Долгожданный знак наконец появился, неся на себе неожиданную надпись белым по синему: «Таможня». Рыгор не слишком озадачился этим словом – после литра пива он был в наилучшем расположении духа. Он миновал распахнутые ворота из железных прутьев, покрытых облупившейся зелёной краской, и позабавился, что ворота есть, а забора нет. «Вот придурки, – он посмеивался и покашливал, – Эти ворота можно запросто обойти! И зачем они нужны?» В глубине рощи, полускрытые ветвями, различались какие-то постройки, то ли сараи, то ли казармы, но Рыгор не стал тратить время на мелкое любопытство – он уже не сомневался, что вот-вот куда-то придёт.

И правда: за следующим поворотом он увидел толстый красный шлагбаум, перегораживающий дорогу, и небольшое кирпичное здание рядом с ним. Ему вспомнился въезд в родной гаражный кооператив, в миниатюре повторяющий эту таможню. На двери висела табличка «Только для персонала». Утирая пот со лба, Рыгор подёргал за ручку и убедился, что дверь заперта. Он попытался рассмотреть внутренность здания сквозь окно, прижавшись лицом к стеклу и закрывая ладонями свет, но солнце давало сильные отблески, а окно было слишком пыльным изнутри. Постучал в окно и прислушался. Тихо.

Дорога уверенно продолжалась, и в какой-то момент, упущенный Рыгором, превратилась в асфальтовую. Она поднималась на насыпь, по обе стороны которой рощица редела и расступалась. «Просека! – обрадовался Рыгор, – Та самая просека! Всё-таки я на неё вышел». Но по мере приближения стало ясно, что это вовсе не просека, а полоса голой земли. У полосы стоял синий знак «Беларусь», и у Рыгора мелькнула мысль – может, это посольство? Но как посольство может быть посреди леса? Посольство в заповеднике? Бред. Оставалось одно – каким-то загадочным образом он добрался до границы.

Дойдя до насыпи, Рыгор заметил справа, метрах в ста от дороги, возившуюся на земляной полосе фигуру в военной форме. Склонившись, человек разравнивал граблями вскопанную землю.

– Эй! – окликнул Рыгор. – Эй, мужик!

Человек повернулся, увидел Рыгора и закричал тонким голосом:

– Стой! Куда! Стой, не двигайся!

Пограничник побежал было наперерез Рыгору, но видимо понял, что наследит на свежей земле, и стал отступать назад, на край полосы по ту сторону границы, быстро-быстро стирая граблями отпечатки своих ботинок. Рыгор закурил и тоже пошёл вперёд, забавляясь педантичностью пограничника, и так усердно глядя на него, что через минуту он чуть не врезался головой в столб со знаком «Польша». «Сдуреть можно», – только и успел подумать Рыгор – пограничник уже спешил к нему с граблями наперевес. Из-под его пилотки выбивались золотистые кудри, а формы фигуры были таковы, что сердце Рыгора забилось отчётливее. «Вот оно, началось!» – и он постарался расправить плечи и втянуть живот.

– Что вы здесь делаете? – пограничница угрожающе повела граблями. От бега она трогательно разрумянилась, а глаза её, удивительно синие, смотрели строго.

– Я? – Рыгор глупо улыбался. – Я вообще-то домой шёл, а попал непонятно куда. Тебя как зовут?

– Что вы несёте! Документы есть? Виза есть? – она хмурилась.

– Откуда же у меня документы? Я только из дому вышел! Не успел бутылочку пива выпить, а тут уже Польша, на тебе.

– До этого вы сказали, что шли домой. А теперь говорите, что вышли из дома! – она уже не хмурилась, кажется, Рыгор ей понравился.

– А что, это и вправду Польша? – кивнул он ей за спину, делая нарочито большие глаза.

– Да.

– Обалдеть! А ты, выходит, настоящая полька? Да? Как тебя зовут?

– Эва.

Она уже улыбалась, а он, ободрённый и окрылённый, громко удивлялся её глазам и волосам. Опершись на грабли мягкими белыми руками, она смеялась, открывая влажно блестящие зубки. Зубки слегка насторожили Рыгора, но зато ему очень понравились весёлые ямочки, появившиеся на её щеках от смеха.

