– Я не умираю, но действительно нуждаюсь в еде и иной помощи. Я слуга Всемилостивейшей Госпожи, посвященный пятой ступени Сокровенного таинства.

Жан тщательно продумал ложь. В ордене Азы Гийи служители четвертого ранга, носившие полный жреческий сан, почти никогда не покидали своих храмов. Служители же пятого в качестве курьеров разъезжали между городами с разными важными поручениями. А назови Жан любой ранг выше – ему пришлось бы иметь дело со старшими жрецами и жрицами, которые наверняка слышали о Таврине Калласе.

– Меня послали из Тал-Веррара в Джереш по делам нашего ордена, но по пути наш корабль захватили джеремские пираты. Они отняли у меня священническое одеяние, должностные печати, все бумаги и даже Скорбный лик.

– Что?! – Послушница (совсем юная девушка, судя по голосу) наклонилась, чтобы помочь Жану встать. Поскольку весу в ней было раза в четыре меньше, чем в нем, выглядела попытка довольно комично. – Они осмелились напасть на посланника Всемилостивейшей Госпожи?

– Джеремиты не веруют в Двенадцать богов, сестра, – вздохнул Жан, позволяя поднять себя с колен. – Они находят особое удовольствие в том, чтобы мучить праведных. Много долгих дней я провел на пиратской галере, прикованный к веслу. Вчера вечером галера бросила якорь в Каморрском заливе. Мне было приказано опорожнить ночные горшки за борт, пока офицеры предаются разгулу на берегу. Вдруг я увидел в воде плавники наших Темных братьев и, помолясь Госпоже, воспользовался случаем.

Служители Азы Гийи предпочитали скрывать от непосвященных (особенно в Каморре) свою веру в то, что акулы являются возлюбленными Богини Смерти и что они со своими непостижимыми путями и внезапными жестокими нападениями наилучшим образом воплощают таинственную сущность Всемилостивейшей Госпожи. Все служители в серебряных масках считали появление акул чудесным знамением. Верховный проктор Обители Откровения не шутил, предлагая Жану поплавать в море после наступления темноты. Говорили, акулы нападают лишь на тех, кто не тверд в вере.

– Темные братья! – ахнула послушница. – И они помогли тебе бежать?

– Слово «помощь» здесь неуместно, ибо Госпожа не помогает, а дозволяет. Так же обстоит дело и с Темными братьями. Я нырнул в залив и почувствовал, как они кружат вокруг меня и проплывают подо мной. Увидел острые плавники, рассекающие воду. Мои пленители заорали, что я сумасшедший, а при виде Братьев весело рассмеялись в полной уверенности, что сейчас меня растерзают в клочья и сожрут. Я тоже рассмеялся – когда выбрался на берег, целый и невредимый.

– О, восславь Госпожу, брат.

– Уже восславил, восславляю и буду восславлять впредь. Она вызволила меня из плена и дала мне еще одну возможность выполнить порученное дело. Прошу, сестра, отведи меня к управителю храма. Позволь встретиться со святым отцом или святой матерью. Мне нужны лишь священнические одеяния, Скорбный лик да келья на несколько дней, покуда я не улажу свои дела.

– Таврин Каллас? Не под этим ли именем ты в свое время проходил послушание в Доме Откровения?

– Под ним самым.

– А ты не боишься, что они отправят в главный храм посыльного с запросом и выяснят, что много лет назад Таврин Каллас, движимый священной любознательностью, бросился со скалы в море?

– Конечно, они так и поступят. Но пока посыльный проделает путь в оба конца, пройдут недели, а я не собираюсь так долго там задерживаться. Вдобавок это привнесет приятное разнообразие в их жизнь. Узнав, что Таврин Каллас давным-давно считается мертвым, они смогут громогласно свидетельствовать о чуде. О зримом послании из царства теней, так сказать.

– Ага, о послании прямо из задницы непревзойденного лжеца. Ты молодчина, Жан!

– Просто я знаю, как разговаривать со служителями Смерти. У каждого свои способности.

– Но послушайте… разумно ли это? – вмешался Ибелиус. – Наряжаться в священнические одеяния служителей Азы Гийи без всякого на то права? Водить за нос… саму Всемилостивейшую Госпожу? – Он коснулся обеими руками своих глаз, потом губ и наконец сплел пальцы на груди в области сердца.

