И все шло хорошо, пока в здешние края не приехал Отто! Пресвятая Дева видит, я говорю правду,

барон Отто был мечтой любой молодой дамы — настоящий красавец! Весельчак, спортсмен и герой-авиатор! А главное, он любил меня больше жизни! Но я даже руки своей не позволяла ему поцеловать, опасаясь отцовского гнева… Тогда Отто сделал мне официальное предложение — он хотел отпраздновать пышную свадьбу, как только оформит развод: его супругу уже несколько лет содержали в частной швейцарской клинике для душевнобольных. Отто отправил туда запрос — и получил ответ! Ему писали, что его супруга, Ута фон Клейст, урожденная Раушен, скончалась еще в ноябре 1915 года. Они даже прилагали копию свидетельства о смерти… Мы поженились прямо на следующий день: отец Павел тайком обвенчал нас в часовне Замка… Я так боялась, что папа узнает и все испортит! Отец ненавидел старого барона Фридриха — он вообще мало с кем ладит на трезвую голову После свадьбы мы с Отто были просто счастливы! Это большой грех! Да, большой грех — радоваться чужой смерти! Господь жестоко наказал нас за это…

Едва закончился медовый месяц, Отто счел, что пришло время сообщить отцу — барону Фридриху — о нашей свадьбе и о том, что он решил подарить Замок нашему будущему малышу… Тебе, Пауль! Зря ты улыбаешься, мой бедный сыночек, тебе плакать впору! Иди, поблагодари своего любимого дедулю за то, что ты маршируешь на плацу, когда мог бы гонять по Замку собственную прислугу! Я уверена, папаша приложил к этой истории руку… Если кому-то надо спрятать концы грязной истории в воду, сразу зовут моего папашу Клауса Валенштайна! Лучше никому не справиться, это даже святые отцы в Риме признают! Вот и тогда у них вышло как по писаному: Отто поехал в Замок повидать отца и больше я не видела его живым… В газетах написали, что он разбился на автомобиле… Вместе с супругой — Утой фон Клейст! Отец клялся и божился мне, что сам видел тела Отто и бедной ненормальной баронессы Уты! Какой цинизм, герр Кольбах, — уверять свою родную дочь, мать его внуков, что Отто — ее законный муж — ехал в автомобиле с женщиной, которой к тому времени не было на свете уже больше года! Излишне говорить, Карл, что все документы о нашей свадьбе сразу же исчезли, а, когда умер старый барон Фридрих, ни мне, ни Паулю даже поварешки ржавой из Замка не досталось! Да и кто такой Пауль, чтобы претендовать на наследство семьи фон Клейст? Уж поверь, мальчик мой, я сделала все, что могла! Я даже разыскала отца покойницы Уты, несчастного старика Раушена, а что толку? Мой заботливый папочка все равно превратил тебя, — матушка безнадежным жестом взъерошила Паулю волосы, — законного наследника! — в сына безвестного интенданта Ратта… «Титул еще никого не сделал счастливым», — любит говаривать мой папаша. «Лучше законный Ратт, чем ублюдок барона», — вот и все, что я от него слышу многие годы! Он не верит ни единому моему слову!

Что остается порядочной женщине, которую считает потаскухой даже ее родной отец? Ей тоже никому нельзя верить… — матушка опустила глаза и снова всхлипнула.

— Мне — можно! — Кольбах нежно взял фрау Марту за гибкое алебастровое запястье и поднес ее кисть к губам. Но дама только отмахнулась, легко выбежала из комнаты, тотчас вернулась с фотографией барона Отто в палисандровой рамке — той, что украшала комод в спальне. Разомкнула крошечные латунные зажимы, сняла заднюю картонку и вручила Кольбаху скорбные, пожелтевшие, готовые рассыпаться, как хрупкая жизнь баронессы Уты, листочки. Письмо из швейцарской клиники с извещением о смерти Уты фон Клейст и копия свидетельства о смерти болезненной молодой дамы…

— Я их сохранила… Только пообещайте мне, Карл, что будете действовать исключительно в интересах моего сына!

— Марта, вы идеальная мать!

Матушка смутилась и поцеловала Пауля в макушку.

