Тем временем Зиги благополучно свернул на улочку, ведущую к Ратушной площади, и почти скрылся из виду. Кольбах тоже встал, повернулся к Паулю и дотронулся холодными кончиками пальцев до его голого локтя:

— Послушайте, Пауль, у меня к вам почти личная просьба… Прогуляйтесь и взгляните, куда направился этот Лоэнгрин. Если возникнут какие-то непредвиденные затруднения, тотчас без стеснения звоните мне — я буду на службе, — Шеф сделал рукой неопределенный жест. — Только, дружище, сделайте это тактично…

Сомневаться не приходилось: барон фон Клейст направлялся в сторону Замка!

Любовь сильнее страха!

Даже без всякого доктора Фрейда с заумным психоанализом можно догадаться, куда именно направляется экипированный цветами Зиги. Конечно же, он спешит полюбопытствовать, как устроилась пышногрудая фройлян Шталь. Если бы Пауль не связал себя обязательствами играть в теннис с Шефом трижды в неделю, он и сам бегом помчался бы туда же — позаботится об обустройстве фройлян, а если повезет, то и пожелать ей доброй ночи! Только Пауль, как человек практического склада, прихватил бы с собой коробку пирожных и бутылочку винца.

Поэтому офицер Ратт преспокойно переоделся из теннисного костюма в форму, взял казенный мотоцикл — сколько кружек ему пришлось бы перемыть у матушки в кабачке, чтобы купить такой? — и отправился к Замку. Прибыл он весьма своевременно: подошвы шикарных штиблет фон Клейста уже бодро поскрипывали о гравий парковых тропок. Чтобы не потерять расфранченного барона из виду, Паулю пришлось быстренько припарковать мотоцикл у затейливой кованой ограды с фамильным гербом семейства фон Клейстов, протиснуться между прутьями и скоро двинуться следом за родовитым штурмбанфюрером, укрываясь в тени вековых вязов. Надо заметить, направлялся Зигфрид совсем не к боковому входу левого крыла Замка, где должны были разместить фройлян Шталь, а куда-то в глубь парка.

Отверженный наследник, уверенно петляя по заросшим тропинкам родового гнезда, время от времени останавливался, любуясь миниатюрными живописными водопадами, цветущими кустами роз и жасмина, птичками, искусственными гротами и статуями. «Может, сентиментальный парень просто соскучился по парку?» — уныло думал Пауль, пробираясь среди густой травы и запущенных кустарников: ему было чертовски жаль прерванной теннисной партии и, вообще, потраченного на безрезультатную слежку вечера. Хотя…

Судя по тому что фон Клейст выбирал дорожки в наиболее глухой части парка, держался в тени и перестал насвистывать, некая цель у него все-таки была, и визит свой он старался не афишировать. Пауль мысленно воспроизвел перед глазами карту Замка, и сердце у него неприятно екнуло — он понял, что Зигфрид направляется к родовой часовне фон Клейстов, где в фамильных склепах покоятся благородные останки прежних баронов.

Разумеется, Пауль — как офицер СС — не верит в чертовщину и не боится ни церквей, ни кладбищ! Но место, в котором цивилизованный парк граничит через заболоченное озерко с самым настоящим диким лесом, заставляет испуганно притихнуть даже такого бравого вояку, как гауптштурмфюрер Ратт. Уже сейчас по ногам тянуло сырой прохладой, пушистый мох доверчиво вылезал на выложенную тесаным камнем тропинку, и хотя над головой сияло чистое предзакатное небо, но над землей ползли лохмотья тяжелого, плотного тумана. Пауль смотрел во все глаза, пытаясь удержать фон Клейста в поле зрения, опасаясь остаться в этом жутковатом уголке памятника садово-парковой архитектуры в полном одиночестве, когда сделал очередное наблюдение. Он не один сопровождает Зиги в странной сентиментальной прогулке по парку!

За спиной Пауля нестройно покачивались ветки, вспархивали пташки, равномерно, в такт чуть слышным шагам шелестела трава, на дорожку падали смутные тени, ветер доносил шуршание платья и чужеродный запах — совсем не принадлежащий природе, ибо природа еще не научилась синтезировать сандаловые духи, которые так любят некоторые чувственные дамы. Пауль улыбнулся, остановился и резко обернулся:

— Фройлян Шталь?

