Куда он, собственно, идет? Перед ним угол Крестовой и Профсоюзной, куда свернуть, куда двинуться?
Ну и ладно, куда идет, туда идет, плевал он на всех, раз он никому не нужен и никто об него, как о брошенную тряпку, даже ног не оботрет…
С чего же все началось?
Что предшествовало сегодняшнему вечеру с этим назойливым дождем?
Положим, отличником Эрвин никогда не был, что верно, то верно, тем не менее всегда ходил в крепких «середнячках». До прошлого года. В свидетельстве за десятый класс у него не было отметки ниже четверки. Учителя относились к нему неплохо — он не причинял им неприятностей. Жизнерадостный, в меру легкомысленный, больше полагается на хорошую память, чем на зубрежку. Короче, надежный стандарт. Таким считали Эрвина Цигера все. И мать была довольна, просто рада была, что одной заботой меньше, — хватит и того, что надо зарабатывать на приличное существование для себя и сына. К тому же не настолько она стара, чтобы сидеть дома, ей тоже хотелось кое-что получать от жизни. Отца-то не было, он бросил их, когда Эрвин только пошел в первый класс, и теперь жил где-то на другом конце республики. Короче, мать радовалась, что избавлена от хлопот с учебой сына.
Так было до прошлой весны. Эрвин кончил десятый класс. Приличные отметки гарантировали ему свободу и самостоятельность.
А в начале каникул произошло важное событие. Он играл в юношеской футбольной команде за «Энергию» (до этого гонял мяч на зеленом поле за «Ботафого»), ему там нравилось, ребята в команде были хорошие. И вот однажды, в воскресенье, к нему подошел в раздевалке Слезак, тренер «Слована». Эрвин знал его. Еще бы не знать одного из недавней непробиваемой полузащиты! Из-за этой полузащиты нам завидовала вся Европа. А Слезак прямо к Эрвину: «Классно играешь, парень». Слово за слово, и Эрвин понял, что он позарез нужен юношеской команде «Слована». Вот это да! Такое ему и во сне не снилось — ведь юниоры «Слована» играли на первенство страны!
В их команде все были сплошь настоящие асы, но теперь многих взяли в основной состав, и приходится латать дыры. А Слезак, между прочим, тренирует юниоров и республиканской сборной. Все это Слезак выложил Эрвину начистоту, как равному, и признался, что готовит команду юниоров на турнир во Флоренции. «Представь себе: Флоренция. Звучит, не правда ли?»
Эрвин все решил в тот же день и объявил, что переходит в «Слован». Ребята набросились на него, обозвали предателем. Всё от зависти, конечно.
Осенний сезон он начал уже в «Словане».
Вот когда пошла игра! В первой же встрече он послал мяч на верный гол, во второй идеально подыграл. Публика заметила его и полюбила, в классе тоже очень скоро стало известно, что он бесподобный игрок. К нему стали липнуть девчонки, не то что прежде, особенно конопатая «Лолобриджида». Эрвину, правда, больше нравилась «Яна Брейхова»[5], которая сидела как раз впереди него, точнее, позади которой он сам не без умысла сел в начале года. Слезак сиял и на тренировках отзывал Эрвина в сторонку, чтобы показать наиболее виртуозные финты, каких будто бы, кроме Суареса, никто на свете не умеет делать. Ни для кого не было секретом, что крайний нападающий Эрвин — его надежда и кандидат на поездку во Флоренцию. Всем стало известно и его имя — «Суарес». Вскоре Эрвина иначе и не звали, как Суарес, Эро Суарес, Эрик Суарес. Это экзотическое имя особенно восхищало девчонок из одиннадцатого «Б», и они заделались отчаянными болельщиками «Слована». «Яна Брейхова» и конопатая «Лолобриджида» соперничали друг с дружкой, не пропуская ни одной игры; за компанию с ними на стадион начали ходить и другие девчонки. Так продолжалось до конца дождливой осени, пока не состоялся педсовет по итогам четверти. И тогда их классная руководительница, «Цыпленок», или, сокращенно, «Цыпка», впервые покачала своим курчавым хохолком при виде Эрвиных отметок. «По математике и истории — тройки! Как это вы ухитрились?» — спросила Цыпка официальным голосом. «Как ухитрился, как ухитрился»… По математике трояк ему вывела противная Гамзуля, для которой, кроме ее цифр, не существует ничего на свете, а вот по истории директор вкатил ему тройку ни за что. Директор ведь сам на стадион ходит, говорят, он ярый болельщик. Правда, в тот день он застал Эрвина врасплох, Эрвин как раз не готовился. По совести говоря, и до этого тоже не бог весть как учил, будучи мыслями совсем в другом месте, не где-нибудь — в Италии. Вот о чем спросили бы его! Он только что проглотил «Италию» Неймана и мысленно уже прохаживался мимо лавчонок по флорентийской Понте Веккьо, любовался «Персеем» Челлини в Лоджии ден Ланци и осматривал удивительные двери Гиберти в баптистерии Санта-Мария дель Фьоре, стройная розовая кампанилла[6] которой, говорят, напоминает хрупкую флорентинку с нежной кожей. До синусов ли ему было, до первой ли мировой?..
