– Тыща полных крон, – хихикнул Эймон.

– Для начала, – добавил капа. – И я свое обещание сдержу. Но вознагражден он будет не только деньгами. Я пообещал Эймону, что последние дни он проведет в собственном особняке, весь в шелках и золоте, в обществе полудюжины отборных девиц из Гильдейских лилий. Уж я постараюсь скрасить ему остаток жизни. Он умрет в почете и роскоши, как какой-нибудь чертов герцог, поскольку сегодня я нарекаю его самым храбрым человеком в Каморре.

Толпа одобрительно взревела, зарукоплескала; кулаки застучали по щитам и кожаным панцирям.

– И совсем, совсем другая участь ожидает подлую, трусливую тварь, убившую мою единственную дочь, – свистящим шепотом продолжил Барсави. – Причем убившую не своими руками, а поручившую дело презренному наймиту с его извращенными колдовскими штучками. Гнусному отравителю. – Барсави смачно плюнул Локку в лицо, и по щеке у того поползла теплая слюна. – Твой человек, само собой, рассказал мне, что вчера вечером картенский маг в последний раз навел на тебя чары и оставил службу, ибо ты настолько уверовал в свои силы, что решил больше не тратиться на него. Ну, лично я глубоко одобряю твою бережливость.

По знаку Барсави из толпы выступили Аньяис и Пакеро, лицом мрачнее тучи. Они сняли очки и убрали в карманы – зловещий жест, произведенный братьями совершенно одновременно. Локк открыл было рот, собираясь заговорить… но тотчас же прикусил язык, со страшной ясностью осознав безвыходность своего положения.

Он мог бы сейчас раскрыть свою подлинную личность – сорвать накладные усы, стереть с лица фальшивые морщины, рассказать всю правду… но толку-то? Ему ни за что не поверят, ведь все уже убедились, что он находится под защитой картенского мага. Если он назовет свое настоящее имя, эта сотня головорезов незамедлительно бросится на поиски Жана, Клопа и братьев Санца.

Нет, если он хочет спасти друзей, ему ничего не остается, как играть роль Серого короля до самого конца, ну а потом… потом молить богов о скорой и безболезненной смерти. Пусть Локк Ламора просто бесследно сгинет в одну прекрасную ночь; пусть остальные Благородные Канальи избегут прискорбной участи, благополучно скрывшись из города. С трудом сдержав горячие слезы, подступившие к глазам, Локк заставил себя презрительно улыбнуться.

– Ну давайте, псы поганые, покажите, на что способны, – обратился он к сыновьям Барсави. – Может, у вас получится лучше, чем у вашего папаши.

Аньяис и Пакеро при желании могли убить одним ударом, но сейчас у них такого намерения не было. Они молотили кулаками по ребрам и под ложечку, били костяшками в грудь и плечи, пинали в голени и бедра, наотмашь лупили по голове и шее, пока Локк не стал хрипеть и задыхаться. Под конец Аньяис рывком поднял его на ноги и схватил за подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– А это – от Локка Ламоры, – сказал он и свободной рукой нанес сокрушительный удар в висок.

Голова у Локка дернулась, острая боль пронзила шею, и в багровом тумане, застилавшем глаза, брызнули яркие снопы искр. Он закашлялся, сплюнул кровью и облизал распухшие губы.

– Ну а теперь, – громко произнес Барсави, – я свершу отцовское возмездие за смерть Наски.

Он трижды хлопнул в ладоши.

С улицы донеслись приглушенные чертыхания и тяжелый стук шагов по каменным ступеням. Через минуту в дверь вошли еще восьмеро мужчин, которые тащили громадную деревянную бочку – примерно такую же, в какой мертвую Наску Барсави вернули отцу. Погребальную бочку. Толпа живо расступилась перед ними. Они поставили бочку рядом с капой, и Локк услышал, как в ней глухо плеснулась жидкость.

«О Тринадцать…» – пронеслось у него в голове.

– Неуязвим для ножа, неуязвим для стрелы, – медленно проговорил Барсави, словно размышляя вслух. – Но ты, как мы видим, беззащитен против побоев. И тебе, как мы видим, нужно дышать.

Двое парней сняли крышку, и Локка подтащили к бочке. В ноздри шибануло едким смрадом лошадиной мочи, и Локк закашлялся, давясь рвотными позывами и судорожно всхлипывая.

