Священник устремил на Локка пристальный взгляд и медленно, глубоко затянулся сигаретой – так человек набирает в грудь побольше воздуха перед погружением в холодную воду.

– Мы с тобой оба знаем, Локк, что у тебя много талантов, поистине незаурядных способностей в самых разных областях. Поэтому скажу без обиняков: если дело дойдет до жесткого разговора с настоящим врагом, от тебя не останется ничего, кроме обоссанных штанов и кровавой лужи. На убийство-то ты способен, кто бы сомневался, просто ты не создан для открытых схваток, лицом к лицу с противником. И сам это знаешь, верно?

Молчание густо покрасневшего Локка само по себе служило ответом. Не в силах посмотреть в глаза священнику, мальчик с преувеличенным вниманием разглядывал свои башмаки, словно впервые видел столь диковинные предметы.

– Ну-ну, Локк, не всем же нам быть свирепыми вояками, и распускать нюни тут совершенно не из-за чего. Давай чтобы я больше не видел, как губы у тебя трясутся, ровно титьки у старой шлюхи, ладно? Ты обязательно научишься обращаться с ножом, с удавкой, с арбалетом. Но научишься нападать с любым оружием скрытно: со спины, сбоку, сверху, из темноты. – Левой рукой Цеппи обхватил сзади за шею воображаемого противника, а правой нанес ему удар на уровне поясницы, используя вместо кинжала недокуренную сигарету. – Овладеешь всеми хитрыми боевыми приемами, чтобы тебя не порубили в капусту, когда дойдет до дела.

Цеппи изобразил, будто стирает кровь со своего тлеющего «клинка», и снова глубоко затянулся.

– Вот так-то, Локк. Намотай это себе на ус, а лучше на оба. Нужно уметь признавать свои недостатки. Как говорится, ври сколько хочешь, да только не себе. – Он выпустил из ноздрей две тонкие струйки дыма, расплывшиеся серым облачком в неподвижном воздухе, и заметно повеселел. – И хватит пялиться на свои башмаки так, будто на них голая баба нарисована, ладно?

Слабо улыбнувшись, Локк наконец поднял глаза на священника и кивнул.

– Так, теперь ты. – Цеппи обратил взгляд на Жана. – Все мы знаем, что ты чрезвычайно вспыльчив нравом и во гневе крушишь черепа, как скорлупки. У нас есть изощренный плутовской ум в лице нашего Локка, искуснейшего обманщика. Кало и Галдо неплохи в любом деле, но ни в одном особо не блещут. Сабета – прирожденная чаровница, каких свет еще не видывал. Но кого у нас пока что нет, так это старого доброго громилы. Думаю, им можешь стать ты, Жан. Кулачным бойцом, охраняющим друзей от неприятностей. Свирепым головорезом с ножом в руке. Хочешь попробовать?

Теперь настал черед Жана с повышенным интересом разглядывать свои башмаки.

– Ну… если вы считаете, что у меня получится…

– Я видел, каков ты во гневе, Жан.

– А я на собственной шкуре испытал, – ухмыльнулся Локк.

– Поверь бывалому человеку, который впятеро тебя старше, Жан. Ты никогда не кипятишься и угрозами воздух не сотрясаешь. Ты впадаешь в холодную ярость и решительно действуешь. Люди вроде тебя просто незаменимы в отчаянных обстоятельствах. – Цеппи снова затянулся и стряхнул пепел себе под ноги. – Ты у нас мастер вышибать мозги. Само по себе это твое умение не хорошо и не плохо, но нам оно весьма пригодится.

Жан, казалось, погрузился в раздумье, но и Локк, и Цеппи сразу поняли, что он уже принял решение. Глаза его под шапкой спутанных черных волос хищно прищурились, и кивнул он единственно для проформы.

– Превосходно! Я так и знал, что мое предложение тебе понравится, а потому взял на себя смелость заранее предпринять кое-какие шаги. – Священник достал из кармана черный кожаный бумажник и вручил Жану. – Завтра в половине первого тебя ждут в Обители Стеклянных роз.

При упоминании самой известной и самой престижной в Каморре школы боевых искусств у обоих мальчиков округлились глаза. Жан раскрыл бумажник – внутри оказалась плоская эмблема: стилизованная роза из матового стекла, вплавленная прямо в кожу. Владелец такого знака мог перейти через Анжевину на острова Альсегранте, беспрепятственно миновав все сторожевые посты, поскольку он находился под прямой защитой дона Томсы Маранцаллы, хозяина Обители Стеклянных роз.