Тройки не очень расстроили его. Ни его, ни маму, которой он сообщил об этом между прочим, умышленно выбрав время, когда она торопилась в «Грандотель» на чашку кофе.
Можно сказать, ничего не случилось.
Наступили холода, но они не вытеснили из мыслей Эрвина солнечную Италию. Мало того, когда в последних играх сезона проявил себя какой-то крайний нападающий из Онавы и Слезак специально ездил поглядеть на него, Эрвин всю свою энергию, какая у него была, вложил в тренировки. Второму Суаресу не бывать! Еще чего! Даже на уроках он мысленно поигрывал с мячом. И схватил две двойки, как назло, обе по математике. Правда, они его не очень тронули, класс тоже как будто не заметил их, и звезда, по имени Суарес, сияла по-прежнему и к тому же завораживала всех рассказами об Италии. Все, что касалось Флоренции, Эрвин знал чуть ли не наизусть и просто сыпал сведениями о Риме, о Неаполе и Венеции. «Вот здорово! — восторженно таращили глаза девчонки. — Он говорит об Италии так, будто только что оттуда!» «Лолобриджида» посылала ему долгие взгляды, а Ружена, то есть «Яна Брейхова», на уроках позволяла гладить длинные пряди своих светлых волос. Разумеется, ему, кому же еще!
Ничего как будто и не случилось. Даже когда он окончательно забросил математику и вместо задачек занялся спринтом.
Суарес делал все большие успехи в футбольном жонглировании. Тренер не уставал повторять: «Потрясающая техника, ты блестящий нападающий». Никого не интересовало, что директор и математичка при имени Цигера все чаще озабоченно хмурятся. Да чего там, имя Цигер было почти забыто, все знали только Эро Суареса.
Но вот наступил конец полугодия…
И пришлось вспомнить свое доброе, увы, заурядное, никому ничего не говорящее имя. Когда Цыпка раздавала табели, пришлось спуститься с облаков на землю: по математике стояла двойка. Ах, Гамзуля, ах, ведьма! Суарес побледнел, класс замер. «Брейхова» сочувственно оглянулась, подбадривая его. «Лолобриджида» скривила губы и пренебрежительно сощурилась, словно говоря: «Плевать на математику, ты же знаменитый футболист!».
Она и не подозревала, что математика будет иметь самое прямое отношение к футболу. Не чуял беды и сам Суарес, да и никто другой в классе. Этого и нельзя было знать заранее, потому что принятые вскоре меры были новшеством в их школе. Цыпка, конечно, кое о чем догадывалась, но пока что держала это про себя…
Дождь полил сильнее. Капли стекали по лицу и, неприятно щекоча, холодными червячками проскальзывали за воротник. Эрвину уже надоело бесцельно мотаться по городу. Мокасины отсырели и холодили ноги. Он поднял взгляд и безотчетно ускорил шаги: рядом было кафе «Европа». «Бабушка, я прошу тебя очень, научи танцевать чарльстон…» Воркующий голос саксофона внезапно сорвался на пронзительную фистулу, и Эрвин еще острее ощутил дождь и сырость в туфлях. Он прислонился щекой к холодному стеклу и в просвет между занавесками заглянул внутрь. До чего уютно! Все там легкое, воздушное. Яркие, веселые стены, по паркету скользят танцующие пары. А вон девчонка, до чего же лихо частит в чарльстоне! Он-то не танцует, в общем, танцует так себе (а чем танцевать плохо, уж лучше никак!), научиться все времени не было, хотя у них в школе и учат танцам. Жаль, конечно, но одновременно и танцевать и быть блестящим футболистом — многовато, на все не хватит… Эрвину ужасно захотелось войти, выпить чаю, немного обсохнуть и согреться, стряхнуть с себя горечь этого сырого вечера.
