Приблизилась, разглядела темный силуэт певца, уединенно устроившегося под кустом пахучей спиреи. Ботфорты певуна примостились в сторонке, а голые ступни одиночки оказались по щиколотку зарыты в теплый песок. Я беззвучно опустилась рядом и последовала примеру любителя музыки. Скинула сапоги и поставила рядом. Окунув стопы в нагревшийся за день песок, с интересом взглянула на поющего бобыля.

  Из-за темноты рассмотреть как следует его лицо так и не удалось. Но вот голос... Этот душевный драматический баритон не оставлял никаких сомнений в том, что когда-то, возможно, очень давно мне уже доводилось слышать его. Он звучал словно из совершенно другой, чуждой жизни, внушая трепет, заставляя внимать ему, сопереживая. Да и песни, которые исполнял сей мнимый трувер, показались родными. В какой-то момент даже пробовала подпевать. Решив подождать, пока он не закончит, не стала прерывать. Пусть поет. Всегда любила слушать красивые песни, будучи слегка навеселе.

  - Болит мое сердце хмельного пирата,

  Не нужно мне в жизни ни денег, ни злата.

  Одной лишь свободой я грежу ночами,

  Она обогреет своими лучами

  Получше, чем солнце в беспасмурный день.

  Вдали я услышу разгульную трель

  Мелодии ветра. С ней вновь повстречавшись,

  Хочу, чтоб момент сей уже не кончался.

  "Сердце хмельного пирата", хм, звучит интересно. Неужели посчастливилось натолкнуться на флибустьера? Обычный музыкант вряд ли будет слагать стишки от лица разбойника. А, между тем, романс подходил к завершению.

  - Впредь безразлично, хоть шторм, а хоть буря.

  А можно и сразу же кракену в зубы!

  Давно я обвенчан с красоткой своей -

  Царицей небес, королевой морей!

  Доведя песнь до конца, питомец муз отхлебнул из бутылки, закурил самокрутку, затянулся и только тогда заметил слушателя.

  - Ну, чего уставилась, кошка драная? - недовольно прокаркал он, видимо раздосадованный, что какая-то деваха посмела нарушить его одиночество, - дармовой выпивки захотела?! А вот шиш! - и с этими словами нахально показал кукиш.

  Однако сей праведный гнев вовсе не оскорбил. Сейчас меня занимало совершенно другое обстоятельство. Я внимательно разглядывала черты смутно знакомой физиономии, и, постепенно, в моем мозгу начала проясняться кошмарная догадка. Потрепанные ботфорты, белеющая во мраке мятая рубаха, хрипловатое, прокуренное ворчание, густая копна светлых, нечесаных волос, в которых затесалась пара длинных перьев... И тут, зыркнув на незваную гостью ярко-голубым глазом, лаолан воскликнул:

  - О, да это же Кирана! И девочки, - он игриво подмигнул моему бюсту, выгодно подчеркиваемому корсетом. Ну и мужлан! - Решилась-таки выползти из своей гнилой посудины. Иди, обниму, родимая! Ведь так долго не виделись! - и псевдо-артист раскинул руки, будто и вправду хотел заключить виновницу своих злоключений в крепкие, дружеские объятия.

  Я в испуге отшатнулась и, для острастки, замахнулась на одноглазого сапогом. Килдан! Вот лукавый! Пришел, наконец, по мою душу! Несмотря на то, что я много дней дожидалась появления жаждущего мести противника, это случилось неожиданно, как внезапно случается большая радость или большое горе.

  - Ты чего, мать, черта что ли увидела? - засмеялся пират и с притворным беспокойством посмотрел себе за спину.

  Немного придя в себя, приняла решение оставаться на месте, но, на всякий случай, опустила руку на эфес сабли. Килдан выглядел подозрительно добродушным и даже - не побоюсь этого слова - идилличным. По крайней мере, нападать точно не спешил. Но может все это лишь уловка? Зная Килдана, следует ожидать от него всего, что угодно. Но, если изрядно подвыпивший флибустьер вознамерится умертвить своего закоренелого недруга со спины, ему следует заранее распрощаться с головой. Реакция, как и слух, у меня всегда были отменными.

  - А ты-то что тут делаешь, Килдан? - осторожно подступила на шаг ближе, - строишь план мести?

  - По пиратскому кодексу следовало бы прирезать тебя на месте, - простодушно рёк пират, - но я слишком пьян и весел, чтобы мстить. Ну, подойди, хоть поздороваемся по-людски. Чего ломаешься, дудочка? Не замуж ведь зову.

  Вероятно, он намеревался сказать "дурочка", но алкоголь изрядно повлиял на его манеру выражаться. Так или иначе, я сделала еще один мелкий, осторожный шаг.

