Бенжи предпочёл не спорить и не соглашаться.
Толкнув перед собой дверь, он вошёл в тёмный коридор и щёлкнул выключателем.
Морф сидел у окна спиной к двери.
- Голос сказал: "Входи", и я вошёл в город, - сказал он, не оборачиваясь. - А сейчас чувствую, как он дышит, рассыпавшись по тёплым каморкам.
- В больших городах всегда так, - как ни в чём не бывало, пожала плечами Ая, стаскивая куртку и сапоги. - Люди прячутся в них от трудностей, но в итоге находят только новые трудности.
Она подмигнула Бенжи и, забрав у него пакет с продуктами, прошла на кухню.
Бенжи давно уже привык к тому, что в радиусе нескольких сот метров от Аи закон причин и следствий то и дело даёт очередной сбой, поэтому под звук открытой ею на кухне воды просто опустил на пол дорожную сумку и присел на корточки в поисках разъёма для подзарядки.
Морф так морф.
- А самим городам уже ни от чего не спрятаться, - сказал он, прикладывая пальцы к контактным гнёздам розетки. - Хотя я думаю, что в таких больших конгломератах рано или поздно высыхает всё человеческое, и они перестают нуждаться и в страхах, и в укрытиях, становясь похожими на нас, машин.
Морф повернулся в кресле и оказался спиной к окну и лицом к оставшемуся у двери Бенжи.
- А вы, машины, не так уж наивны, - заметил он. - Я тоже сперва думал, что прятки будут идеальной игрой. Я ошибался.
- Прятки? - не понял Бенжи.
- Да. Прятки. Правда, переведённые на взрослый формат, где суть игры - собственно, понять правила, по которым играешь.
Он помолчал.
- А потом я решил, что играть с ними в такие игры - это всё-таки уж как-то слишком по-детски. Игра должна быть одновременно более взрослой и... - он подвигал губами, подыскивая нужное слово: - И одновременно более человечной, что ли. Я мог бы, например, сыграть для кого-нибудь счастье.
- Своё или чужое? - снова не понял андроид.
- Да ты шутник! - захохотал морф. - Чужое, конечно, чужое.
- А мне кажется, имитация счастья - это почти как имитация утоления жажды, - сказала Ая, появляясь на пороге гостиной с кефиром, хлебом и мандаринами. - Что своей, что чужой.
Она поставила блюдо на стол и устроилась с ногами в кресле напротив морфа, так, чтобы сидящий в прихожей Бенжи мог её видеть.
- Почему сразу имитация? - обиделся морф.
Он взял с блюда мандарин, покрутил его в пальцах, наспех определяя состав, и засунул в рот - целиком, вместе с кожурой.
- Знаешь, кое в чём я даже готов с тобой согласиться, - подумав, сказал он Ае с набитым ртом. - Но ты и сама знаешь, что энергия, которая течёт сквозь каждого из них, течёт свободно и правильно. И одному Богу известно, почему каждый несчастный, как правило, считает, что течёт она либо не совсем та, либо не совсем так.
- Но ведь если несчастный несчастен, значит, и вправду, либо не та, либо не так, - хмыкнул в прихожей Бенжи. Он отклеил от стены пальцы, сел, вытянув ноги, в коридоре у входа, совсем как когда-то у шлюза на Альфе, и закрыл глаза.
Морф внимательно посмотрел сперва на Аю, потом - на затихшего Бенжи.
- Ты счастлив?
- Сейчас - да, - ни секунды не сомневаясь, ответил андроид, не открывая глаз.
47. 2330 год. Москва.
Мальчик был неотличим от человека: худенький, невысокий, синеглазый, сам едва ли старше доверенных ей детей.
- Дети должны поесть, - растерянно сказала она.
- Совместим? - предложил морф. - Настоящая няня должна уметь всё.
Он спрыгнул со стола, и пространство за ним дрогнуло, вспучиваясь на столах тарелками с запеканкой.
- Кто хочет сказку?
- Я! Я! Я! Я! - заволновалась группа.
- Тогда полдник.
- Жил-был город, - сказал он спустя минуту рассаженным за обеденные столы детям. - Он был очень большой, очень-очень большой, сложный и ужасно старый, такой старый, что не помнил не только своего рождения, но и своего детства.
Морф двинул пальцами, и на месте стены с аппликациями медленно всплыла объёмная панорама ночного мегаполиса.
- Сколько он себя помнил, город, в нём всё время что-то куда-то бежало. Равномернее всех бегали электрички метро: они так слаженно сменяли друг друга утром и вечером, что городу казалось, будто бы они вообще никогда не устают, хотя это, конечно же, было совсем не так. А ещё по утрам в городе просыпались люди. Кто-нибудь знает, кто такие люди?
Мальчик прищурился и многозначительно оглядел притихшую группу.
Нет, зачарованно закачала головками группа.
- Ага! - заговорщицки прошептал он, подбирая фокус.
Панорама на стене поехала, укрупняясь, пока на переднем плане не показался летящий вдоль Симферопольского шоссе в сторону космодрома Остафьево старенький флаер, в истрёпанной кабине которого устало и беззвучно ругались мужчина и женщина.
Потом изображение сместилось чуть левее и выдало закреплённое на заднем сиденье цветное детское кресло с нарисованными гномиками и сидящего в нём малыша.
- Так вот, - продолжал морф. - Люди, как и электрички метро, ворошились в городе круглосуточно, и иногда городу даже казалось, что случись когда-нибудь так, что все люди исчезнут, и сам он тоже исчезнет.
Ребёнок во флаере был маленький - годика полтора, с белым пушком на голове и большими наивными глазками.
Девочка, подумала женщина, это девочка.
- Город не любил своих людей, - тем временем снова продолжал морф, пока картинка за его спиной меняла ракурс. - Он вообще не умел любить. Так же, как, например, не умел плакать или бояться. Пока живущие в нём люди занимались всей этой ерундой, город деловито пыхтел паром в турбинах атомных станций, гудел километрами высоковольтных кабелей, подбрасывал в космос и выуживал из него спутники и грузовики.
Картинка с сидящей в детском кресле малышкой изменила резкость, и стало видно, как в окне за ней тянется далеко внизу усыпанная жёлтыми звёздами фонарей наземная трасса.
А потом морф моргнул.
Одновременно с движением его век картинка его тоже мигнула: старенький красный флаер резко ушёл в сторону, и взамен него возник падающий на Остафьево почти по отвесной прямой лунник.
Звук у картинки так и не появился, но чей-то детский голос отчётливо произнёс:
- Злая какая-то у тебя сказка.
- Разве? - оживился морф.
- Да, - сердито сказал тот же голос. - Там же люди.
- Да. Но люди не только там.
Морф улыбнулся, и картинка его снова мигнула: малышка во флаере старательно выкарабкалась из своего кресла, ткнула обеими ручками в стекло иллюминатора, и оказавшийся в самом фокусе раскалённый докрасна неуправляемый лунник сперва замедлил падение, а затем медленно и величаво растаял в фиолетовом сумраке.
48. 2330 год. Мэтт.
Почти всё население бывшей Альфы временно осталось в Гонггаре.