— Не бойся! — взволнованно сказал Йожо, увидев, что Габо отстал. — Так и скажем: идем, дескать, из Сучан в Приекопы. Там у меня живет тетка, так что, на худой конец…
И они пошли. Габриель шел позади и даже пытался что-то насвистывать. Но ничего не получалось, и он умолк.
Один из часовых остановился, выставил автомат и издалека что-то крикнул мальчишкам. Ни тот, ни другой его не поняли.
Резкий окрик часового нагнал на них еще больше страху. Сердца бешено заколотились, а ноги отказывались идти.
— Мы идем в Приекопы, господин солдат, — стал объяснять Йожо, показывая пальцем в сторону деревни. — У меня там тетка живет.
Часовой продолжал что-то говорить по-своему и размахивать автоматом.
Они бы, наверное, так и не договорились, если бы не второй часовой. Этот — вероятно, судетский немец — кое-как говорил по-чешски:
— Пропуск… есть?
— Нет, — быстро ответил Йожо, и в глазах у него потемнело. Значит, требуется разрешение! Что же теперь будет?
— Да мы ведь еще учимся… Нам по четырнадцать, — заявил Габриель. — Разве нам тоже нужны пропуска?
— Was, was?[18] — спросил тот, что говорил только по-немецки.
— Учитесь?.. Ага, учитесь, — повторил судетский немец и, махнув рукой, гнусаво сказал что-то первому.
А ребята от радости чуть не побежали. Школьникам пропуска не нужны. Вот молодчина Габриель, нашел выход! А как они смотрели из-под касок! У Йожо словно пуды свалились с ног. Бежать, поскорее! Но надо быть осторожным и делать вид, что все это в порядке вещей. И только когда они отошли далеко от патруля, Йожо сказал:
— Хорошо, что не пошли отец или Никита. — Он остановился и вытер лоб. — У меня уже душа в пятки ушла…
Габо тоже успокоился.
— Ну и обвели же мы их вокруг пальца, черт побери! — засмеялся он.
Они пошли вверх по селу к синеющему вдали лесу, внимательно глядя по сторонам и запоминая, где можно незаметно проскользнуть на обратном пути.
Гости на лесопилке
Лесопилка стояла под Кечкой в березняке и ельнике над быстрой речушкой.
Потому-то и построили хозяева лесопилку здесь, используя дешевую водную энергию. Лесопилка работала только для кирпичного завода.
При лесопилке в маленьком побеленном флигельке жил пильщик Адамчик с семьей. В первую мировую войну его ранило в ногу, и с тех пор он прихрамывал. С войны принес он и ненависть к тем, кто послал его в этот бессмысленный огонь. Сын Ян тоже работал на лесопилке. Но теперь Яна дома не было. В один прекрасный день он сказал отцу: «Я тоже иду в лес…» И ушел.
Отец не препятствовал сыну. Он отлично знал, против кого и за что тот идет воевать. Что хорошего видел он сам за свою бедную жизнь?.. Как был бедняком, так и остался и за покалеченную ногу тоже ни гроша не получил. Хозяин кирпичного завода строил из себя благородного, разрешив ему жить в пристройке и платя несколько крон в месяц, которых не хватало ни на еду, ни тем более на одежду. Да еще считал, что и это делает из милости.
Словом, Адамчики были бедняками. Трудились, трудились, но так ничего и не нажили. Зато господам лесопилка давала хороший доход. Но разве господа станут делиться с хромым Адамчиком? Держи карман! Адамчик это знал и не раз пилил мужикам бревна на свой страх и риск, не отдавая хозяевам денег. Так ему удавалось хоть как-то сводить концы с концами. И Адамчик считал, что ничего плохого не делает, потому что берет там, где много.
Когда со стороны Поважского ущелья послышался необычный грохот, Адамчик сразу понял, что это пушки. Ведь в первую мировую он был артиллеристом. И теперь ему показалось, что скоро исполнится его мечта увидеть более справедливый мир.
— Да, наступят такие времена, каких еще не бывало, — говорил он жене. — Будь я помоложе да ноги имей здоровые, не сидел бы я тут на печи.
Жена морщила лоб под черной косынкой.
— А я бы умерла здесь со страху.
— А когда я здесь сижу, тебе не страшно? — насмешливо спрашивал пильщик.