  - Значит, вендетты не будет? - Килдан отрицательно мотнул головой и я, немного расслабившись, села рядом с ним. Вполне возможно, многие считают, что честное слово пирата не стоит и медного гроша, и, по большей части это правда, но только для посторонних. Коли один морской бандит дал слово своему собрату, оно будет стоить дороже сотен клятв, обещаний, присяг и зароков прочих законопослушных граждан. Ибо каждый флибустьер чтит и уважает своего сотоварища, даже если ненавидит. И поэтому спросила следующее: - Ты здесь один? Твоих ребят поблизости не видно. Да и как тебе удалось добраться сюда так быстро?

  - Не, они тут, со мной. Одни пошли по тавернам, другие по бабам, третьи вздремнуть, а четвертые поковыляли за добавкой, - Килдан опять приложился к горлышку, отхлебнул, жестом предложил выпить. Я кивнула, он передал бутылку. Сделав глоток, поморщилась. Это оказался абсент, - так что один я тут остался. А доплыли сюда очень просто. Недалеко от места крушения обнаружили спонтанный портал. Он домчал нас всего за пару дней. Хоть в чем-то повезло!

  - И много вас?

  - Двенадцать моих парней, плюс я - тринадцатый. Несчастливое число, - Килдан скривился и глубоко затянулся. Выпустив изо рта струйку дыма, произнес: - У меня для тебя предложение, Кирана.

  - Говори, - я придвинулась ближе.

  - Корабля у меня больше нет. Твоими стараниями, - пират сокрушенно развел руками, - однако у тебя есть прекрасный шанс загладить вину. Хочу, чтобы ты взяла меня и моих орлов на корабль.

  - Взять тебя на "Дельфу" только затем, чтобы успокоить собственную совесть? - спросила я с иронией, - извини, не могу пойти на такие жертвы...

  - Вас тоже осталось немного. Где-то около двадцати, - Килдан потер лоб, припоминая, - я самолично видел, как вы пришвартовались у причала. Место, куда вы отправляетесь, так и кишит опасностью. Тебе нужно пополнение, детка. А мне необходим корабль. К тому же, вот с этим условия сделки только уравниваются, - и, пошарив во внутреннем кармане, изъял потрепанный потерянный клочок пергаментной карты сокровищ. Подметив, как загорелись глаза собеседницы, Килдан с нажимом продолжил: - Если пообещаешь разделить со мной палубу "Дельфы" я, так уж и быть, поведаю о том, кто из твоих пострелов сдал тебя с поличным, из-за чего пришлось выкрасть тебя из номера. Подумай, кругом сплошная выгода, милая.

  Я застыла на месте, лихорадочно соображая. Что за чушь он несет? Неужели ему удалось провернуть свою гнусную операцию похищения с помощью одного из моих подчиненных? Или их было несколько? Теперь понятно, почему Хани упомянул предателей. Как же паршиво жить среди крыс!

  - Так и быть. Теперь отдавай кусок карты и рассказывай, кого я должна повесить.

  - Притормози-ка, притормози, - хохотнул Килдан, - какая шустрая! Бумажку я тебе не смогу отдать, да и то ты мало что в ней поймешь. Это - шифр, и только я могу в нем разобраться, - он хвастливо, с гордостью вздернул нос, - однако ублюдка-предателя все же сдам.

  Пират наклонился и заговорческим тоном прошептал:

  - Это все дело лап твоего лапули-тролля. Его проказы, на все сто уверен.

  - Гоц?! - опешила я, не в силах поверить в сказанное, - да как это возможно, чтобы помощник...

  - Он, однозначно он, - довольный, что сумел вызвать столь бурное потрясение, Килдан принялся доказывать: - В ту ночь в таверне, когда туда ввалились те два скомороха, я вышел на улицу и собрался идти на корабль. Да-да, я тоже там был, - поддакнул он, глядя на застывшее, безжизненное лицо потерянной собеседницы, для которой в оное мгновение переворачивался весь мир. - Не успел дойти до причала, ко мне подбежал какой-то оборванец и передал послание. На всякий случай сохранил его и везде с собой таскал. Вот, полюбуйся, - он пошарил за пазухой и извлек скомканный клочок бумаги. По-прежнему отказываясь верить в происходящее, я вырвала письмо из рук Килдана. При столь скудном свете луны почти ничего невозможно было разобрать, но флибустьер услужливо предложил спичку, при слабом, дрожащем свете которой из тьмы проступили слова. Написанные без отрыва друг от друга буквы, прямые, мелкие строки, словно написанные под линейку. Несомненно, это был почерк Гоца! Я слишком хорошо его знала, чтобы усомниться в этом!