У Пауля отличная реакция профессионального спортсмена — он сделал попытку отпрянуть… Но удар все-таки был достаточно сильным, чтобы перед глазами замелькали искры, а в запах противно зазвенело! Когда он снова обрел нормальное зрение, тонкий женский силуэт уже сливался со сгущающимся в сумерках туманом…

Пауль прибавил шагу — он чувствовал себя вправе продолжить знакомство с худой и высокой особой, даже если для этого придется совершить вечернюю пробежку! Кроме лыжного спорта Пауль еще и первоклассный футболист, полузащитник. Так что бегает он отменно — во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы догнать какую-то бродяжку! Пауль почти настиг обидчицу и смог разглядеть растрепанные свалявшиеся волосы, грязные босые ступни опустившейся женщины, старомодный перепачканный плащ и даже выбивавшиеся из-под него лохмотья некогда нарядного шелкового платья… Да, незнакомка была именно такой: еще молодая, но с совершенно изможденным, заострившимся лицом, блеклой болезненной кожей и остекленевшими взглядом наркоманки или сумасшедшей…

Бог мой, для того чтобы разглядеть все это, Паулю пришлось изрядно вспотеть! Зато он был настолько близок к своей жертве, что исхитрился ухватить социально опасную фрау за плечо, попытался развернуть к себе и заорал:

— Стоять!

Фрау резко остановилась — как оказалось, только затем, чтобы вульгарным образом вцепиться ему в волосы с криком:

— Пауль Ратт — сын паскудной шлюхи!

Никогда прежде офицеру Ратту не приходилось драться с дамами! Он с трудом вырвался из фантастически цепких пальцев, завершавшихся отточенными лезвиями ногтей. Чтобы вернуть себе свободу движений, гауптштурмфюрер вынужден был выпустить агрессивную беглянку! Разве он мог предположить, что возобновить преследование окажется совершенно невозможным! Небо, словно приняв враждебную сторону, стеной опрокинуло на землю холодный ливень. Пауль сделал несколько шагов и совершенно потерял ориентиры среди слепящих дождевых струй. Он не знал, где находится, его били мокрые, тяжелые и голые — как глубокой осенью — ветви, он споткнулся, упал, больно ударился коленом, попробовал встать, но, потеряв равновесие, съехал в какую-то мерзкую, жидкую грязь, которая стала засасывать его быстрее, чем болотная трясина. Молодой офицер попытался выбраться, пошарил в смрадной жиже рукой, натолкнулся на каменную кладку, ухватился за холодную шершавую плиту и, больно треснувшись плечом, наощупь вполз в узкий каменный проем. Он просидел в полной темноте довольно долго, пытаясь отдышаться. Наконец более-менее пришел в себя, щелкнул карманным фонариком.

«Отто фон Клейст — чистая душа в чреде предков и потомков» — прочитал Пауль ледяные и вязкие, как струи ливня, готические литеры. Врывавшийся сквозь широкую дверную щель ветерок шуршал обрывками нот и опавшими розовыми лепестками…

Значит, его приютил склеп молодого барона Отто! Пауль прислонился лбом к могильному камню, надеясь ослабить тупую боль в виске, оглядел разбитое колено, просвечивавшее сквозь порванную штанину, попытался унять озноб, стряхнув холодную воду с волос, потом сделал попытку выжать китель — и тяжело вздохнул. Форма была безвозвратно загублена! И с ужасом осознал: там — под проливным дождем — остался мотоцикл! Без гаража! Без навеса! Даже не прикрытый чехлом!

Он вскочил и пулей вылетел наружу. Теплый майский ветерок дружелюбно овевал его пылающие щеки, в кобальтовой чаше ночного неба буднично мерцали звезды, уютно стрекотала ночная пичуга. Кругом не было ни малейшего следа разбушевавшейся стихии — ни сломанной ветром ветки, ни влажной грязи, ни лужицы…

Мотоцикл благополучно дожидался у ограды — целехонький и сухой. Когда Пауль наконец-то добрался до города, часы на Ратуше как раз били два часа ночи.

Несмотря на поздний час, в кабинете Шефа горел свет: даже сейчас штандартенфюрер Кольбах безукоризненно выполняет служебный долг, восхитился Пауль и свернул к зданию Гестапо.

— Бог мой, Пауль! Что с вами стряслось?