– Когда бы мои выходки оскорбляли Всемилостивейшую Госпожу, – ответил Жан, – она бы уже давно со мной расправилась – мокрого места не оставила бы.

– Кроме того, мы с Жаном посвящены в служение Великому Благодетелю, – сказал Локк. – А сами вы почитаете Многохитрого Стража, господин Ибелиус?

– По опыту знаю, что лишняя предосторожность никогда не помешает. Пускай я не возжигаю свечи и не жертвую деньги, но я никогда не отзываюсь дурно о Благодетеле.

– Так вот, – продолжал Локк, – наш наставник однажды сказал нам, что посвященным слугам Великого Благодетеля необъяснимым образом все сходит безнаказанно, когда они по необходимости выдают себя за служителей других богов.

– Я бы сказал, такое даже приветствуется, как ни странно, – добавил Жан. – А в нынешних обстоятельствах у человека моего роста и телосложения невелик выбор обличий, под которыми можно скрыться.

– А… понимаю.

– Сдается мне, в последнее время у Богини Смерти и без нас дел по горло, – сказал Локк. – Я уже вполне очухался, Жан, и чувствую себя прекрасно, господин Ибелиус. Нет-нет, не трудитесь вставать – я уверен, что мой пульс по-прежнему там, где и должен быть: в моем запястье. Что еще расскажешь, Жан?

– Обстановка в городе напряженная и чреватая кровью, но капа Раза держит все в своих руках. По слухам, все Благородные Канальи мертвы – кроме меня, за чью голову объявлено славное вознаграждение. Мы якобы отказались присягнуть Разе, кинулись в бой за Барсави и были, ясное дело, убиты в неравной схватке. Все остальные гарристы принесли клятву верности новому капе. Раза не стал выжидать полных три дня, как обещал. Пяти-шести самым строптивым нынче ночью перерезали глотки, всего пару часов назад.

– О боги! Откуда у тебя такие сведения?

– Частью от Ибелиуса, который все еще может спокойно выбираться в город, покуда старается не привлекать к себе внимания. Частью от людей, присутствовавших на известном богослужении. Мне случилось оказаться на Дровяной Свалке, когда чертова туча народу вдруг возжелала вознести заупокойные молитвы.

– Значит, все Путные люди в подчинении у Разы?

– Похоже на то. Они волей-неволей свыкаются с новым положением вещей. Каждый из них хватается за нож по малейшему поводу – упади ли вдруг булавка на пол с ним рядом, укуси ли его москит, – но каким-то немыслимым образом он всех этих головорезов подчинил своей власти. Сейчас Раза заправляет всеми делами из Плавучей Могилы, как Барсави в свое время. И выполняет почти все свои обещания.

– А что насчет… другого нашего знакомца? – Локк жестом дал понять, что имеет в виду Каморрского Шипа. – О нем что-нибудь слышно? В город просочились какие-нибудь слухи?

– Нет, – прошептал Жан. – Похоже, Разе достаточно просто поубивать всех нас, а раскрывать подлинную личность Шипа он не собирается.

Локк с облегчением вздохнул.

– Но происходят и другие странные вещи, – продолжал Жан. – Вчера вечером Раза задержал с полдюжины человек из разных шаек и во всеуслышание обвинил в том, что они работают на Паука.

– Вот как? А по-твоему, обвинение справедливо или здесь какой-то очередной хитрый план?

– Не знаю… возможно, они и впрямь шпионы Паука. Я узнал их имена от Ибелиуса и долго ломал голову. Но между всеми этими людьми нет решительно никакой связи – во всяком случае, очевидной для меня. Так вот, Раза сохранил им жизнь, но всех до единого изгнал из города. Дал день, чтобы они уладили свои дела и навсегда покинули Каморр.

– Интересно. Знать бы, что за этим кроется.

– Да может, ничего такого и не кроется.

– Хотелось бы верить.

– И еще чумной корабль, господин Ламора! – выпалил Ибелиус. – Превосходное судно. Жан забыл о нем упомянуть.

– Чумной корабль?

– Да, эмберленский фрегат, с лакированным черным корпусом. Не корабль, а загляденье. Чертовски красивый – и такое впечатление, будто парит над самой водой, даже килем в нее не погружаясь. – Жан поскреб щетинистый подбородок. – Он бросил якорь на чумной стоянке той самой ночью, когда капа Раза преподал капе Барсави свой урок зубного дела.