Торопливо шагая по кошачьему мостку, Локк ненадолго отвлекся от напряженных раздумий и вспомнил уроки истории, которым отец Цеппи придавал важное значение. Много веков назад, когда все теринские города-государства подчинялись одному властителю, правившему в имперской столице Терим-Пель, Старокрепостной остров был вотчиной герцогов Каморрских. Испытывая суеверный ужас перед стеклянными башнями Древних, представители этого знатного рода воздвигли громадный каменный дворец в самом сердце южного Каморра.

Когда один из далеких предков Никованте (кто именно – Локк при всех своих обширных знаниях не помнил, ибо столь мелкие подробности городской истории для него неизменно терялись в тумане безразличия) – так вот, когда далекий предок нынешнего герцога переселился в серебряную стеклянную башню под названием Вороново Гнездо, старая родовая крепость стала Дворцом Терпения, сердцем городского правосудия, пускай и весьма сомнительного. Там квартировали желтокурточники и их офицеры. Там же проживали герцогские судьи – двенадцать мужчин и женщин, председательствовавших на процессах в алых мантиях и бархатных масках. Подлинные их личности никогда широкой публике не раскрывались, и каждый из них именовался по одному из месяцев года – судья Парфис, судья Фесталь, судья Аурим и так далее, – хотя все они вершили правосудие круглый год.

Находились там и темницы, и виселицы на Черном мосту перед воротами Дворца, и много чего еще. Благодаря Тайному уговору количество людей, совершающих короткий стремительный полет с Черного моста, значительно сократилось (каковое обстоятельство герцог Никованте любил публично приписывать своему великодушию), однако герцогские слуги изобрели множество других наказаний, впечатляющих своей изощренной жестокостью, пускай формально и не смертельных.

Дворец – прямоугольная громада в десять этажей – был сложен из черных и серых каменных блоков, которые образовывали на стенах незатейливые узоры, ныне поблекшие от времени и непогоды почти до неразличимости. Каждый четный этаж украшали ряды высоких арочных окон с витражами, в которых преобладал черный и красный цвет. По ночам все до единого окна горели, подобные во тьме зловещим багровым очам, пристально глядящим во все стороны. Они никогда не гасли, посылая всем обитателям города недвусмысленное предостережение.

По углам здания, на уровне шестого или седьмого этажа, выступали висячие круглые башни. На стенах башен висели железные клетки с редкими прутьями, прозванные в народе вороньими. В них сажали узников, заслуживающих особо сурового обращения, и они проводили там по нескольку часов или даже дней, с болтающимися в воздухе ногами. Однако вороньи клетки казались отдохновенными райскими пристанищами по сравнению с паучьими, которые Локк увидел (между спинами и плечами взрослых), когда сошел с кошачьего мостка на запруженную народом набережную Старокрепостного острова.

Под юго-восточной башней Дворца Терпения висели на длинных цепях полдюжины клеток, покачивавшихся на ветру, как крохотные паучки на паутинных нитях. Две из них двигались: одна медленно поднималась, другая быстро спускалась. Узники, приговоренные к наказанию паучьей клеткой, не должны были знать ни минуты покоя – поэтому другие узники, приговоренные к тяжелым работам, сутками напролет посменно трудились у огромных лебедок на верхних площадках башен, покуда несчастный в клетке не начинал выказывать необходимые признаки помешательства и раскаяния. И в дождь, и в зной, и в ветер клетки безостановочно двигались вверх-вниз, скрипя и раскачиваясь. По ночам отчаянные вопли и мольбы страдальцев, в них сидящих, были слышны даже в соседних кварталах.

Населяли Старокрепостной квартал преимущественно герцогские служащие. За Дворцом Терпения находились причалы и казармы желтокурточников, конторы писцов, сборщиков налогов и прочих мелких чиновников, маленькие захудалые кофейни, где наемные стряпчие и ходатаи наперебой предлагали свои услуги друзьям и родственникам заключенных. На северном берегу острова все еще оставалось несколько ломбардов и прочих лавок, но их постепенно вытесняли более мрачные правительственные заведения.

