Пауль с искренним негодованием развел руками:

— Ну… там стоял горшок с геранью — как раз посередине и два утюга…

— Что?!? Два утюга??? Вы шутите! — с Шефом происходило нечто невероятное: он побледнел как мел, затем налил себе полный стакан воды прямо из-под крана и залпом выпил, вытащил кристально белый носовой платок, совершенно бессмысленно повертел в ладонях и уточнил: — Вы ничего не путаете, дружище? Утюгов было именно два?

— Ну, конечно, два, — Пауль вполне разделял негодование начальника, хотя не настолько, чтобы пить сырую воду. — Поставить два утюга на подоконник! Разве утюгу место на окне? Еще и рядом с цветами! Это оттого, что герр У\ьхт иностранец: им всем наплевать на порядок. Настоящие свиньи!

— Гестапо зафиксировало этот экстравагантный факт в протоколе осмотра помещения? — Шеф Кольбах откинулся в кресле и непривычно нервозно закурил. Офицер Ратт был очень обеспокоен состоянием Шеф а: последнее время Карл, перегруженный работой, курит сигареты без счета, не хватает только, чтобы вместо долгожданного перевода в столицу он слег с обострением язвы! Поэтому Пауль постарался как мог успокоить начальника:

— Навряд ли. То есть Гестапо проводило осмотр помещения уже после того, как приняло заявление о розыске герра Ульхта. Фактически — через четырнадцать суток с даты подачи заявления о розыске. Как и положено. А квартиру судебные исполнители опечатали еще позже. Полагаю, прачка или танцовщицы стащили утюги еще до осмотра помещения. Утюги ведь были совершенно новые! Как будто их специально купили, чтобы на окно поставить! — Пауль, довольный собственной шуткой, хихикнул.

— Вы наблюдательный человек, дружище! — Шеф вернулся к разглядыванию снимков. — Ну и как вы полагаете, на каком языке сделаны надписи?

Пауль удосужился выучить всего один язык — свой родной немецкий — и по этой причине был плохим экспертом по языковой принадлежности иностранных текстов. Поэтому он попытался отвертеться от задания и дипломатично вернуть беседу к личности фрау Бургомистр:

— А знаете, что сделала фрау Бургомистр, когда рассталась с герром Ульхтом?

Кольбах нетерпеливо дернул бровью:

— Крашеная идиотка Штрокс помчалась прямиком в Замок — к многоумному библиотекарю фон Штерну!

«Ну вот, сюрприз не удался», — разочарованно вздохнул Пауль. С такой прозорливостью Шефу надо носить более высокое звание — по крайней мере группенфюрера! Действительно, фрау Бургомистр прямо из Города поехала в Замок и на несколько часов заперлась у герра Библиотекаря, она и по сей день продолжает с завидной регулярностью навещать похотливого старикана. Пауль вынужден был вернуться к разглядыванию незнакомых букв и стал размышлять: фотографии принадлежат герру Ульхту. Он был эстонец. Значит…

— Надпись сделана на эстонском языке! — радостно сообщил он.

— Пауль! Эстонцы — культурный народ. У них один из древнейших языков в Европе, и пишут они латинскими буквами! А это кириллица. Есть у вас другие дельные мысли?

Пауль виновато потупился. Его суточный запас дельных мыслей был целиком исчерпан.

— А как насчет цыган?

— Это же неполноценный народ, откуда у него взяться письменности? — с облегчением выдохнул Пауль: про неполноценность цыган сто раз говорили на лекциях по расовой гигиене!

— Не вполне так, — терпеливо объяснил Карл Кольбах, — у цыган, проживающих на территории царской России, письменность действительно отсутствовала, но с приходом советской власти народный комиссар просвещения коммунистического правительства Луначарский распорядился создать алфавиты и грамматику для всех проживающих в Советской России народов, до того письменности не имевших. Так вот, для цыганского языка был разработан кириллический алфавит на основе русского… — Шеф говорил как лектор: без выражения, совершенно автоматически и при этом разглядывал колечки сигаретного дыма. Пауль понимал: мысли Шефа уносятся так же далеко, как этот дым. — Традиционно цыгане пользовались для записей языками тех народностей, на чьей территории они проживали. Отсюда логичный вывод: надпись сделана на русском языке! Дружище, вы толковый молодой человек, но вам стоило бы прочесть пару книжек помимо статей об антропологии и «Его борьбы»!