— Он вылитый отец… Ах, Карл, может, сейчас он дисциплинированный офицер, но в детстве это было настоящее стихийное бедствие! Ураган… Он облазил все деревья в округе, измял все клумбы, угонял все, что способно двигаться, и разбил футбольным мячом стекол больше, чем я — яиц для омлета! Когда ему исполнилось десять, его двое суток искали в каменоломнях! Что, что ты там делал? Отвечай! — настроение матушки резко изменилось под воздействием тревожных воспоминаний, и она залепила Паулю такой весомый подзатыльник, словно его выволокли из катакомб минуту назад.

— Ничего… — смущенно пролепетал Пауль, поднялся с кровати и переместился к двери, намереваясь скрыться от матушкиного гнева.

— В офицерской школе он устроил взрыв — едва без головы не остался! Это уже Георг виноват! Георг такой же, как мой отец! Ему наплевать на семью! Как можно было отдать ребенка в идиотскую офицерскую школу… Георг любит своего Фюрера больше, чем наших детей! Больше, чем меня! — матушка снова расплакалась, бросила полотенце на кровать и уткнулась в плечо Кольбаха, а Пуль воспользовался случаем поскорее улизнуть из комнаты. В конце концов, не ему учить Шефа успокаивать дам…

Концерт эффектной соотечественницы советского дипломата Деканозова был всего лишь милым дополнением к официальной программе фестиваля, но представители организационного комитета отнеслись к нему с большой ответственностью. Карл Кольбах даже назвал концерт «генеральной репетицией открытия фестиваля». Впрочем, все еще маявшемуся от дурного самочувствия после вчерашней попойки Паулю на этот раз повезло: штурмбанфюрер фон Клейст практически поправился и хлопотал с удвоенным энтузиазмом, словно восполняя две недели вынужденного безделья. А наградой для Зиги стало присутствие в зале сливок европейской дипломатии, успевших съехаться в N-бург.

Концерт проходил в небольшом музыкальном салоне отеля «Лесная корона», обшитом темными деревянными панелями со строгой резьбой. Готический архитектурный элемент создавал у гостей смутные ощущения, подобные умонастроениям героев детской сказки, запертых внутри музыкальной шкатулки. Им очень хотелось поскорее вырваться из мрачного, набитого зависшими в душном пространстве звуками помещения на залитую светом территорию свободы…

Но Пауля счастливо обошли стороной бессознательные страхи творческой интеллигенции. По завершении первого отделения он открыл глаза, удовлетворенно потянулся и, мысленно поблагодарив фрау Гинзбург за музыкальный талант, обеспечивший ему целый час безмятежной дремы, поспешил в буфет — за кофе и минеральной водой для Шефа Кольбаха. Ему требовалось всего лишь пересечь гостиничный холл. Так что вся «операция по снабжению» заняла меньше пяти минут!

— Скажите, дружище, — Шеф отхлебывал дымящуюся жидкость и оценивающе разглядывал помятую физиономию Пауля, — вы смогли бы отнять у ребенка конфету?

Вопрос не застал гауптштурмфюрера Ратта врасплох — он с готовностью извлек из кармана кителя плитку швейцарского молочного шоколада и гордо объявил:

— С легкостью! Как раз утром пришлось забрать шоколадку у моей сестрицы Жени, пока ребенок себе все зубы не испортил. Угощайтесь!

— Вы настоящий офицер СС! — похвалил Пауля Шеф, отламывая под хруст фольги безупречно прямоугольный сегмент, — герр Кольбах всегда удивительно точен в движениях! — Тогда сделайте одолжение, сочините благовидный предлог и попытайтесь изъять фотоаппарат у фройлян Кротовой… Кстати, где наша юная русская гостья?

— Курит в холле, — сообщил Пауль.

Чистая правда: фройлян Кротова, примостившись на подоконнике, тайком курила, пряча сигарету в кулаке и аккуратно стряхивая пепел в кадку с экзотической пальмой. Пауль сам лично наблюдал эту отвратительную сцену, когда пересекал холл с кофейным подносом в руках.

— Что?!? Что она делает? — Шеф Кольбах негодующе поднял правую бровь.

— Курит. Курит сигарету, — повторил Пауль с ноткой ехидства. Он мог бы присягнуть: фройлян Кротова стянула дорогую сигарету у своего начальника — герра товарища Деканозова! Но прозорливый Шеф все понял и без присяги Пауля. И был необычайно взбудоражен неприглядным поведением девушки.