— Ой-ой-ой-ой! — заохал бача. — Это же целый полк наберется. Тогда уж овцы у меня все останутся целы.

— Как раз теперь, Адамко, как раз теперь-то не останутся. Ведь настоящий мужчина одной жинчицей сыт не будет, ему хороший кусок мяса нужен. А сюда придут настоящие мужчины.

У Брнчалы вытянулось лицо. Но он не сказал ни слова. Да, видно, и вправду другие времена наступили, раз им приходится уходить в горы. Без причины уходить бы не стали. «Что это за порядки? — сказал он сам себе. — Совсем устарели, не мешало бы ввести другие. И несправедливости на свете хоть отбавляй». Вот еще в прошлом году он просил богатых крестьян разрешить ему сшить на зиму тулуп из шкурок их овец, которых он пас. Ему ведь положено, а он ходит в старом, дыра на дыре, вот-вот развалится, достался-то он ему от прежнего бачи. Но они только головами кивали, антихристы… Пришла зима, хозяева обзавелись новыми тулупами, обшитыми цветным шнуром, а Адамко трясся от холода и не мог ни на шаг отойти от печки. А ведь он давно свой тулуп отработал… Ну, теперь пусть гибнут их овцы! Овец богатеев он беречь не станет. Незачем… Не станет — и все тут!

Приняв такое решение, он успокоился и подумал, что Хорват, наверное, голоден.

— Сказать по совести, не сыт, — подтвердил тот. — Не успел даже хлеба кусок сунуть в сумку, так торопился. — Хорват сел на траву и пригорюнился, потому что вспомнил о семье. Как они там? А Никита? Он провел рукой по волосам и поднял голову: — Дай что-нибудь, если есть! Не откажусь и от пареницы[15].

— Ну-ну… Пареницы захотел! Ишь какой! — сделал вид, что сердится. — Свежего сыру неотжатого тебе дам, а не пареницы.

— Я согласен на все, только давай! — торопил голодный гость. — У меня кишки марш играют.

— Ну что ж, тогда пошли в колибу, а то, не ровен час, отдашь богу душу.

Пастух Матуш внимательно их слушал. Это был молодой парнишка, лет восемнадцати, совсем желторотый птенец. Под носом и на щеках у него едва пробивался темный пушок. Ему очень по душе пришлись слова Хорвата. Он тоже понял, что дела скоро примут серьезный оборот…

Сам-то он частенько спускался в село и слышал, как жалуются люди: «Проклятая война, будь проклят и тот, кто ее затеял!»

Матуш сунул в рот два пальца и резко свистнул. Примчался Бундага, вертя пушистым хвостом.

— А у нас гость, Бундаш, — сообщил он псу, словно тот понимал человеческую речь. — Говорит, еще придут… Понимаешь, Бундашик?

Брнчала завел гостя в колибу. Хорват был невысок, но и ему пришлось нагнуться, чтобы войти в сруб. Внутри колибы было темно и тесно. Здесь пахло сыром, смолой и овчинным тулупом.

Бача сразу предостерег гостя:

— Это тебе не господский замок. Наклоняй голову, не то оштепки[16] с жердей посбиваешь.

Хорват посмотрел наверх. На длинных палках были развешаны коричневые сыры. Они аппетитно манили его своими темными, закопченными круглыми бочка́ми.

Бача набрал в черпак жинчицы, настругал в нее сыр, из чугунка достал кусок вареной баранины.

— На, ешь! — предложил он гостю. — Даже король Матей предпочитал такую еду любой другой.

Предложение бачи было простым и доброжелательным. А когда проголодавшийся гость стал с аппетитом есть, бача добавил:

— У Брнчалы не голодают! Чего нет, того нет!

Еще засветло пришли отец Габо, кирпичник Ганзелик, и учитель Шимак. И уже в полной темноте до Сухого Верха добрался железнодорожник Выдра.

Теперь все сидели у весело потрескивавшего костра и рассказывали, как вырвались из лап ищеек. Так они называли сыщиков.

Говорил Шимак:

— Я был в школе. Составлял годовой отчет. Пришел рано, чтобы управиться до жары. Вдруг в кабинет влетела моя хозяйка, тетка Крекачка, с кульком в руке. «Пан учитель, — сказала она, едва переводя дыхание, — дома нас ищут какие-то господа. Я ходила к Воловцу за солью, как вдруг прибежала соседка Гана. Будто бы о вас расспрашивают».