Другой достопримечательностью квартала был Черный мост, перекинутый через широкий канал между Старой крепостью и Мара-Каморрацца: высокая мощная арка, сложенная человеческими руками из черного камня и украшенная красными фонарями с черными колпаками церемониального назначения – при надобности колпаки легко спускались, стоило лишь пару раз дернуть за прикрепленные к ним веревки. Казни проводились на деревянном помосте, пристроенном к мосту с южной стороны. По старинному поверью, неупокоенные души осужденных, умерших над текущей водой, уносит в море. Иные считали, что впоследствии они воплощаются в телах акул, вот почему Каморрский залив кишит хищными тварями, и мнение это особо не высмеивалось. Большинство каморрцев полагали такое перерождение вполне закономерным.

Локк долго смотрел на Черный мост, напрягая те изобретательские способности своего ума, которые отец Цеппи решительно подавлял на протяжении многих последних месяцев. В силу юного возраста мальчик не мог толком разобраться в своем душевном состоянии, но от умственных усилий, направленных на измышление плана, он получал подлинное удовольствие, которое ощущалось подобием трепещущего сгустка тепла в подвздошье. Локк сам не понимал, что и как делает, но мало-помалу из сумятицы беспорядочных мыслей начал выстраиваться план, и чем дольше Локк размышлял над ним, тем довольнее собой становился. Хорошо, белый капюшон скрывал лицо мальчика от прохожих, и никто не увидел, как маленький послушник ордена Переландро радостно скалится, уставившись на виселицы.

– Мне нужны имена всех приговоренных к повешению в ближайшие две недели, – деловито сообщил Локк, когда они с отцом Цеппи сидели на ступенях следующим утром.

– Будь ты достаточно предприимчив – а в твоей предприимчивости я не сомневаюсь, – ты бы разузнал имена сам и оставил бы своего бедного старого хозяина в покое, – назидательно заметил священник.

– Я бы запросто, да только надо, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Если меня увидят у Дворца Терпения до казней, все провалится.

– Что – все?

– Мой план.

– Ого! Нахальный воришка с Сумеречного холма вообразил, будто меня можно держать в неведении! Какой план?

– Как украсть труп.

– Хм… Больше ничего не желаешь добавить?

– План просто блестящий.

Прохожий бросил в чашу монетку. Локк благодарно поклонился, а священник, звеня цепями, простер руки вослед мужчине и прокричал:

– Пятьдесят лет доброго здравия тебе и твоим детям! Да благословит вас всех Покровитель сирых и обездоленных!

– Я бы пожелал и все сто лет, но, судя по звуку, он кинул всего полмедяка, – проворчал Цеппи, когда мужчина удалился на порядочное расстояние. – Итак, вернемся к твоему блестящему плану. Про дерзкие твои планы я в свое время наслушался, но вот блестящего среди них не припомню.

– Этот именно что блестящий, зуб даю. Но мне нужны имена.

– Ну ладно. – Цеппи выпрямился и, довольно покряхтывая, потянулся до хруста в костях. – Будут тебе имена сегодня вечером.

– И еще мне понадобятся деньги.

– Ага, так и знал. Возьми в хранилище сколько нужно и запиши в счетной книге. Но смотри, если потратишься впустую…

– Знаю-знаю, – перебил Локк. – Свинцовая чушка, дикий вопль, смерть.

– Примерно так. Ты, конечно, мелковат будешь, но, полагаю, даже твой труп хоть на что-нибудь да сгодится Джессалине.

По традиции казни проводились в Покаянный день. Каждую неделю из дворца в сопровождении стражников и священников выходила горстка угрюмых узников. Вешать приговоренных начинали в полдень.

В восемь часов утра, когда судейские клерки только-только распахнули деревянные ставни своих окон и приготовились день напролет повторять фразу «Идите отсюда именем герцога», три послушника ордена Переландро вкатили во внутренний двор узкую ручную тележку. Младший из троих вошел в здание и направился к первой же конторке, за которой сидела женщина средних лет, фигурой похожая на мешок картошки, но гораздо менее душевная и благожелательная.