— Ты наблюдателен, сынок, — сказал он, когда мальчик умолк. — И неглуп, чему я очень рад. Ты заметил, что вокруг все пришло в движение.
— Я очень прошу тебя, папа, расскажи, что происходит. Ты все знаешь: к тебе ходят люди, и на заводе об этом говорят, каждый день ты ходишь в «шестерку». Пожалуйста!..
У отца заблестели глаза.
И все-таки он не сразу решился.
— Я знал, что придет время и ты спросишь меня об этом. И только ждал, когда это случится. Ну что ж, не буду от тебя таиться, скоро начнутся удивительные события. И лучше будет, если ты узнаешь обо всем заранее. Возможно, — и отец подмигнул сыну, — нам понадобится и твоя помощь.
Отец на миг умолк и продолжал:
— Но ты должен пообещать…
— Обещаю, конечно, обещаю! — вырвалось у мальчика.
Хорват засмеялся:
— Поспешишь — людей насмешишь. Ведь ты даже не знаешь, чего я от тебя хочу.
Йожо покраснел до корней волос.
Отец продолжал:
— Ты должен пообещать, что о том, о чем ты сейчас узнаешь, будешь молчать как рыба…
— Обещаю, — с готовностью сказал Йожо, но голос у него дрожал. Он знал, что дает серьезное обещание, которое никогда не имеет права нарушить.
— Каждый день ты видишь на железной дороге воинские эшелоны немецких фашистов. И у нас их полно, да и в других местах не меньше. Налетели как саранча, как мор. Хотят весь мир подчинить. Сначала это им удавалось, они были вооружены до зубов, и у многих правительств коленки дрожали. Страны разваливались, как карточные домики…
— Я знаю, — прервал отца Йожо. — Польша, Франция…
— Вот-вот и другие: Бельгия, Голландия, Венгрия… И поскольку некоторое время все у них шло, как было задумано, они раздулись, как пузырь, и полезли на стену — выступили против Советской России. Дошли сначала до самой Волги, а теперь, как раки, пятятся назад. Клешни обломали…
— Знаешь, папа… — прервал Йожо отца.
— Что?
И мальчик рассказал, как Швец угрожал выдать немцам работницу с кирпичного завода. Отец внимательно выслушал его и ответил, вздохнув:
— Да, вот оно как. Нашлись и у нас такие… Но мы посчитаемся с ними, сынок! И поможем красноармейцам бить врага.
Йожо вспомнил, как они с Габо разозлили Швеца. Он тихо сказал:
— Их никто не любит.
— Все, что сейчас происходит, это подготовка к открытой борьбе. И парашюты, и наш революционный национальный комитет, который собирается во «Взрыве», и Никита Владимирович в «шестерке» у своего передатчика… — Хорват откашлялся и добавил: — Но мы, рабочие, хотим не только прогнать фашистов. Нам нужно больше — нужно взять власть в свои руки и построить справедливый мир. Ты, Йожо, может быть, еще не совсем хорошо это понимаешь, но со временем поймешь.
Хорват наклонился к мальчику, его широкое лицо излучало сияние.
— Знаешь, Йожо, какая потом будет жизнь! Голодных не будет; если захочешь, будешь учиться; весело будет повсюду…
— Да, папа, понимаю, — вздохнул Йожо, и на душе его стало очень хорошо и как-то торжественно, как будто бы в эти минуты он вдруг вырос и стал совсем взрослым. И отец разговаривает с ним, как со взрослым, первый раз в жизни он так с ним разговаривает! Теперь ему все совершенно ясно.
— Ну вот, теперь ты знаешь все. Но если кому-нибудь проговоришься, сорвешь большое дело. Ведь речь идет о человеческих жизнях… А теперь спи! — сказал отец и хотел встать.
Но мальчик схватил его за руку и спросил:
— Папа, а в «шестерку» мне можно?
Хорват немного подумал. Казалось, он колеблется. Но потом кивнул:
— А почему бы и нет… Завтра вечером пойдем.
Никита Владимирович
На следующий день Йожо никак не мог дождаться вечера. В школе слушал невнимательно, и учителю Шимаку несколько раз пришлось сделать ему замечание. С Габриелем поссорился из-за какой-то ерунды. Ничто его не интересовало, он думал только о вечере.
И все время повторял: «Хоть бы вечер скорее, хоть бы!..»