«Какие господа, что еще за господа?» — спросил я ее сердито.

«Ну, чужие, наверное, из города. Говорят, и жандарм с ними».

Мне сразу все стало ясно. Я тут же прервал работу, а тетке Крекачке велел пойти вперед и попросить этих господ минуточку подождать: он, мол, уже идет. «Может, я вас еще по дороге догоню!» — крикнул я ей вдогонку, чтобы и она не почувствовала никакого подвоха.

Но домой не пошел. Кинулся через школьный сад на дорогу, что ведет за гумна на верхний конец, и побежал к кирпичному заводу. По пути решил предупредить Ганзелика, если его еще не схватили.

По рассказу Выдры, и его застали врасплох. Старик Бурда пришел к нему на склад и велел сматывать удочки побыстрее, потому что его ищут. Он тоже не успел попрощаться с женой и детьми.

Бача с пастухом жадно слушали рассказ новых жителей гор. Все им казалось удивительным, как будто из другого мира.

Костер догорал. Языки пламени перестали плясать свой удивительный танец, и только головешки, тлея, мерцали и светились кроваво-красным светом.

— Подбрось! — толкнул Брнчала пастуха.

Матуш подбросил хворосту. Снопы искр взлетали, прыгали в воздухе, как сверкающие светлячки, и гасли. Другие падали в траву и, вспыхивая, догорали.

Сидящие у костра молча следили за игрой огня и искр. Блеск этого естественного фейерверка приковал их внимание.

Когда костер снова разгорелся, Хорват сказал:

— Значит, часть комитета сохранилась. Кого еще не хватает? Один, два… Четырех нет, — посчитал он на пальцах. — Возможно, ночью еще кто-нибудь придет или завтра… А теперь давайте посоветуемся, что делать дальше. Установим связь с селом и с ребятами в окрестных лесных тайниках. Ведь многие в горах ждут только сигнала.

В новой непривычной обстановке эти слова звучали как-то странно. Казалось, они не произвели достаточного впечатления, потому что раздался глубокий вздох.

Шимак кивнул:

— Да, конечно… Ведь мы пришли сюда не для того, чтобы перезимовать, как медведи. Будем организовывать сопротивление отсюда.

— Не так-то это просто, — вздохнул стрелочник Выдра.

— Да, пожалуй, труднее, чем было до сих пор, — согласился Шимак. Пламя разгоревшегося костра временами освещало его лицо, и оно казалось каким-то нереальным. — Труднее, это правда, но дело пойдет, можете не сомневаться! — Голос его звучал уверенно, спокойно. — Ведь не может сделанная нами работа пойти насмарку! Лучше подумаем, с чего начать. Составим план, и по плану… И как можно скорее заберем сюда Никиту, чтобы установить связь с другими штабами в горах.

— Мы его приведем! — заверил Хорват. — И он нам поможет советом.

— А не нашли его там? — засомневался Выдра.

— Не бойся. Он не мальчишка. Свое дело знает! — засмеялся Шимак и носком подвинул тлеющую головешку на середину костра.

Бача поднялся и громко зевнул. Это был знак, что время спать. Он, житель леса, не нуждался в часах. Каждодневный распорядок был у него в крови, и даже ради новых людей он не хотел нарушать этот распорядок.

За Брнчалой поднялись и остальные. Пастух Матуш разбросал костер и башмаком затоптал тлеющие угольки.

Ночь стояла теплая, звездная. Лишь легкий ветерок шелестел в стройных верхушках старых сосен и елей, росших вокруг поляны.

Йожо едва дождался, пока автомашины отъехали. В большом волнении он побежал в тайник к Никите. По дороге подобрал три камешка, чтобы подать Никите знак.

Но камешки не понадобились. Никита сидел на недостроенной стенке и курил толстую самокрутку.

Мальчика поразило спокойствие Никиты. Сам он весь дрожит, а Никита знай себе покуривает. Лицо спокойное, лишь слегка задумчивое.

— Я так за тебя боялся! — сказал Йожо взволнованно.

— Боялся? — улыбнулся Никита. — А чего за меня бояться?

— Ну, а вдруг тебя нашли, — объяснил мальчик.

— Найти, конечно, могли, но их счастье, что не нашли.