Эва не преклонялась перед документооборотом и бумажными формальностями. Узнав, что Рыгор голоден, она с лёгкостью пренебрегла визовым режимом и пригласила его пообедать на свою территорию – в маленький таможенный домик. Пока Эва хлопотала у плиты, пообещав разогреть свежие, но немного остывшие фляки, Рыгор жевал пирожок с творогом и любовался её фигуркой, проступавшей сквозь военную форму.

– Слушай анекдот! – сказал он, доев пирожок. – Пошли как-то раз Шостакович, Шонберг и Шопен в ресторан. Шостакович говорит: мне пельмени и водку. Шонберг говорит: мне шницель и пиво. Шопен говорит: а мне фляки и мазурку. Шостакович удивляется: что такое фляки? Шопен отвечает: это типа пельменей, но вкуснее. Шонберг тоже удивляется: что такое мазурка? типа водки, но крепче? Шопен отвечает: нет, это типа атональной музыки, но под неё плясать легче.

Эва заохала, смешно сморщила лицо и захохотала, прижав одну руку к груди, а второй закрыв глаза. Она хохотала так долго, что Рыгору стало даже неловко – он сочинил этот анекдот наскоро и считал его далеко не самым удачным. Зубки мелко поблёскивали, но Рыгору было приятно. Наконец она отсмеялась и сказала, что он глупый, что фляки вовсе не похожи на пельмени, и что сейчас у него будет шанс их попробовать. Она поставила перед ним глубокую тарелку, налила в неё раз-два-три-четыре-пять (Рыгор зачем-то считал) половников густого ароматного супа и положила рядом ложку. Этот суп и называется – фляки, объяснила Эва. Когда она распрямляла ладонь, на месте костяшек появлялись мягкие ямочки, такие же, как и на щеках.

– Ты хоть знаешь, что они никак не смогли бы встретиться? – сказала она, наблюдая, как он ест: мощно двигающиеся челюсти, ритмичный кадык.

– Кто? – поднял брови Рыгор.

– Шопен. Он умер в 1849 году, когда ему было всего 38 лет. Ужасно, правда? Эта женщина погубила его! – в голосе Эвы прозвучала угроза. – А Шёнберг родился только в 1874, не говоря уж о Шостаковиче.

– Да знаю я, – Рыгор наконец прожевал, проглотил и смог подать голос. – Но это ж просто анекдот! – теперь ему было уже обидно за свой экспромт, – На то он и анекдот, чтобы в нём небылицы случались.

Эва снова рассмеялась и успокоила Рыгора, прощебетав, что она только хотела уточнить детали. Она вернулась к плите и, не тяготясь молчанием, продолжала разогревать, помешивать и переворачивать что-то ароматно-шкворчащее. Рыгор посматривал на неё и поедал фляки. «Как всё-таки красиво, когда у девушки ямочки! И эрудиция неплохая, да». Проглотив последние полложки, Рыгор понял, что почти не запомнил вкуса. На него накатило необъяснимое волнение. Не зная, что сказать или сделать, он встал и подошёл к комоду с зеркалом и букетиком сухих трав на верхней полке.

– Ты что, одна здесь? – спросил он, проводя пальцами по полированной поверхности полки.

– Нет. Яцек на сборы уехал, в Варшаву. Сегодня вернётся.

– Яцек?

– Это мой парень. Он тоже пограничник. Ты чего встал? Садись, зразы будешь кушать!

Известие о Яцеке, как от камня с плеч, освободило Рыгора от волнений и колебаний между ямочками и зубками. Теперь не нужно было думать, о чём говорить и как правильно действовать. Он окончательно расслабился и с большим удовольствием съел зразы с тушёной капустой, так их расхваливая, что Эва зарделась. Скрывая смущение, она достала из кармана телефон и стала что-то в нём проверять.

– Покажи-ка аппарат! – воскликнул Рыгор, – Вот это да! Почти такой же, как у меня! А зарядное есть?

Эва принесла зарядное, показала розетку, и Рыгор с нежностью включил свой телефон, впервые со времён отсидки в музее. Звонить было некому, но Рыгору нравилось узнавать время именно по телефонным часам – сиреневый экран плавно загорался и плавно погасал. За время, проведённое без питания, телефон не сбился и показывал то же время, что и большие настенные часы, висевшие у Эвы над комодом.

– Так куда же ты идёшь? – спросила Эва, поставив кипятиться чайник и присев рядом с Рыгором. Роль гостеприимной хозяйки была выполнена, и теперь она собиралась пообщаться поподробнее.

– Я ищу жену! – не раздумывая, выдал Рыгор первое, пришедшее на ум.