София и Локк прошли вдоль стойки и длинной очереди гостей, желающих подбодриться спиртным по своему выбору; многие из них уже явно утратили обычную человеческую способность твердо держаться на ногах. В западной стене зала была массивная дверь ведьмина дерева, украшенная серебряным гербом герцога Никованте. Толчком отворив ее, донья София провела Локка в плавно изогнутый коридор, залитый мягким серебристым светом алхимических фонарей. В коридор выходило три двери, и донья София прошла к последней из них, находящейся, как понял Локк, близ северной стены башни.

– Неизвестно еще, кого мы здесь обнаружим, – шаловливо улыбнулась София, – донью Ворченцу или молодую парочку, занятую чем-нибудь не вполне приличным.

Чуть приоткрыв дверь, она заглянула в щель и, потянув Локка за рукав, прошептала:

– Все в порядке, это она.

Локк и София вступили в почти квадратную комнату с чуть изогнутой внешней стеной. Здесь, в отличие от приемных залов башни, Древнее стекло было непрозрачным. Через единственное окно в северной стене, с поднятой деревянной шторой, лился солнечный свет и теплый вечерний воздух.

В комнате находилось единственное деревянное кресло с высокой спинкой, и в нем сидела престарелая дама, которая сосредоточенно склонялась над мелькающими блестящими спицами и непонятного назначения вязаным изделием, из-под них выходящим. На полу у ее ног лежало несколько клубков черной шерсти. Одета старуха была весьма необычно: черный мужской камзол, темно-пурпурные панталоны, какие носят кавалерийские офицеры, и серебристые домашние туфли с загнутыми кверху носками, как из волшебных сказок. Ее глаза за полукруглыми очками казались ясными, но она не оторвала взгляда от спиц, когда донья София вывела Локка на середину комнаты.

– Донья Ворченца? – София кашлянула и возвысила голос. – Донья Ворченца? Это я, София. Я хочу познакомить вас кое с кем.

«Щелк-щелк, – говорили спицы доньи Ворченцы, – щелк-щелк». Но глаза доньи Ворченцы так и не поднялись на вошедших.

– Позвольте представить вам донью Анжавесту Ворченцу, вдовствующую графиню Янтарного Кубка. Она… гм… то присутствует в нашем мире, то уплывает куда-то. – София сокрушенно вздохнула. – Лукас, вы позволите мне оставить вас здесь на минутку? Я схожу к питейной стойке. Донья Ворченца любит белое вино. Возможно, бокал сего напитка вернет ее к нам.

– Разумеется, донья София, – живо откликнулся Локк. – Почту за честь побыть в обществе графини. Ступайте спокойно.

– А вам принести чего-нибудь?

– О нет, благодарю вас, сударыня. Возможно, я пропущу глоток-другой чуть позже.

София кивнула и удалилась из комнаты, со щелчком закрыв за собой дверь. Локк прошелся взад-вперед, заложив руки за спину.

Спицы все постукивали и постукивали одна о другую. Локк пригляделся и озадаченно приподнял бровь. Что там за изделие выползает из-под бойких спиц доньи Ворченцы, так и оставалось загадкой. Возможно, оно еще далеко от завершения, а потому пока неопознаваемо. Локк вздохнул, еще разок прошелся туда-сюда, а потом остановился у окна.

К северу от города, до самого горизонта, расстилалась буро-зеленая холмистая равнина. Локк видел извилистые темные линии дорог, разноцветные крыши домишек и серо-голубую ленту Анжевины – дивный пейзаж, вдали размытый знойным маревом. Солнце изливало потоки жарких белых лучей, и ни облачка не было на голубом небе.

Внезапно шею сзади пронзила острая боль, и он резко повернулся, схватившись за место укола и ощутив теплую влагу под пальцами. Перед ним стояла донья Ворченца, вдовствующая графиня Янтарного Кубка, держа в руке вязальную спицу, которой только что в него ткнула. Теперь глаза старухи ясно сияли за полукруглыми стеклами очков, и худое морщинистое лицо расплывалось в торжествующей улыбке.

– А-а-а-ай!.. – Локк яростно потер шею и лишь с великим трудом вспомнил о необходимости изображать вадранский акцент. – Что это было, черт возьми?

– Скорбная ива, господин Шип, – ответствовала донья Ворченца. – Яд скорбной ивы, вы о нем наверняка слышали. Жить вам осталось всего несколько минут… и мне очень хотелось бы провести их за беседой с вами.

– Вы… вы…

– Ну да, уколола вас в шею отравленной спицей. И должна признаться, сделала это с превеликим удовольствием, голубчик. Что еще я могу сказать? Вы причинили нам немало хлопот.

