Синяк на лбу, несколько глубоких царапин на щеке, вода, стекающая с пропитавшегося жидкой грязью подобия форменной одежды, потерянный сапог, саднящее плечо, дыра на брюках и разбитое колено — вот что с ним стряслось, мысленно подытожил Пауль.

— Чем вы занимались? — даже всегда сдержанный Шеф не мог скрыть удивления и заботливо протянул Паулю свое личное хрустящее белое полотенце.

— Я волочился за женщинами, — честно признался Пауль.

Пауль в который раз убеждал себя: то, что красавица-супруга в приступе помешательства застрелила молодого барона Отто, не более чем городская легенда. Миф. Вымысел. Популярная злая сплетня, пущенная недоброжелателями, изводившимися от зависти к богатству, славе и семейному счастью четы фон Гхлеист.

В официальных летописях N-бурга значится, что молодой барон Отто фон Клейст погиб в автомобильной катастрофе вместе с супругой Утой. Не справился с управлением на горной дороге в дождливый и ветреный вечер. А пронзительно холодным утром части тел супружеской четы, перемешавшиеся с деталями гоночного «Бентли», извлекли из ущелья. С тех пор в парадном зале Замка в траурных рамах стоят портреты почившей пары.

Пауль множество раз видел изображения молодого барона. У них в кабачке висит большой написанный маслом портрет: авиатор Отто фон Клейст в летном шлеме и большущих круглых очках на фоне допотопного фанерного самолетика. Дома, у матушки в спальне, на туалетном столике в серебряной рамке стоит фотоснимок молодого барона: Отто, кавалерийский офицер, при полном параде гарцует на коне.

Но здесь, в Замке, фотография воспроизводила лицо барона Отто совсем близко: твердый подбородок, прямой нос, заразительная улыбка, ямочки на щеках, веснушки, умеренно оттопыренные уши классической формы, пушистые светлые ресницы и взъерошенные волосы — Паулю на минуту показалось, что он смотрится в зеркало, декорированное широкой траурной лентой.

Видимо, он просто еще не пришел в себя после вчерашней ночи!

Пауль украдкой зевнул и перевел взгляд на портрет баронессы Уты: безусловно, баронесса была красива — но не живой человеческой красотой, а усталой красотой профессиональной актрисы, еще не успевшей снять грим после изнурительного спектакля. Штурмбанфюреру Зиги достались от матери только золотые локоны, высокий, как у греческих статуй, лоб, тонкие, по-женски изящные кисти, нервные ноздри, черные перья жестких ресниц да глаза. Точнее, их блеск. Даже на фото зрачки фрау Уты плавали в прозрачном море влажного, нездорового, потустороннего блеска.

— Сколько? — вопрос Карла Кольбаха рассек грезы, навеянные портретом баронессы, как кавалерийский клинок — учебное соломенное чучело.

— Шесть целых две десятых метра… — ответил Пауль, сверившись с планом.

— Правое крыло второго этажа включает парадный зал общей площадью шестьдесят два квадратных метра, — продиктовал Шеф Зигфриду.

Вчера, переодетый в новую форму и напоенный кофе, Пауль после составления (около четырех часов ночи) служебной записки о неотложных мерах по предотвращению бродяжничества на территории N — бурга в период проведения фестиваля был отпущен заботливым Шефом домой. Отдыхать. Сказать, что Пауль за несчастные четыре часа выспался, было бы значительным преувеличением. Зато сам герр Кольбах, хоть и корпел над бумагами всю ночь, сейчас свеж, бодр и почти что весел. Иногда Паулю кажется, что Карл Кольбах ест и спит не потому, что испытывает в этом потребность, а только из-за того, что так принято в цивилизованном обществе!

— Здесь все, можем подниматься наверх, — Пауль с громким щелчком свернул рулетку, снова сверился с планом Замка и кивнул на узкую винтовую лестницу, верхний конец которой терялся где-то под потолком.

— Там ничего нет, только чердак! Служебное помещение! Его осмотр не целесообразен… — насупился управляющий Замком герр Зальц, загородив собой подступы к лестнице.

Кольбах резким движением взял герра Управляющего за плечи, пододвинул к окну, брезгливо всмотрелся в крупные черты лица этого утомленного высокой должностью субъекта и наконец счел нужным уточнить:

— Зальц, вы что, еврей?