— Ну что ж, иди, если тебе здесь не нравится! Без тебя управлюсь… — ворчала Адамчикова.
Когда вражеские части перешли в наступление и заняли Сучаны, надежды Адамчика стали угасать. С того дня он ходил хмурый и насупленный возле кучи бревен и что-то бормотал себе под нос.
Однажды, когда он сидел на бревне и дымил своей трубкой, по разбитой дороге со стороны села стали приближаться какие-то люди. Адамчик сразу догадался, что это солдаты… Они были в серо-зеленой форме, в касках, только один в фуражке, с винтовками наперевес. У Адамчика в глазах потемнело: этих еще не хватало.
«Один, два… три… пять… восемь», — считал Адамчик, хмурясь и сплевывая. На висках от напряжения у него вздулись голубые жилы.
Солдаты подошли уже близко, но пильщик не встал, он сидел и смотрел в землю, как будто и не видел их.
Тот, что в фуражке, остановился перед ним и стал говорить на ломаном языке — слово по-словацки, слово по-немецки.
— Можете говорить по-своему, не такой уж я дурак, понимаю, — проворчал Адамчик.
— Вы немец? — спросил обрадованный офицер и хлопнул пильщика по плечу рукой в кожаной перчатке.
«Вот бы дать ему по морде!» — подумал Адамчик и сказал:
— Черта с два немец, но я немало побродил по свету ради куска хлеба, был и в вашей стороне.
Он дернул плечом, на котором чувствовал руку немца. Офицер сразу стал суровым и повысил голос:
— Партизаны! Нет их здесь?
— Если бы были, вы бы тут так не стояли, — проворчал Адамчик и сплюнул.
— И ночью не приходят?
— Нет, не видно.
— Тогда, — офицер кашлянул в перчатку, — мы у вас поселимся.
— Что-о-о? — вскочил Адамчик как ужаленный и запрыгал на здоровой ноге. — Где? На лесопилке?
— Да здесь, в вашем доме.
— Почему это вдруг?
Офицер рассмеялся. Остальные солдаты смотрели тупо и равнодушно.
— Пошли! — скомандовал офицер.
Все двинулись к флигелю. Адамчик бросился за ними.
Жена его чуть не упала, когда двери отворились и в них показалось дуло автомата и лишь потом, вслед за дулом, заглянула голова в каске.
Два солдата остались на дворе, остальные ввалились в тесную кухоньку. Адамчик ковылял за ними. Тощий офицер сразу же подошел к шкафу, где были сложены посуда и продукты. Открыл дверцы настежь. Пильщик уже стоял за его спиной.
— Что вы там ищете? — крикнул он. — Партизан, что ли?
Офицера удивило такое сопротивление. Он привык властвовать безоговорочно, приказывать и делать что ему вздумается. А тут неожиданный отпор. И от кого? От калеки. Он не засмеялся, не нахмурился, просто вытаращил на Адамчика водянистые глаза. Потом медленным движением закрыл дверцы шкафа, повернулся и направился к дверям единственной комнатенки.
Адамчик хотел загородить ему дорогу, но один из солдат оттолкнул его.
Тут уж пильщик не выдержал и закричал:
— Я здесь хозяин! Вы не у себя дома…
А офицер, не обращая на него внимания, распорядился:
— В этой комнате поселимся мы, а вы, — он указал на пильщика и его жену, — здесь… на кухне.
Что оставалось делать Адамчику? Он лишь развел руками. «Мерзавцы… Злодеи!» — ругался он про себя. Но вслух не сказал больше ни слова.
Офицер приказал Адамчиковой приготовить им чего-нибудь поесть.
— И повкуснее, — сказал он Адамчику, который должен был перевести жене приказ.
Это было уже слишком. Адамчику казалось, что он задыхается. Он вышел из кухни и хлопнул дверью, но успокоиться никак не мог…
С того дня Адамчик все больше бродил по Кечке, по окрестным березнякам и орешникам. Приходя на лесопилку и встречая солдат в серо-зеленой форме, он сжимал кулаки и про себя проклинал их.
Один солдат всегда стоял на часах, трое время от времени уходили патрулировать, а остальные или полеживали на перинах Адамчика, или играли в карты и пели. Пение это Адамчик просто не мог выносить.