– Посмотрите на Серого короля, – прошептал капа. – Посмотрите, как он рыдает. Упоительное зрелище, которое я сохраню в памяти до конца своих дней. – Он возвысил голос. – Рыдала ли Наска? Плакала ли моя дочь, когда ты убивал ее? Не думаю. – Теперь он уже кричал. – Посмотрите на него в последний раз! Гнусный мерзавец испытает такие же муки, какие испытала моя дочь! Он умрет такой же смертью, что и она, но от моей руки!

Барсави схватил Локка за волосы и ткнул носом в зловонную бочку. На краткий миг Локк даже обрадовался, что ему нечем блевать, но и от сухих рвотных позывов измученный желудок крутило нестерпимыми спазмами.

– Одно мое прикосновение… – продолжал капа прерывистым голосом, сглатывая слезы злобного восторга. – Вот оно, одно мое прикосновение, сукино отродье! Не будет тебе яда. Не будет тебе быстрой смерти. Ты у меня славно помучаешься, хорошенько все распробуешь, пока будешь тонуть.

Крякнув от натуги, он приподнял Локка за шиворот, и несколько человек бросились подсобить хозяину. Все вместе они подхватили несчастного Ламору, перекинули через край бочки – и он упал головой вниз в тепловатую вонючую жидкость, в глухую тишину, в непроглядную смрадную темноту, разъедающую глаза, обжигающую ссадины, плотно обволакивающую со всех сторон.

Люди Барсави поставили крышку на место и заколотили покрепче деревянными молотками и обухами топоров. Напоследок капа треснул по ней кулаком и широко ухмыльнулся, хотя по щекам его все еще текли слезы:

– Сдается мне, бедняга не очень доволен исходом наших переговоров.

Мужчины и женщины дружно загоготали, торжествующе завопили, потрясая оружием и размахивая факелами, отчего по стенам бешено заметались тени.

– Теперь бросьте этого выродка туда. – Капа указал в сторону водопада. – Пускай плывет себе в море.

Дюжина человек с радостной готовностью подхватила бочку и со смехом и шутками потащила в северо-западный угол Гулкой Норы, где водопад низвергался с потолка в черную расселину шириной футов восемь.

– Раз!.. – выкрикнул главный среди них. – Два!..

На счет «три» они швырнули бочку в темноту, и мгновение спустя где-то внизу послышался тяжелый всплеск. Тогда все вновь вскинули руки и испустили торжествующий вопль.

– Сегодня ночью, – прокричал Барсави, – пусть герцог Никованте мирно спит в своей постели, заперевшись в стеклянной башне! Сегодня ночью пусть Серый король спит смертным сном в лошадиной моче – в гробнице, которую я приготовил для него! Сегодня – моя ночь! Кто правит Каморром?

– Барсави! – хором прогремела толпа, и оглушительный крик отозвался многократным эхом от древних стен Гулкой Норы. Возбужденные возгласы, смех, рукоплескания слились в единый могучий гул.

– Сегодня ночью, – проорал капа, – пошлите вестников во все концы моих владений! Пошлите гонцов в «Последнюю ошибку»! Пошлите гонцов в Горелище! Разбудите Котлище и Скопище, Отбросы и Западню! Сегодня ночью мои двери широко открыты для всех! Путные люди Каморра приглашаются в гости на Плавучую Могилу! Сегодня ночью мы закатим такой кутеж, что добропорядочные горожане накрепко запрутся в своих домах, желтокурточники затрясутся от страха в своих казармах и сами боги вскричат «Что за шум такой?», изумленно глядя с небес.

– Бар-са-ви! Бар-са-ви! Бар-са-ви! – грохотала толпа.

– Сегодня ночью мы отпразднуем великое событие, – закончил капа. – Сегодня ночью Каморр распрощался с последним из королей!

Со временем Локк и остальные Благородные Канальи получили дозволение в свободное время гулять по городу в обычной одежде. Локку и Жану было без малого двенадцать лет, братья Санца выглядели немного старше, и отцу Цеппи стало трудно удерживать непоседливых мальчишек в подземном логове все время, когда они не сидели на ступенях своего храма или не проходили «ученичество» в других.