Рассеянно обведя взглядом кухню, Эдик помыл руки, мимоходом отметив, что сливок в салат надо было бы и побольше, хотя вроде достаточно заправки делал.

Осела, конечно. И отбивных надо было восемь, хотя вроде восемь и готовил. Или семь?

- Лапочка, а каким шампунем можно?

Не упустишь же возможность посмотреть на голого! Эдик, не сообразив, что на столе осталось шесть котлет и почти совсем исчезли шкварки, закрыл дверь, ведущую из кухоньки в коридор, и пошел показывать бестолковому, где что стоит. Ну и самому глянуть – стоит там кое-что или как…

***

Лазутчик семейства кошачьих тяжело вспрыгнул на стул, а с него на стол и обозрел пространство.

Отбивная. Не, наелся.

Сливки, покрывавшие уже и не такой высокой шапкой салат. Фырк носом – там уже запах апельсинов, а цитрусовые кошаку решительно не нравились.

Котлета… хм… сойдет. Уверенно взяв в зубы искомое в фирменном белом соусе семьи Затонских, Варфоломей вспрыгнул со стола на подоконник. Походя измазал штору жирком и, уже не торопясь, принялся прятать честным образом украденное в самое надежное место.

Вообще-то «надежное место» было порядком переполнено, но упрямые челюсти упорно уничтожали то, что подлецы, посадившие гордого родственника львов и гепардов на строжайшую диету, не имели права жрать втихаря.

***

В ванной Вадим стоял под душем и намыливал скользким гелем торс, а Эдик делал вид, что ему не интересно.

Ровненько расставляя на полке разные шампуни и еще какую-то лабуду, он искоса поглядывал на сильную мускулистую спину, по которой стекала пена.

Его, в свою очередь, рассматривали в зеркало. Красивого рисунка губы растянулись в улыбке, и, случайно бросив взгляд в отражение, светловолосый поймал ласковую усмешку, смутился и задрал голову с безразличным видом, дескать, «не особенно хотелось и смотреть, так, случайно глянул», и попытался выйти.

Всепонимающий Вадим поймал его за предплечье; короткая и не особо яростная борьба, и Эдик уже под теплыми струями.

Мокрый Эдик еще старался сказать что-то вроде «ну куда прямо в одежде», еще брыкался «ну в чем дело, мойся давай», еще мотал головой «озабоченный, чего пристал», но его уже прижали, притиснули, зацеловали, сильно, жарко, так, что ноги стали ватными.

Строптивый Эд обвис и нежился в кольце крепких рук, умело растеребивших рубашку и стянувших бермуды, растаял от поцелуев улыбающихся губ (да, не было белья под шортами, и что? дома тепло!), растекся, расплавился, когда ловкие и твердые пальцы размазали скользкий гель по спине и ниже, и ниже… и глубже. Вот так. Нет, не больно. Еще. Не дразнись! Ну еще. Да, так круто. Продолжай…

Эдик бормотал что-то несуразное, цеплялся за кафель, занавеску ванной, но его ладони возвращали на законное место – грудь Дима, где они беспорядочно гладили и наконец обвили шею в запутавшихся черных волосах…

Вскрик и тут же, другим голосом, стон.

Хорошо-то как.

Дим держал обмякшего Эдика, прижимая к себе.

- Ты про сюрприз говорил… - пробормотал блонд.

- А ты обещал меня покормить…

- Нет, ну какой ты меркантильный! – Эд немного ожил и стал выцарапываться из ванны, путаясь в ногах. – И в чем я сейчас ходить буду?! – негодующе добавил он, наступив на свою мокрую одежду, обнаруженную на полу.

- В костюме Адама, - весело отозвался Вадим, - тебе идет!

***

Неким, незнамо каким по счету чувством Варфоломей понял, что пиру пришел конец, а ему звездец.

Сложно сказать, что навело его на эту мысль.

Может быть, ему подсказал собственный хвост, который качался в полутора метрах над полом.

Возможно, лицо хозяина и его рука, держащая Варфоломея за шкиряк.

Или, вполне вероятный факт, прямая речь, обращенная точно в чуть плоскую аристократическую морду, с зажмуренными глазами. Рот хозяина находился в пяти сантиметрах от варфоломеевского уха и изрыгал всякие инсинуации вроде «как у тебя харя не треснула, кабан», «всё мясо сожрал, толстожопый» и «щеки со спины видать, а ты никак не уймешься».

Было бы из-за чего шум поднимать! И ни при чем тут харя – это у него шерсть такая густая и длинная, вот и кажутся щеки толстыми! И не всё мясо – вон еще пять отбивных на столе и котлеты почти все! Что значит «ты у меня неделю жрать не будешь, свинья»?

Варфоломей осторожно мяукнул, выражая решительный, хотя и почти неслышный протест.

Стол стал отдаляться, а место тюрьмы приближаться. Казематом для провинившегося издавна служил коридор, где был выход к туалету (с персональной дыркой в двери, дабы обеспечить проход к лотку).

Хотя, как оказалось, несли его не в застенок, а в пыточную.

Мгновенно осознав, что звездец уже наступил, Варфоломей издал вой и завертелся в собственной шкуре, размахивая лапами во все стороны.

- Ты на себя посмотри, вражина, - в сердцах говорил Эдик, - морда вся в жире, лапы невесть в чем! И чем я сейчас своего парня кормить буду?

Парень, которого только что назвали своим, расцвел и откликнулся из кухни:

- Да тут картошки еще много, и до свинины под ней он не добрался.

Спустя двадцать минут завернутый в полотенце вымытый Варфоломей вылизывался на кресле в зале и довольно урчал.

Вечер, пожалуй, удался…

***

- Ну, какой сюрприз? – Эдик нетерпеливо заерзал на коленях Вадима.

- Догадайся, – Диму очень нравились движения ягодиц блонда. – У тебя три попытки, - добавил он в надежде продлить удовольствие.

Эдик задумался, а Вадим залюбовался им.

Красивый парень, но верткий, как ртуть. Не поймешь, как он к Диму относится. Только что вот ласкался, и, кажется, всегда так будет, а через пять минут, как знать, может, взбрыкнет «отвали!».

И дело не в том, что с Эдом так здорово заниматься постельными делами, секс - это просто способ удержать своенравного парня.

С ним есть о чем поговорить, и помолчать можно, и на той выставке акварелей им одна и та же понравилась…