Рыгор поднял глаза и смотрел на Лявона с некоторой надеждой.

— Далее. Раз существовали матери-женщины, а теперь их нет, то они должны были куда-то исчезнуть в период времени между нашим рождением и теперешним моментом. Для начала можно попытаться вспомнить, когда мы видели женщин в последний раз. Можешь?

— Ни хера я не могу! Уже всё утро вспоминаю.

— Я тоже не могу… Тогда зайдём с другой стороны. Время, в которое женщины ещё существовали, можно уточнить, определив возраст самого молодого человека. Тебе сколько лет?

— Тридцать два.

— А мне двадцать два. Это уже результат! Ты кого-нибудь моложе меня знаешь?

Рыгор помолчал и вдруг изо всей силы ударил кулаком по своему плетёному сиденью, воскликнув:

— Вот чёрт! Детей-то тоже нету! Нету нигде детей! Оооо… Что за хрень, а?!

Он стал браниться и опять закашлялся. Лявона раздражала истерика и ругань Рыгора, и он, воспользовавшись кашлем, подчёркнуто спокойно продолжил:

— Хорошо, допустим, что я — самый молодой. В таком случае, когда женщины, а в частности, моя мать, ещё существовали, тебе было не менее десяти лет. Неужели ты ничего из детства не помнишь?

Рыгор, не переставая кашлять, грубо отругал Лявона. Суть его ругани сводилась к тому, что нет и нет, он ничего не помнит о женщинах. Лявон с отвращением замолчал, Рыгор стал ему окончательно противен. Они сидели в полумраке, глядя в разные стороны: Лявон — на солнечную щель в воротах, Рыгор — на тускло отсвечивающие на верстаке тиски. Спустя несколько минут Рыгор качнулся в кресле вперёд и встал.

— Извини, брат, не хотел тебя обидеть. Просто я в таком шоке, что плохо соображаю.

Он хлопнул Лявона по плечу. Подошёл к выходу, отпер замок и распахнул створки ворот. Яркий утренний свет заполнил гараж, и оба с облегчением вздохнули. Рыгор взял на верстаке сигареты, вышел на улицу и закурил, рассматривая следы тяжёлых военных ботинок в пыли.

— Это ж надо было так простудиться… Башка раскалывается. Помылись, называется, холодной водичкой. Тебе хорошо, ты хоть не кашляешь.

Лявон тоже поднялся и вышел. Кружилась голова, и его мягко заносило, как будто он плыл в невидимых водных потоках. Он с наслаждением подставил лицо солнцу и прикрыл глаза. Ему стало теплее. Он слушал, как чирикают воробьи где-то за гаражами, и как Рыгор с пыхтением выпускает изо рта сигаретный дым. Шли минуты.

— Но как нас всё-таки выследил спецназ? — Лявону вдруг опять захотелось домой, и он раскрыл глаза. — Это тоже важно. Они уже знают наши имена и адреса? Можно возвращаться домой, или там ждёт засада?

— Дядя Геня не мог нас сдать, — Рыгор покачал головой. — Не такой он человек. Тем более если бы это дядя Геня настучал, то пришли бы конкретно в мой гараж, а не ломились тупо в каждую дверь подряд. Согласен?

— Даже не знаю… — протянул Лявон, утирая нос. — Может, он для конспирации погремел всеми воротами, а теперь притаился и ждёт?

— Мог бы тогда сразу притаиться и ждать! Смысл ходить и греметь? Нет, навёл кто-то другой, кто меня не знает и не знает мой гараж, но видел, как мы шли в эту сторону.

— Может быть, из окон дома? — Лявон кивнул в сторону пятиэтажек.

— Точно! Да! — оживился Рыгор. — Тут в одном из ближайших домов бабка живёт, и всё время в окно смотрит. Она и сдала! Увидела нас с калашами и позвонила! Вот сучка старая! — Рыгор погрозил кулаком в сторону её дома. — Я даже помню примерно её окно. Пошли-ка устроим ей счастливую старость!

— Бабка? — осторожно уточнил Лявон после паузы.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

— Ты уверен, что это именно бабка?

— Уверен. У неё волосы длинные и седые, назад собраны. И лицо такое — круглое и толстое, — Рыгор показал руками, какое у бабки лицо. — Да чего гадать, пошли проверим, кто это есть, бабка или дед! Может, блин, это последняя старушка на свете. Стой, автомат тебе зачем? Неужели рука на бабушку поднимется?