— Нет, ну что вы, герр Кольбах! Как можно?.. Мой паспорт… Я германский подданный, венгр по происхождению… — неуверенно проблеял управляющий.

— Герр Зальц! Национальность нельзя выбрать, как девку в борделе! Коль вы намерены и впредь оставаться германским подданным, ведите себя как подобает немцу! — Кольбах точным движением раскрыл перед самым носом жертвы имперской национальной политики облитую перчаткой ладонь, а герр Управляющий был вынужден выудить из внутреннего кармана и безропотно вложил в нее ржавый ключик и, мелко семеня, покинул комнату.

Представители организационного комитета дружно застучали каблуками по узкой лестнице. Механизм замка натужно лязгнул после долгих лет бездействия, а проржавевшая дверь распахнулась только благодаря доброму пинку. Галерея была заполнена застоявшимся воздухом, пылью и былым величием.

Узкую полосу пустого пространства обрамляли ниши, в коих бесславно томились рыцарские доспехи; с развешенных по стенам щитов безжизненно смотрели вниз гербы поверженных династий. Сквозь витражные стекла узких готических окон просачивались вязкие, причудливо окрашенные полосы света. Тысячи пылинок успевали обрести в них короткую жизнь и сгинуть, как тени древних воинов. Затхлый полумрак коридора упирался в стену, прикрытую гобеленом с изображением мертвого рыцаря. Разбухшая, темная, словно живая, кровь несчастного год за годом струилась из отверстых ран на жухлую траву, смешивалась с пролившимся из оброненной чаши вином, но так и не могла выплеснуться за пределы скррбной картины, запятнав неуместно жизнерадостной цветочный орнамент, вытканный по краю.

Впечатлительный потомок убиенного — Зиги фон Клейст — вздрогнул и попятился назад. В результате устремившийся разглядеть гобелен поближе Пауль ткнулся в его спину, а штандартенфюрер Кольбах, в свою очередь, налетел на Пауля.

— Что за чертовщина? — демонстративно громко, пытаясь скрыть испуг, начал Зигфрид и запнулся. — Судя по плану, туг должно быть еще одно помещение — рабочий кабинет. Общая площадь…

— Пораскиньте мозгами об этом мистическом феномене, штурмбанфюрер\ — раздраженно отряхнув пыль с кителя, рыкнул Шеф Кольбах. Затем принесите стремянку и снимите это произведение искусства — уверен, за ним вы обнаружите вход в указанное на плане помещение! Офицер Ратт, возьмите на себя труд помочь коллеге… Я пока спущусь вниз — оценить состояние хозяйственных построек: кладовых и кухни!

Пауль приволок со двора стремянку, надежно установил ее и благородно предоставил фон Клейсту, как старшему по званию взобраться наверх и отковыривать со стены гобелен, поминутно чихая от древнего праха. Пока герр Барон возился в облаке пыли, сам Пауль из познавательного интереса снял с подставки тяжеленный рогатый шлем, взгромоздил на голову и отошел полюбоваться собственным отражением в потускневшем зеркале у входа. Что и говорить — в рыцарских доспехах вид у него был почти такой же величественный, как у барона Отто в летном шлеме или даже как у Шефа Кольбаха, когда тот говорит по телефону с Берлином…

Пауль состроил устрашающую гримасу и для верности пригрозил зеркалу кулаком.

— Гауптштурмфюрер Ратт! Прекратите паясничать и помогите мне с ковром! — капризно завопил наследный рыцарь с вершины стремянки. Пауль скоренько стащил с головы увесистый рогач, шагнул в центр галереи и, чтобы не возвращаться к нише, плюхнул шлем на деревянную конструкцию, напоминавшую не то кафедру, не то жертвенник в алтаре. Как только молодой человек совершил этот опрометчивый поступок, стена пришла в движение и стала крениться с угрожающим лязгом. Зигфрид успел соскочить вниз и отпрыгнуть подальше, а Пауль, напротив, пододвинулся к ожившей стене достаточно близко. Как раз настолько, чтобы перепачкать новенькую, только со склада, форму в клубах тяжелой многовековой пыли, поднятой рухнувшим на пол гобеленом! К счастью для обоих молодых офицеров, стена не обвалилась, а только сдвинулась и открыла проход в соседнее помещение.