– Но… но, донья Ворченца, я не понимаю… Неужто я чем-то вас обидел?

– Да оставьте уже свой вадранский акцент! Он чрезвычайно убедителен, но, боюсь, все равно не поможет вам, как вы ни улыбайтесь и ни стройте из себя невинность, господин Шип.

Локк вздохнул и потер глаза:

– Донья Ворченца, если ваша спица и впрямь отравлена смертельным ядом, то какого черта мне с вами говорить начистоту?

– Вопрос разумный, спору нет. – Она достала из кармана камзола маленькую склянку с серебряным колпачком. – В обмен на ваше сотрудничество я предлагаю вам противоядие. Конечно же вы предпочтете поладить со мной. Вы находитесь в шестистах футах над землей, и все мои Полуночники сейчас рядом, переодетые в ливрейное платье. Бежать бесполезно – вы не сделаете и десяти шагов по коридору, как вас схватят.

– Вы… Полуночники… Нет, вы шутите, наверное? Вы что… герцогский Паук?

– Именно! – просияла улыбкой старая графиня. – И клянусь богами, мне невыразимо приятно сорвать маску перед человеком, способным по достоинству оценить мой маленький спектакль…

– Но… – ошеломленно проговорил Локк. – Но ведь Паук… я думал, что Паук…

– Мужчина? Так думаете вы, господин Шип, и все остальные горожане. Я всегда считала, что наилучшую маскировку тебе обеспечивают чужие предрассудки. Вы со мной согласны?

– Хм… – Локк мрачно усмехнулся, чувствуя, как вокруг ранки от спицы растекается холодное онемение. – Вы меня повесили на моей же веревке, донья Ворченца.

– Вы чрезвычайно умны, господин Шип, надо отдать вам должное. Чтобы так долго водить за нос моих людей!.. Даже жаль сажать такого удальца в паучью клетку. Должно быть, это для вас очень непривычно и странно – встретиться с достойным противником, сумевшим заманить вас в западню?

– О нет… – Локк вздохнул и опустил лицо в ладони. – Мне очень жаль вас разочаровывать, донья Ворченца, но список людей, не обвертевших меня вокруг пальца, с каждым днем становится все короче.

– Да, приятного мало, – покачала головой графиня. – Но вы, надо полагать, уже неважно себя чувствуете? Шум в ушах, слабость в коленях? Просто кивните. Если вы сообщите, где прячете накраденные деньги, условия вашего содержания во Дворце Терпения будут вполне терпимыми. А если назовете имена своих сообщников – так и вовсе мягкими.

– У меня нет сообщников, донья Ворченца, – с напором произнес Локк. – А если б даже и были, я бы нипочем их не выдал.

– А Грауманн?

– Грауманн – наемный работник. Он думает, что я и впрямь эмберленский торговец.

– А мнимые разбойники, напавшие на вас около храма Благоприятных Вод?

– Тоже наемники. Уже давно вернулись к себе в Талишем.

– А лжеполуночники, приходившие к дону Сальваре?

– Гомункулы. Каждое полнолуние вылезают у меня из задницы – вот уже сколько лет с ними мучаюсь.

– Шутить изволите? Ничего, яд скорбной ивы скоро отнимет у вас язык, навсегда отнимет. Вот что, господин Шип, вам ведь не обязательно прямо сейчас выкладывать свои секреты. Просто признайте свое поражение, и я дам вам противоядие. А разговор мы продолжим позже, в более приятной обстановке.

Несколько долгих секунд Локк пристально смотрел на донью Ворченцу, в глазах которой светилось самодовольное торжество. Правая рука у него непроизвольно сжалась в кулак. Вероятно, донья Ворченца настолько привыкла внушать трепет своим властным видом, что напрочь забыла о разнице в возрасте. Или ей просто не пришло в голову, что благовоспитанный мужчина, пускай и преступник, способен сделать то, что сделал Локк в следующий миг.

Он двинул почтенную даму в зубы. Женщину помоложе да покрепче такой удар – не удар даже, а тычок – только рассмешил бы, но у доньи Ворченцы голова резко откинулась назад, глаза закатились и колени подломились. Локк подхватил старуху, не дав упасть, и проворно вынул у нее из пальцев склянку. Усадив бесчувственное тело в кресло, он откупорил пузырек и вылил в рот все его содержимое. Теплая жидкость имела цитрусовый вкус. Проглотив противоядие, Локк отбросил склянку прочь и торопливо снял камзол, которым крепко привязал донью Ворченцу к креслу, в несколько узлов завязав рукава у нее за спиной.