В регистратуру, ругаясь, ввалились мы с Рыгором: Рыгор заламывал мне руку и толкал перед собой, я путался в полах тёмно-синего халата и с хлюпаньем втягивал в нос струйку крови.

— Что, урод, не ожидал? — Рыгор толкнул меня на стул, а сам угрожающе наступил кроссовкой на край сиденья.

— Да вы чего, ребята?.. Я вас не сдавал, клянусь! Хоть сразу фотороботы узнал, но не сдавал! — протестовал я.

— Не гони! Пофиг фотороботы, мы по другому делу пришли. Думаешь, мы совсем дурачки? Мы уже всё знаем! Так что давай, расскажи нам, что за хренотень ты написал? Ты хоть сам перечитывал? Детектив называется! Мы, как дебилы, из кожи вон лезем, а это всё, оказывается, твой рассказик! Мы тебе что, куклы?

Я открыл и закрыл рот. На моём лбу читалось движение мысли. Наконец, сообразив, что юлить бесполезно, я посерьёзнел и насупился.

— Да я ж не знал, что так выйдет…

— Не знал? Да ты даже не знаешь, где Франция, а где Япония! Нет, Лявон, как думаешь, он полный придурок или прикидывается? Вот я тебе сейчас башку снесу, и будешь знать! — Рыгор приподнял со стола бобинник и свирепо грохнул его на место, как бы подразумевая, что и на голову может так же грохнуть. — Ну, что будем с ним делать?

Лявон, не отвечая, открыл первую страницу тетрадки и стал читать вслух:

«Если бы Лявона понадобилось описать одним словом, то это слово — мечтатель. Но поскольку никаких ограничений в словах и даже страницах нету, можно рассказать о нём поподробнее. В ту пору, когда мы познакомились, я работал наладчиком на одной из минских телефонных станций, а Лявона, студента, прислали ко мне на практику…»

У Лявона заблестели глаза — что может быть интереснее, чем читать о самом себе? Не удержавшись, я ухмыльнулся, и это было моей ошибкой — Рыгор заметил и треснул ногой по стулу:

— Стой, Лявон! Не читай, закрой! А то сейчас снова всё пойдёт по кругу!

Лявон с трудом оторвался и захлопнул тетрадь. Конец.

— Нет, ты нас больше не проведёшь, Пилипка. Лявон, держи её крепко! Теперь всё в наших руках. Главное — не торопиться. Давай поедим чего-нибудь и подумаем, как быть дальше. У тебя картошка ещё осталась? — он пнул меня и велел жарить картошку. — И без глупостей! Рассказик-то у нас.

Я вытер нос и понуро предложил им спирта. Они не захотели. Я сказал, что нужно переместиться в комнату доврачебного досмотра, там есть водопровод и электроплитка. Они молча кивнули и прошли за мной. Я поставил кипятиться воду и достал из-под стола синий пакет с картошкой. Засучив рукава, я принялся мыть клубни. Рыгор, опершись на косяк двери, мрачно следил за моими действиями. Лявон прохаживался по кабинету, рассматривал внутренности бобинников, трогал корешки детективов, а потом торжественно произнёс: придумал!

— Пилип? — обратился он ко мне, и я виновато поднял глаза. — Вымойте руки, садитесь за стол и пишите. Держите вашу тетрадь. Вот ручка. Диктуй ему, Рыгор.

— Что диктовать?

— Ну, диктуй, чего бы тебе хотелось. Не понимаешь, что ли? Как Пилип напишет сейчас, так и будет. Жену диктуй с дочками, квартиру, или как ты там хотел.

— Хех, — сказал Рыгор, и его гнев легко сменился хитрой улыбкой.

И они стали диктовать.

Возвратившись на родину из странствий, Рыгор обнаружил тату, жену и дочек в добром здравии. Жену звали… Её звали… Ладно, Рыгор, это потом можно придумать. Главное, что жена была необыкновенно красивая, добрая и умела готовить борщ со сметаной. Дочки были послушны, музыкальны, хорошо учились, и Рыгор обожал заплетать им косички. Каждый вечер они собирались в зале своей новой огромной квартиры, пели хором, а жена играла на пианино. Из Америки Рыгор пригнал роскошный Линкольн Континентал, кремовый с никелем, величественный, как пароход, с полным багажником редких дисков. Каждую субботу они ехали всей семьёй завтракать в Макдональдс, потом он отвозил семью домой, оставлял машину и шёл пешком в баню.

Лявон сдал выпускные экзамены на отлично, блестяще защитил диплом и был принят в Академию наук. Он завёл себе спортивный велосипед и мобильный телефон — и после некоторых колебаний позвонил сначала маме, а потом Алесе. Они, как оказалось, ничуть не обиделись на него за бегство и неприлично долгое отсутствие, они, казалось, вообще ничего не заметили. И последние тучки развеялись.

Жизнь в городе текла своим чередом, тихо и мирно. Грабителей банка и угонщиков инкассаторских автобусов так и не нашли. Фотороботы висели на столбах ещё несколько месяцев безо всякого толку, пока их не смыли тёплые дожди. Впрочем, по косвенным уликам, те же рецидивисты совершили чуть позже ещё одно преступление, странное и необъяснимое: ограбление роддома. Об ограблении заявил пострадавший — электрик Пилип. Двое неизвестных ворвались во внутренние помещения и похитили регистрационный журнал в коричневой обложке. Из их разговора электрик Пилип понял, что загадочные злоумышленники намеревались зацементировать журнал в жестяном тазике и утопить в Комсомольском озере, предварительно написав в нём последнюю строчку:

Конец