Проходя вдоль парка Челюскинцев, Лявон видел нескольких человек, неспешно гулявших по другой стороне проспекта, видимо они отработали смену на заводе «Луч» и возвращались по домам. Часы на квадратной башне завода показывали половину седьмого. Самое время выбраться на крышу с прохладным пакетом сока и немного подремать, готовясь к созерцанию заката… Справа, в тени огромных деревьев парка, виднелись заманчивые лавочки, отдохнуть на которых тоже было бы очень приятно. Чтобы отвлечься от искушения свернуть к ним, Лявон вышел на середину проспекта, надеясь снова увидеть оттуда библиотеку. Библиотека действительно показалась, но Лявон заметил, что гуляющие люди остановились и смотрели на него. Отругав себя за неосторожность, из-за которой он рисковал привлечь к себе слишком много внимания и быть узнанным, Лявон вернулся на тротуар и ускорил шаг.

Быстро проплыли мимо серые, старые кирпичные дома, потом обсерватория с двумя красными шарами непонятного назначения. Открылся вид на автовокзал, его квадратная центральная башня напоминала оставшуюся сзади башню часового завода. От башни спускалось вниз множество тросов, поддерживающих круговую крышу, а на входе было что-то написано золотыми буквами, неразличимыми отсюда. В других обстоятельствах Лявон обязательно рассмотрел бы странное сооружение вблизи, но теперь, в ожидании появления библиотеки, он только мельком взглянул в его сторону. То место впереди, где должна была появиться библиотека, закрывала небольшая рощица тополей, и в просветах их ветвей порой мелькало что-то неясное.

Ещё несколько десятков шагов, и рощица осталась сбоку, открыв глазам огромное пустое пространство, окаймлённое по горизонту полосой леса. В центре пространства уверенно и властно высилась библиотека. Её мрачная громада восхитила Лявона, напомнив ядерный реактор с картинки в одном из журналов. Он замедлил шаг. Казалось, что библиотека, при всей своей неподвижности и устойчивости формы, живёт напряжённой внутренней жизнью. «Возможно, это ощущение вызвано её формой? Гигантский огранённый камень, находящийся во временном равновесии, но готовый покатиться при внешнем толчке или вследствие внутренних процессов? Да! Потенциальная возможность движения и действия. Потенциальная энергия», — думал Лявон.

Справа, за низкой кованой оградой, был разбит парк с аккуратными дорожками, фигурными фонарями, небольшим водоёмом и манящими скамейками, но близость цели придала Лявону сил. Лявон чувствовал одновременно душевный подъём и робость, от волнения он так часто утирал нос, что даже не прятал полотенце в рюкзак и нёс его в руке. По мере приближения библиотека теряла цельность, распадалась на элементы — окна, стены, лестницы, металл, стекло — и превращалась в просто большое здание. «Пусть бы она оказалась закрыта тоже. Внутри она наверняка не столь хороша, как снаружи. Лучше не разочаровываться».

Перед самым входом, уже почти ступив на лестницу, ведущую к двери, Лявон вдруг вспомнил, что на нём до сих пор надет женский сарафан. Он отступил в сторону, поспешно стянул его через голову и достал из рюкзака рубашку, катастрофически измятую. Сарафан не помещался в рюкзак; пришлось достать пакет сока, в котором ещё оставалась почти половина, и допить его.

Рыгор так увлёкся идеей социального и экономического развития города, что после разговора в резиденции полночи просидел на кухне, размышляя, как уговорить или заставить меня вернуться на телефонную станцию. Ему было ясно, что вряд ли получится увлечь идеями общего блага непростуженного человека, а значит, нужно предложить ему благо личное. Но какое? «Пилип любит огород и старые магнитофоны. Огород — не проблема, его можно устроить в любом дворе. Но как быть с магнитофонами?» После обёртывания в холодную мокрую простыню было приятно курить в форточку, постепенно отогреваясь. Рыгор выпускал дым в тёмно-синий воздух и представлял, как хорошо станет жить, когда телефоны вновь заработают. Можно будет наконец-то позвонить тате и извиниться за свой уход, пусть и необратимый. Написать ему письмо Рыгор всё никак не мог собраться.