Пауль пристыженно покраснел и заерзал на стуле. Да, он мало похож на библиофила! Он в глаза не видел упомянутой антропологии и даже «Мою борьбу» самого Фюрера с третьей попытки почитал только до пятьдесят четвертой страницы. Зато четырежды перелистал пухленький томик, чтобы придать ему зачитанный вид, вложил десяток закладок и держал воспоминания Рейхсканцлера на рабочем столе вместе с парой номеров журнала «Народ и Раса» с сугубо практической целью — радовать глаз начальства. Поэтому сейчас он торжественно пообещал себе прочитать выдающийся труд Фюрера, как только выйдет на группенфюрерскую пенсию…

— Посвятите свой ближайший досуг самообразованию!

Сильно сказано! Единственное препятствие — Пауль уже давно забыл, каков он, нормальный досуг! И даже сон… Но перечить шефу Кольбаху не в его правилах, и он верноподданнически вскинул руку:

— Хайль Гитлер!

— Зиг Хайль. А сейчас отправляйтесь отдыхать. Я пообещал дорогому другу Йозефу отпустить вас завтра на футбольный матч — играть за его Лейб-штандарт с командой городского магистрата.

— Спасибо! Как здорово! — благодаря герру Зеппу рабочий день заканчивается на счастливой ноте, у Пауля отлегло от сердца, и, выходя, он уверил начальника: — Да наши парни в клочья команду магистрата разорвут! Вот посмотрите!

Смотреть оказалось не на что.

Точнее сказать, для болельщиков и просто любопытствующих матч выглядел ярко и внушительно. Но вот его результат… Новенькое табло над свежеотремонтированным стадионом вызывало саднящее чувство досады: когда прозвучал финальный свисток, там красовалось 2:3 в пользу городской команды N-бурга. Проигрыш был неминуем!

Хотя сам Пауль в качестве полузащитника и его приятель Хайнс Холтофф — бессменный нападающий команды прославленного Лейбштандарта — носились по полю как угорелые, прыгали выше собственной головы, пасовали, обходили и перехватывали, со здоровой спортивной злостью пиная при этом ближних и дальних, и в итоге отправили в ворота ненавистного противника по мячу каждый. Но все равно проиграли…

Проиграли просто потому, что футбол — игра командная, ни в одиночку, ни даже вдвоем матча не выиграть! Особенно если учесть, что парням из Лейбштандарта, для которых футбол был всего лишь поощряемым увлечением, противостояли люди, превратившие спорт в основное средство заработка…

Городской голова N-бурга — Альбрехт Штрокс — имел множество тайных и явных страстей. Хотя не все страсти герра Бургомистра были порочны. Например, граничащая с патологией любовь провинциального политика к футболу даже могла быть признана общественно полезной. Выражалась она прежде всего в муниципальном налоге «на развитие культуры и спорта», который скрепя сердце выплачивали законопослушные предприниматели N-бурга. К чести отцов города, ни один пфенниг из взысканных сумм не тратился на цели иные, чем спортивные.

Городской стадион пережил фундаментальную реконструкцию, а остаток средств много колесивший по Европе герр Штрокс израсходовал тоже весьма полезным образом. Он пригласил в слабенькую футбольную команду, существовавшую под патронатом городского магистрата, нескольких приглянувшихся иностранных спортсменов и даже тренера — именитого венгра Ножи Крайова, под строгим надзором которого поляки и словаки, македонцы, румыны и прочие «гастарбайтеры» тренировались с регулярностью и усердием фабричных работников, чтобы порадовать герра Бургомистра новыми спортивными победами. Да, надо заметить, что за каждый забитый мяч, выигранный турнир и полученный приз игроки-легионеры получали сверх ежемесячной оплаты существенную премию…

Первой мыслью Пауля после позорного проигрыша было просто отлупцевать игроков «муниципальной сборной» в раздевалке! Хотя…