Там. Лошадь с всадником приближались на полном скаку… а сзади еще шестеро.

Облегчение, настигшее Ноэль при виде маяка, развеялось пеплом, и с каждым вдохом ей становилось тяжелее, а Камень Нити светился все меньше. Одним из этих всадников была Сафи, и Ноэль предположила, что именно той, за кем гонятся.

Во что, черт побери, Сафи вляпалась? И как, черт возьми, Ноэль должна избавиться от этих преследователей?

Она зажмурилась и сделала три глубоких вдоха, пытаясь найти то состояние, за которое она никогда не могла зацепиться, пока ее мать или Альма были рядом, а затем снова открыла глаза. Она сделала паузу. Ей нужно выработать стратегию.

Стук лошадиных копыт становился все громче, и Ноэль уже могла увидеть ореол светлых волос Сафи. Она заметила и белые плащи каравенских монахов, которые невозможно ни с чем спутать. До них оставалось всего четверть мили.

Что еще хуже, монахов сопровождали темно-зеленые Нити сосредоточенной охоты.

Аличи беспокойно переступала, очевидно, готовая рвануть с места от того, что приближалось, и Ноэль была склонна с ней согласиться. Лошади не могли скакать вечно, и Ноэль не была уверена, что они смогут одолеть шестерых монахов без какой-либо защиты.

Такой защитой был маяк.

Ноэль пустила коня в галоп. Она должна была двигаться на идеальной скорости, чтобы поравняться с Сафи.

– Шевелись! – завопила Сафи. – Уйди с дороги, идиот!

Ноэль только оглянулась назад, чтобы прокричать: «Сафи, это я!» Потом она ударила кобылу, чтобы та скакала галопом в том же темпе, что и лошадь Сафи, тогда можно было скакать с ней бок о бок.

Они ехали совсем рядом.

– Извини, что заставила ждать! – прокричала Сафи громко, чтобы было слышно за шумом гонки. Ее ноги были обнажены, а шелковое платье разорвано в клочья, болтавшиеся на бедрах. Рядом висел лоскут, вырванный из лифа платья. – И извини за то, что нашла проблемы на свою задницу!

– Хорошо, что у меня есть план! – крикнула Ноэль в ответ. Она не могла слышать преследующих их монахов, но чувствовала их Нити спокойствия своими собственными. – Ты видишь холм на северо-востоке от нас? Это маяк, о котором я рассказывала тебе!

Сафи подняла голову и прищурилась.

– Вижу.

– Мы поскачем туда и там остановимся.

Белые Нити Сафи блеснули синим льдом облегчения.

– Наше поле битвы? – На пару мгновений она перевела взгляд на Ноэль, а потом опять посмотрела на дорогу. – Где твои волосы? – закричала она. – И что случилось с твоей рукой?

– Волосы отрезала, в руку попала стрела!

– О боже, Ноэль! Несколько часов без меня, и вся твоя жизнь покатилась к черту!

– Я могла бы сказать то же самое о тебе, – ответила Ноэль, хотя ей становилось трудно кричать и скакать верхом одновременно. – Шесть противников на хвосте и испорченное платье!

Цвет Нитей Сафи метнулся к легкомысленному розовому, а затем они вспыхнули паническим оранжевым цветом.

– Постой, там только шесть каравенцев?

– Да!

– Должен быть еще седьмой. – Нити Сафи от страха запылали еще ярче. – Это он. Ведун крови.

Ноэль выругалась про себя. Почему Хабим не разобрался с монахом, как и обещал? И какие шансы у них с Сафи, если даже Ведун огня, солдат, потерпел неудачу?

Но, по крайней мере, теперь маяк уже можно было как следует разглядеть – огромное, разрушенное здание, прямо как давно забытые руины вокруг университета Онтигуа. Он был отделен от дороги длинной полосой пляжа и отступающим приливом. Каждые несколько минут нежные волны откатывались, обнажая песок, а затем возвращались.

Девушки проскакали галопом мимо заросшего сорняками перекрестка. Места, где Ноэль встретила седовласую монахиню – женщину, настолько отличающуюся от Ведуна крови, насколько Эфир может отличаться от Пустоты.

Действительно, сегодняшний день был поразительным и жутким.