– Этот дивный цветок открывает тебе путь за реку, где обитают важные персоны, но смотри не вздумай там валять дурака. Делай все, что велят. По улицам не болтайся: прямиком туда и прямиком же обратно. Будешь ходить на занятия четыре раза в неделю. И ради всех нас, укроти уже свои буйные патлы. С помощью огня и топора при необходимости.

Цеппи в последний раз затянулся быстро догорающей самокруткой и щелчком отправил окурок за парапет. Заключительную затяжку он выдохнул наконец-то удачно: над головами мальчиков поплыло зыбко колеблющееся, но замкнутое кольцо дыма.

– Лопни мои глаза! Знамение! – Священник потянулся за уплывающим дымным кольцом, словно желая схватить и рассмотреть получше. – Либо этой моей затее суждено увенчаться успехом, либо я премного угодил богам, измыслив столь хитрый способ погубить тебя, Жан Таннен. В любом случае я остаюсь в выигрыше… Ладно, хватит рассиживаться, ребятки. У вас что, работы никакой нет, что ли?

Обитель Стеклянных роз воплощала собой самую суть Каморра – загадочное творение Древних, оставленное смущать человеческие умы; опасное сокровище, брошенное за ненадобностью, точно надоевшая игрушка. Благодаря Древнему стеклу, покрывающему каменные стены, Обитель Стеклянных роз оказалась не подвластной ни времени, ни воздействию любых человеческих усилий – как Пять башен и еще дюжина разбросанных по городу строений, где обретались незаконные захватчики древнего великолепия. Обитель Стеклянных роз была самым величественным и грозным сооружением на склонах Альсегранте, и самый факт, что она принадлежала дону Маранцалле, свидетельствовал о чрезвычайной благосклонности герцога к последнему.

На следующий день, незадолго до полудня, Жан стоял перед дверями башни дона Маранцаллы – пятиэтажной громады из серого камня и серебристого стекла; могучей твердыни, рядом с которой окрестные особняки казались игрушечными домиками. С безоблачного неба лились волны раскаленного зноя, в воздухе висел кисловатый запах реки, до дна прогретой жгучим солнцем и разве что не кипящей. В каменной стене рядом с лакированными дубовыми дверями было оконце с матовым стеклом, и за ним смутно различалось чье-то лицо. Похоже, появление Жана не осталось незамеченным.

Он перебрался через Анжевину по кошачьему мостку не шире своего бедра, судорожно цепляясь за канатные поручни потными от страха руками на протяжении всего шестисотфутового перехода. На южный берег Дзантары, самого восточного из островов Альсегранте, ни один большой мост не вел, а переправа на лодке стоила полбарона. Тем, кто не мог себе позволить такие траты, приходилось совершать головокружительный переход по кошачьему мостку. Жан поднялся на узкую стеклянную арку впервые, и при виде людей, резво шагающих по ней, не держась за канаты, у него все леденело внутри. Ступив наконец на каменную мостовую, он вздохнул с несказанным облегчением.

Красные, потные желтокурточники, стоявшие у караульной будки за мостом, пропустили Жана на удивление быстро. Солдаты заметно помрачнели, едва он предъявил стеклянный знак, и дорогу объяснили немногословно и словно бы неохотно. Не жалость ли слышалась в их голосах? Или, может, страх?

– Возвращайся живым-здоровым, малец! – внезапно крикнул один из стражников, когда Жан двинулся по улице, вымощенной белым камнем.

Значит, страх и жалость одновременно. А ведь только вчера Жан так радовался предстоящему приключению!

Заскрипели-загремели противовесы, и между створами дверей появилась темная щель. Еще через несколько секунд громадные двери медленно и величественно распахнулись усилиями двух мужчин в кроваво-красных куртках с кушаками, и Жан увидел, что дубовые дверные полотна имеют полфута в толщину и с внутренней стороны обиты широкими железными полосами. Мальчика обдало волной запахов: влажный камень, застарелый пот, жареное мясо и коричные благовония. Запахи богатства и благополучия, сытой жизни за неприступными каменными стенами.