– Что?! – Сержант бросил свою костяную поделку, выхватил подзорную трубу из рук напарника и пристально вгляделся в приближающееся судно. – Черт! И впрямь желтые.

– Чумной корабль, – прошептал паренек. – Никогда еще такого не видел.

– Может, и чумной, да. А может, какой-нибудь ленивый джеремский болван просто не удосужился разобраться в сигнальных огнях. – Сержант сложил подзорную трубу и быстро подошел к большому медному цилиндру, установленному на западном парапете и направленному на тускло освещенные береговые башни Арсенального квартала. – Звони в колокол, малый! Звони в чертов колокол!

Паренек схватился за веревку, свисавшую рядом с противоположной парапетной стенкой, и начал мерно бить в тяжелый колокол: динь-дон… динь-дон…

На одной из Арсенальных башен вспыхнул и замерцал голубой огонек. Сержант крутил туда-сюда круглую ручку на медном цилиндре, сдвигая и раздвигая шторки, за которыми скрывался мощнейший алхимический фонарь. В условленном порядке чередуя длинные и короткие вспышки, он мог передать то или иное короткое сообщение на сторожевые посты Арсенального квартала. А тамошние караульные такими же световыми сигналами передавали сообщение дальше. При удаче оно уже через две минуты достигало Дворца Терпения или даже Воронова Гнезда.

Время шло. Чумной корабль приближался, постепенно увеличиваясь в размерах и обретая четкость очертаний.

– Ну давайте же, придурки! – раздраженно проворчал сержант. – Просыпайтесь! Ладно, хватит трезвонить, парень. Думаю, нас услышали.

Наконец над окутанным туманом городом разнеслись пронзительные свистки Карантинной службы, а еще чуть погодя загремели барабаны желтокурточников, поднятых по тревоге. На Арсенальных башнях вспыхнули яркие белые огни, и сержант разглядел крошечные фигурки людей, бегущие вдоль берега.

– Ну, посмотрим теперь, что будет, – пробормотал он.

На северо-востоке один за другим зажигались огни малых сторожевых башен, что стояли через каждые двести ярдов по всей длине Южной Иглы и береговой линии Отбросов – вокруг Старой гавани, где по вековому закону и обычаю Каморр принимал чумные корабли. Якорная стоянка глубиной шесть фатомов находилась в ста пятидесяти ярдах от берега, в пределах досягаемости для дюжины мощных метательных машин, способных в считаные минуты потопить или сжечь любое судно.

Из Арсенальных ворот между двумя ярко освещенными башнями выплывала галера – одно из быстроходных патрульных судов, прозванных в народе чайками, поскольку слаженные взмахи их длинных весел напоминали взмахи крыльев. Галера имела по двадцать весел с каждого борта и приводилась в движение восьмьюдесятью наемными гребцами. На палубе находились сорок мечников, сорок лучников и еще с полдюжины солдат, обслуживающих две тяжелые стрелометные машины – так называемые скорпии. Это многовесельное судно, не приспособленное для перевозки грузов и снабженное всего одной мачтой с простым парусом (обычно свернутым), предназначалось для единственной цели – сближаться с любым кораблем, угрожающим безопасности Каморра, и истреблять всех людей на нем в случае неповиновения.

От причалов Южной Иглы отходили суда поменьше, с белыми и красными фонарями на носу: лоцманские лодки и барки с желтокурточниками.

Патрульная галера набирала скорость: длинные весла слаженно взлетали и падали, вспенивая черную воду, попутная струя за кормой становилась все длиннее. Над гаванью разносился мерный бой барабанов, задающих гребцам ритм, и зычные голоса, выкрикивающие команды.

– Не успеет остановиться вовремя, бедолага, – пробормотал сержант. – Подойдет слишком близко к берегу. Как бы не пришлось идти наперерез, чтобы он замедлил ход.

Под надутыми призрачно-белыми парусами чумного корабля суетилось несколько человек – явно недостаточно для того, чтобы успешно с ними управиться. Тем не менее, войдя в Старую гавань, судно начало понемногу сбавлять скорость. Топсели были свернуты, хотя и неаккуратно, а из остальных парусов команда уже успела выпустить ветер – они обвисли и немного погодя, под скрип талей и приглушенные командные крики, тоже стали подтягиваться к реям.