Лошади сошли с дороги и бросились в волны, разбрызгивая соленую воду. Они скакали по песку, ничего не видя, доверившись девушкам, которых не знали. А те вели их к старой трехэтажной башне, покрытой ракушками и пометом чаек. Осталось тридцать шагов… двадцать… пять…

– Спрыгиваем! – закричала Ноэль, натягивая поводья с гораздо большей силой, чем было нужно. Она слезла с лошади и трясущимися руками отстегнула саблю, а рядом с ней Сафи, крепко вцепившаяся в свои вилы, с плеском спрыгнула в волны, доходившие ей до щиколоток.

Тогда, не говоря ни слова, девушки обернулись спиной к башне, заняв оборонительную позицию на мягком влажном песке, и вперили взгляд в шестерых монахов, скачущих к ним через пляж.

«Яна» скользила по прибрежным водам, ее деревянный корпус слегка поскрипывал.

В миле от берега и в двух милях к северу от фарватера традиционного морского пути из Веньязы нубревенский флот бросил якорь, загасил фонари и ждал. Весь, кроме «Яны», которая отплыла всего несколько минут назад.

Мерик крепко сжимал штурвал, страдая от непогоды, а рядом с ним стояли Куллен, трое других Ведунов ветра и четверо Ведунов прилива. Один из Ведунов прилива был рулевым Мерика, обычно управлявшим кораблем, а остальные – не из его команды.

Хайет и Дэа всегда особенно неохотно делились своими магами… Именно поэтому Мерик послал Куллена попросить подмогу и на его корабле.

Куллен и другие маги тихо пели, их широко раскрытые глаза были защищены очками. Линзы укрывали их от заколдованного воздуха, а хоровая матросская песня помогала сосредоточиться. Обычно Райбра била в ветряной барабан (с помощью обычной колотушки, а не той магической, которую используют для передачи сообщений и создания порывов ветра), задавая морякам ритм. И, как правило, весь экипаж был увлечен песней. Но сегодня требовались тишина и спокойствие.

Так что сейчас восемь человек пели без аккомпанемента. Ветер, который они вызвали, вздымал паруса, а течение, которое они направляли, пенилось под кораблем. Остальной экипаж Мерика сидел на верхней палубе, пока магия делала всю работу за них.

Мерик каждые несколько минут поглядывал на Куллена, хотя знал, что его брат по Нити терпеть этого не мог. Мерик ненавидел смотреть, как грудь Куллена тяжко вздымается, а рот раскрыт, как у рыбы. Так случалось всегда, когда тот призывал больше магии, чем был в силах.

Прямо сейчас, когда «Яна» неслась по морской глади, у Мерика не было сомнений, что Куллен призвал очень много магии.

Мерик и его люди покинули Дворец дожей раньше, чем планировали. После фиаско с «Четырьмя шагами» Мерик хотел оказаться где угодно, кроме бала. Конечно, путь к пристани под хихиканье и перешептывание капитанов был немногим лучше. Хайет получал слишком много удовольствия от издевательств над «Четырьмя шагами» Мерика.

Единственное, о чем Мерику удалось договориться с капитанами, – это чтобы набрать провизии. Карманы офицеров раздувались от мяса, фруктов и хлеба, которые им удалось стащить с бесчисленных подносов, выставленных гостям на балу.

Мерик втянул носом воздух. Потом он упрямо заставил себя отвлечься от постыдного вечера и карторранской девушки с глазами цвета бури. Даже если бы он захотел увидеть ее снова, а при обычных обстоятельствах определенно захотел бы, теперь они расстались навсегда, а у Мерика было чем заняться.

Всего лишь получасовой разговор с этим грубияном из Марстока в ливрее слуги привел к большему прогрессу, чем три месяца, проведенные в Веньязе. Все, что должен сделать Мерик, – перевезти одного пассажира, какую-то донью фон Хасстрель, в заброшенный портовый город на западной окраине Сотни островов. Как только женщина достигнет Лейны целой и невредимой, заколдованный документ, который сейчас лежит на столе Мерика, будет считаться утвержденным. И можно будет начинать переговоры о торговле с Хасстрелями.

Это было настоящим чудом.

Капитаны были категорически против, но Мерику удалось первый раз в жизни эффективно использовать свой разум и спокойствие. Он выполнит это соглашение, и на пути в Лейну, если его флот наткнется на корабли Гильдии земледельцев Далмотти, Мерик позволит своим капитанам захватить их. Он даже прижал кулак к сердцу и использовал слово «Лисы» вместо «пираты», выступая перед капитанами.