После трёх обёртываний Рыгор остановился на том, что предложит мне собственную помощь в переносе магнитофонов из роддома на телефонную станцию. «Договорюсь на один бобинник в неделю, ему должно хватить. Захвачу с собой пару бутылок в подарок, авось понравится», — раскрыв свой невероятный холодильник, Рыгор начал было подбирать бутылки повычурнее, но вдруг вспомнил слова министра о том что каждый человек пьёт только один, свой напиток. Рыгор выругался от досады, хлопнул дверцей холодильника и прошёлся по квартире, но никакого другого презента придумать не удавалось. «Он же спирт пил! Точно помню. Где я ему теперь спирт возьму?» — невесело соображал Рыгор, вернувшись к холодильнику и перебирая залежи бутылок. Наконец он остановился на абсенте, исходя из его крепости, наиболее близкой к спирту. «Зелёный какой… Ну ничего, зато бутылка красивая, с тиснением».

Ранним утром следующего дня Рыгор уже входил в вестибюль роддома, неся в руках хозяйственную сумку из плотной полосатой ткани. Он остановился у входа, подождал, пока воздушный органчик отыграет свою мелодию, и громко позвал меня по имени. Никто не откликался. Рыгор зашёл в регистратуру, отметив, что на столе стоит уже другой магнитофон, и заглянул в кабинет доврачебного осмотра. В кабинете было тоже пусто, но к крану мойки был подсоединён чёрный резиновый шланг, выходящий в окно. «Ага, значит, в огороде копается». Рыгор высунулся в окно, и сразу увидел меня — я стоял неподалёку и поливал из шланга грядки, зажимая отверстие пальцем, от чего поток воды дробился на тонкие длинные струйки, долетающие до земли уже в виде отдельных капель. Я сразу заметил Рыгора и поприветствовал его свободной рукой. Рыгор крикнул, что у него есть серьёзный разговор. Я подошёл, петляя по узким тропкам между грядками и стараясь не наступать на вскопанную землю:

— Разговор? Серьёзный? А я уж подумал, ты соскучился по дарам природы! Помнишь, какой обед мы закатили? Сколько это времени прошло… Две недели? — я сунул конец шланга в жестяную бочку, стоявшую у двери чёрного хода, и вытер руки о фартук. — Погоди, я сейчас войду к тебе, надо выключить воду.

Войдя в кабинет, я закрутил вентиль, отсоединил шланг от крана и положил его в зелёное эмалированное ведро, чтобы не натекло на пол. Рыгор присел на белую кушетку, обтянутую полиэтиленовой плёнкой, поставил на пол между ног сумку и достал из неё две зелёные бутылки. Я подошёл и с интересом рассмотрел каждую, водя пальцем по стеклянному тиснению и пытаясь прочесть мелкую латиницу на этикетках. О себе Рыгор тоже не забыл: он извлёк из сумки банку «Сябра», тут же откупорил её и отпил несколько глотков.

— Пилип. Нужно, чтобы ты вернулся работать на АТС. Связь в городе исчезла, слышал?

— Ну. А я тут причём? Брось — знаешь, сколько в городе АТС? Если бы перестала работать только моя, на Уборевича, связь пропала бы только в том районе.

— Пилип, — брови Рыгора серьёзно нахмурились. — Кроме тебя, наладить связь некому. Найди где сломалось и почини, ты же можешь! Связь нам очень нужна, — он сделал упор на слове «очень».

— Нам? Кому — нам?

— Руководству. Людям. Всем нам, — Рыгор веско помедлил и, не услышав возражений, перешёл к деловой части, — За помощь мы готовы тебя вознаградить! Любым способом. А я лично присмотрю за огородом, чтоб не засох. И раз в неделю буду приносить тебе по магнитофону. У меня есть выход на такие магнитофоны, что пальчики оближешь! Редкостные! Что скажешь? Может, тебе ещё чего охота? Я теперь работаю в администрации, всё могу!

— Ну… — я замялся, предложение было слишком неожиданным. — Пожалуй… Знаешь?.. Да. Единственное, чего мне хочется — это попутешествовать. Ни разу ещё за границей не был.

— Не вопрос! Наладишь связь — отправим тебя в турне, хошь в Европу, хошь в Азию, — легко пообещал Рыгор и для подкрепления своих слов добавил: — Давай паспорт, отдадим сразу визу оформлять, чтоб время не терять.