Уже давно не случалось, чтобы Йожо так не по-товарищески вел себя с Габо и Верой. Он не подождал их после школы, а убежал один, чтобы как можно скорее попасть домой.
Прибежав домой, Йожо понял, что до вечера еще очень далеко. Он нигде не находил себе места — ни на кухне, ни во дворе. И вдруг услышал тихое поскуливание Грома. Бедняга Гром…
Мальчик отвязал пса и сказал ему:
— Оба мы с тобой как на иголках. Давай побегаем!
Пес как будто понял слова Йожо. Сделав большой прыжок, он ринулся к подножию Буковинки. Потом остановился, оглянулся и громко залаял. Словно и мальчика звал бежать вслед.
В зарослях, тянувшихся до самого гребня Буковинки, пробираться было трудно. Ветки бука, осины, калины, граба и шиповника переплетались и мешали идти.
Но Гром не пустился по просеке. Он помчался через орешник между молодыми буками и грабами, которые росли здесь повсюду. Пусть ветки обдирают его серую шубу, зато какая радость, когда противная цепь не волочится за ним при каждом движении!
Йожо побежал по просеке, глубоко вдыхая пряный лесной воздух и прислушиваясь к птичьим голосам: справа застрекотала сойка, где-то впереди дятел выстукивал свою морзянку и высоко в воздухе время от времени клекотал голодный ястреб. Почти добежав до гребня, он услышал неистовый собачий лай откуда-то справа. Лес замер, голоса затихли. Сначала он подумал, что Гром напал на след зайца и гонится за ним.
Но лай доносился с одного и того же места, не приближаясь и не удаляясь. И это было подозрительным.
«Надо посмотреть, что его так разозлило», — подумал Йожо и стал продираться через кустарник. Дело шло медленно, потому что именно в этих местах заросли были почти непроходимыми. Он сильно исцарапал руки, на щеках выступили красные полосы от ударов упругих веток.
Лай пса с каждым шагом был слышен все ближе и ближе.
— Гром! Гром! — все время звал Йожо.
Пес подбежал к нему, попрыгал вокруг мальчика, повернулся и снова убежал. Йожо поспешил за ним. Наконец они добрались до цели.
На молодом грабе висела белая ткань. Огромный кусок белой ткани. Один его конец развевался на ветру, и Йожо это напоминало взмах крыла гигантской птицы. В висках зашумело, в сердце раздался звон: «Парашют!»
Да, это был настоящий парашют. Часть строп свисала с дерева, а часть лежала на земле, устланной красновато-желтым мхом и сухими листьями.
Йожо тяжело дышал. Еще вчера он завидовал Габо, который своими глазами видел такую редкостную вещь, а сегодня сам нашел парашют на дереве.
Пес умными глазами смотрел то на молодого хозяина, то на белый призрак на дереве: интересно, что же он станет делать с этим белым облачком, из-за которого Гром едва не надорвал себе глотку?
Йожо принялся за дело. Он влез на граб и попытался сбросить парашют. Но это было не так-то просто. Большой кусок материи в некоторых местах крепко засел между сучьями, и стропы запутались в ветвях. Руки дрожали от волнения. Пришлось здорово попотеть, пока удалось сиять парашют с дерева.
«Но что с ним делать? Отнесу домой. Отец-то уж сообразит».
Он плотно сложил парашют, обмотал вокруг него стропы и завернул в пиджак. Какой же он легкий, словно перышко! Вес почти не чувствуется.
Дома он развернул находку и расстелил ее перед матерью.
— Что это, сынок? — испугалась она.
— Парашют.
— А где ты его взял? — В глазах матери появилась тревога.
— Почти на самом верху Буковинки, висел на грабе.
— Э-э, сыночек, не надо было его брать. Пускай бы себе висел. Такие вещи не приносят в дом счастье… — заохала Хорватова.
— Но, мама, посмотри только, какая легкая материя! — протянул Йожо матери сияющую белизной ткань.
— Какая бы она ни была, делайте с отцом что хотите. По-моему, лучше всего совсем к ней не прикасаться, — настаивала мать на своем.
Йожо свернул парашют, отнес его в свой тайник и стал дожидаться отца.
Придя домой, Хорват осмотрел парашют. Он хмыкал и подбрасывал тонкую ткань на раскрытой ладони, словно взвешивая ее. Наконец сказал:
