цеха, как и тот, кто ее сглазил.
В тот первый день, когда мы в их квартире на набережной — огромной, холодной, заставленной какой-то неудобной и разностильной мебелью и потому безликой — намечали план действий, я поняла, как мне будет с ними сложно. Аргамаков упорно считал, что у его жены расстроены нервы, что это депрессия, вызванная смертью ребенка, и что она должна лечиться у тех специалистов, которые ее поймут и к которым она почувствует доверие, у врачей или у экстрасенсов — ему было все равно. Было забавно наблюдать, как этот железный банкир, которого его подчиненные считали единоличным диктатором, человек, распоряжающийся миллионами и миллиардами мановением руки, готов был плясать под дудочку этой своенравной и испорченной девчонки. Но я-то не согласна выполнять любое ее желание, поэтому наш разговор оказался бурным. Аргамаков понял, что у меня тоже есть характер, и не слабее, чем у его жены, и то и дело вытирал носовым платком вспотевший лоб. Я наотрез отказалась водить Виолетту по гадалкам и знахаркам, предложив Николаю Ильичу нанять вместо меня какую-нибудь бабку. Я произнесла это в запальчивости: Аргамаков насупился и явно обиделся, а я почувствовала, что подвожу брата.
Положение спасла, как ни странно, сама Виолетта. Она громко расхохоталась, глядя на наши хмурые лица, и в смехе ее послышались визгливые истерические нотки: но не успела я насторожиться, как она утихомирилась и совершенно спокойным тоном заявила:
— С вами все ясно. Давайте поступим так, чтобы и овцы были целы, и Агнессину шкурку брат бы не содрал, и волки сыты. Мы с Агнессой будем ходить через день — то к ее врачам, то к моим экстрасенсам. Идет?
И мы согласились — Аргамакову казалось, что, чем больше денег он потратит на свою обожаемую и слишком молодую для него жену, тем лучше будет итог; было очевидно, что в их отношениях не все гладко, даже если он и не страдал половым бессилием, как утверждала Виолетта, и он боялся, что она уйдет. Я, конечно, сильно сомневалась в результатах такой комбинированной терапии, и мне все время приходилось напоминать себе: кто платит, тот и заказывает музыку.
Наш первый визит пришелся на ясновидящую, которую рекомендовала Виолетте ее приятельница из Горького.
Ясновидящая, некая Лола Клименко, «академик народной медицины, доктор белой магии и член Ассоциации колдунов России», как она себя рекомендовала, принимала в обычной московской квартире на окраине города. Чтобы попасть к ней на прием, нужно было предварительно записаться, но нас она приняла на следующий день после звонка самого Аргамакова — деньги производят впечатление и на колдунов.
Нам открыла дверь скромно, чтобы не сказать бедно, одетая в серое девица неопределенного возраста с изможденным лицом, которая представилась как ассистентка Лолы. Очевидно, ученики волшебников сейчас выглядят именно так. Она впустила нас в прихожую, сильно пропахшую кошками; мы разделись, она повесила наши пальто на хлипкую, рассыпающуюся на глазах вешалку и сказала:
— Пройдемте в холл.
Холлом оказалась большая проходная комната неуютного вида, в которой сидели пожилая женщина в темной одежде и мальчик, державший в руках костыли, — очевидно, они, также как и мы, ожидали своей очереди. В холл вели еще две двери, кроме той, в которую мы вошли. Одна из них открылась, и из нее вышла молодая женщина с заплаканным лицом; под глазами у нее были потеки черной туши, которые она стирала на ходу платочком. Пожилая женщина встала и помогла подняться мальчику; они застыли в напряженном ожидании. Ассистентка, не обращая внимания на зареванную пациентку, прошла к своей хозяйке, тут же вернулась и позвала следующих клиентов. Потом она уселась за видавший виды письменный стол и раскрыла большую конторскую книгу.
— Вы, очевидно, Аргамакова? — обратилась она к Виолетте, безошибочно определив, кто из нас нуждается в услугах целительницы. — А это ваша сестра?
— Подруга, — поправила ее Виолетта. — Мы войдем к Лоле вместе.
Неприветливая обстановка сильно на нее подействовала, и на лице у нее не осталось и следа того энтузиазма, с которым она сюда шла.
— Платить здесь. Сама целительница не может прикасаться к деньгам, иначе она потеряет свой дар. Пятьдесят долларов или рублями по курсу, пожалуйста. — Голос ее звучал деловито.
Так как Витя остался внизу, в машине, то Виолетта расплатилась сама.
Мы уселись и стали ждать; изможденная девица предложила нам ознакомиться с литературой — на ее столе в беспорядке валялись потрепанные иллюстрированные журналы, три совершенно разные книги под одинаковым названием «Оккультизм» и какие-то проспекты.
Я взяла в руки один из журналов, он назывался «Vita», открыла и прочла оглавление:
«— Китайская медицина — от истоков до VII в.
— Цифры говорят: телепатия существует.
— Астрология и здоровье.
— Степень родства колдовства и современного целительства.
— «Я просто работаю» — интервью с Александром Сабировым, гипнотизером, телепатом и народным целителем».
Ассистентка увидела, что я просматриваю журнал, и засуетилась; она протянула мне другое издание — журнал, раскрытый на странице, где на глянцевой бумаге выделялся крупный заголовок: «Записки ясновидящей». Под заголовком я увидела крупную цветную фотографию, на которой пухлая женщина в ажурной шали закатывала глаза, будто в экстазе.