Лявона неприятно удивила слишком частая смена мнений Рыгора и его полная непоследовательность: «То грозит ей, то называет бабушкой. Наверное, такие крайности в мыслях проистекают из болезни. Плохо то, что он в любой момент может настроиться и против меня. Пора двигаться домой, но только тактично и осторожно».

— Да, ты прав! — сказал он. — Но в любом случае нам пора уходить, здесь опасно. Давай посмотрим на бабушку и разойдёмся по домам. Если ты не против, я возьму себе денег на велосипед.

Из-за насморка Лявон говорил в нос. Рыгор махнул ему рукой — делай, что хочешь — и отвернулся. «Пусть валит», — подумал Рыгор. После того, что произошло в его мозгу сегодня, интерес к знакомству с Лявоном угас. О тате он вообще вспоминал с отвращением. Голова болела, в горле першило. Рыгор снова закурил, пытаясь направлять острую струю дыма во рту на зудящие участки горла. Лявон пропал на минуту в гараже, а потом нетвёрдо появился оттуда со своим рюкзаком за плечами. Он тёр покрасневшие глаза, нос его распух. Куртку он снять забыл, но Рыгор не стал ему об этом говорить. «Пусть берет себе, на память. Нафига мне куртка теперь».

Они подошли к пятиэтажке и остановились на противоположной стороне улицы, там, где проходил по утрам Рыгор. Рыгор всматривался в пустые окна, пытаясь определить, в каком из них он видел бледное круглое лицо. Это был определённо второй этаж, поближе к концу дома, но в конкретном окне он сомневался. Кажется, рама должна быть двойная, а не тройная. Видимо, кухня. Он прошёлся вперёд и назад, бросая боковые, как бы ненарочные взгляды на фасад и ловя ощущение пути на работу. Самыми вероятными ему показались два соседних двойных окна в просвете между клёнами. Рыгор показал на них пальцем:

— Как думаешь, это какой подъезд?

Лявон сосчитал оставшиеся до угла дома окна и предположил, что первый. Рыгор кивнул, по его подсчётам тоже получался первый, средняя или левая квартира.

Подъезд оказался заперт, и на звонки по домофону не ответил ни один номер. Лявон вяло предложил вернуться за автоматами и попробовать прострелить замки, но, к его удивлению, Рыгор столь же вяло отказался. Из него как будто вдруг вынули батарейку, взгляд потух и опустился вниз.

— Хрен с ним. Я видно обознался, наверное это не бабка была, а дед. Всё равно я отсюда сваливаю насовсем, из этих гаражей, так какая уже разница. Не убивать же его теперь.

Лявон с облегчением подал Рыгору руку. Рыгор, не глядя, пожал её, и они начали расходиться. Пройдя несколько шагов, Рыгор обернулся и громко сказал вслед Лявону:

— Только не трать много денег сразу! Надо выждать.

Расставшись с Лявоном, Рыгор вернулся в гараж, сел на кушетку и открыл упаковку копчёных колбасок. Их запах, обычно такой яркий и сильный, теперь донёсся до него как сквозь толстый слой ваты. Он перевернул упаковку и убедился, что срок годности не истёк. «Эта чёртова простуда портит мне всю радость!» — Рыгор с досадой откусил колбаску, и её вкус, оставшийся по-прежнему насыщенным, немного успокоил его. Он жевал колбаски и смотрел на денежную кучу, раздумывая, куда её лучше пристроить. Сознание того, что теперь, после стольких лет ожидания, он сказочно богат, снова посетило его, доставив чувство спокойного удовлетворения. Как будто после долгого и трудного подъёма в гору он наконец достиг вершины, и сейчас, твёрдо стоя ногами на прямой надёжной поверхности, осматривал сверху стороны света. «Как будто я одновременно и повзрослел, и помолодел», — думал он.

Не успел Рыгор как следует насладиться этой мыслью, как в горле у него зацарапало, и он надолго закашлялся, да так сильно, что всё удовольствие от колбасок и денежной кучи было испорчено. Вернулась ненадолго улетевшая мысль о машинах и женщинах, и Рыгор помрачнел окончательно. Он был сбит с толку, все его планы на будущее не то что бы потеряли смысл, но изрядно побледнели. Нужна ли была ему эта долгожданная квартира? Ведь он, как оказалось, вполне комфортно жил в отдельной комнате, а тата готовил ему, ходил в магазин, прибирался и всячески заботился. Что станет делать он один в своей новой квартире? А жена и дочки? Рыгор потряс головой. Он не понимал, как он мог раньше говорить о них и всерьёз считать, что они есть, в то время как сам никогда их не видел? Это не умещалось в его голове.