– А обводы у него великолепные, – задумчиво проговорил сержант. – Любо-дорого смотреть.

– Это не галеон, – заметил младший часовой.

– Ага. Похоже на гладкопалубник, какие строят в Эмберлене. Полуфрегатами вроде бы зовутся.

Теперь стало видно, что чумной корабль и впрямь черный, а не кажется таким в ночной тьме: корпус из ведьмина дерева, сплошь украшенный тонкой резьбой, был покрыт черным лаком. Никаких орудий на палубе не наблюдалось.

– Ох уж эти северяне! У них даже корабли непременно должны быть черными. Но ты только глянь, какой красавец! И бьюсь об заклад, быстроходный. Ну надо же приключиться такой напасти! Теперь он застрянет в карантине на добрый месяц. Беднягам здорово повезет, если они живы останутся.

«Чайка» уже огибала оконечность Южной Иглы; весла мощными ударами рубили воду. В свете бортовых фонарей двое часовых разглядели, что скорпии уже заряжены и окружены расчетами, а лучники возбужденно топчутся на своих высоких подмостках, с луками в руках.

Через несколько минут «чайка» поравнялась с черным кораблем, находившимся ярдах в четырехстах от берега и продолжавшим медленно двигаться вперед. На самый нос галеры широким шагом вышел офицер и приложил ко рту рупор:

– Что за судно?

– «Сатисфакция», Эмберлен, – последовал ответ.

– Последний порт захода?

– Джерем.

– Хорошенькое дело, – пробормотал сержант-часовой. – Бедняги могли подцепить там любую заразу.

– Какой груз на борту?

– Только судовой провиант. Мы шли за грузом в Ашмир.

– Команда?

– Шестьдесят восемь человек. Из них двадцать умерло.

– Значит, у вас имеются веские причины выставить чумные огни?

– Да, да, черт возьми! Мы не знаем, что это за хворь такая… Люди горят в лихорадке. Капитан умер, и лекарь только вчера скончался. Мы просим о помощи!

– Вам разрешается встать на чумную стоянку! – прокричал каморрский офицер. – Но запрещается подходить к берегу ближе чем на сто пятьдесят ярдов, иначе вас отправят на дно. Все шлюпки, спущенные на воду, будут потоплены или сожжены. Любой, кто попытается добраться до берега вплавь, будет застрелен – если прежде его не растерзают акулы, конечно.

– Пожалуйста, пришлите к нам лекаря. Хоть алхимиков пришлите, богов ради!

– Трупы за борт не бросать, все мертвецы остаются на корабле, – продолжал офицер. – Любые свертки, пакеты и прочие предметы, так или иначе переправленные на берег с вашего судна, будут преданы огню без досмотра. Любая же попытка переправить что-либо на берег станет основанием для сожжения или затопления корабля. Все понятно?

– Да, но… во имя всего святого… вы можете еще чем-нибудь помочь нам?

– На берегу о вас будут молиться священники. По мере надобности мы будем переправлять по веревке запасы пресной воды и провизии – веревки будут перекидываться к вам с нашей лодки и обрезаться после использования.

– И это все?

– Приближаться к берегу вам запрещено под страхом смерти. Но вы вольны в любую минуту развернуться и покинуть стоянку. Да помогут вам Аза Гийя и Ионо в час вашего бедствия! Я молюсь о вас и желаю вам скорейшего выздоровления от имени герцога Никованте Каморрского.

Через несколько минут остроносый черный корабль со свернутыми парусами бросил якорь в Старой гавани. Там он стоял, слегка покачиваясь на мелкой волне, и желтые огни ярко сияли над черной водой. А огромный город, окутанный серебристым туманом, спал глубоким сном.

Жан Таннен поступил в услужение к Богине Смерти примерно через полгода после того, как Локк завершил свое пребывание в ордене Нары. Под именем Таврина Калласа он выехал из Каморра в южном направлении и через неделю прибыл в огромный храм Азы Гийи, известный как Обитель Откровения, чтобы провести там пять или шесть месяцев и, набравшись новых знаний, вернуться домой.