Томаз. Я хотел иметь жену, а не модель жены. Почему ей со мной не сиделось? Почему она металась из стороны в сторону? Я же ее люблю.
Укропов. А вот это, Чебукиани, тебя определенно украшает.
Томаз. Скажи, Салазкин, — ты всегда отличался остротой анализа, — скажи что-нибудь для моего утешения.
Салазкин. Для твоего утешения я могу сказать то же самое, что сказал Карл Маркс. Даже и в коммунистическом обществе будет трагедия неразделенной любви. Успокойся, ты переживаешь такую трагедию.
Томаз. Очень приятно. Я возьму бревно, ударю тебя по голове и скажу: ты сейчас переживаешь сотрясение мозга.
Салазкин. Пострадай, Томаз. Все великие люди страдали.
Томаз. Но я не великий человек. Я маленький человек и хочу одного: жить по-человечески.
Салазкин. А теперь, Томаз, я скажу очень важную вещь и притом вполне серьезно. Нам с тобой надо сделать много усилий, чтобы научиться жить по-человечески. Жить по-человечески — означает высший порядок в отношениях, и в особенности в отношениях с женщиной. Не все условия пока для этого созданы, а во-вторых, и мы с тобой не вполне подходим для этих условий. Укропова я исключаю. Он считает, что давно живет по-человечески.
Укропов. Умница, стервец. Злой, но рассуждает по-советски.
Томаз. Мой дядя Самсония…
Укропов. Опять дядя Самсония?
Томаз. Он умер. Он часто говорил мне: «Женись здесь. Не женись там».
Укропов. Ерундовое завещание.
Томаз. Уеду в Тбилиси. Там у меня двоюродный брат, моих лет. Он имеет выдающиеся труды по кибернетике. Я пойду по его стопам.
Салазкин. А что? Из тебя может выйти последователь двоюродного брата.
Томаз. Там для меня найдется одна девушка, какая мне необходима.
Салазкин. Нет, Томаз, какая тебе необходима, не найдется.
Томаз. Все решено!
Лай собак.
Салазкин. Укропов, гость ползет.
Укропов уходит.
Томаз. Женя!
Салазкин. А?
Томаз. А если она вернется?..
Салазкин. Надежды от реальности отличаются тем, что они имеют склонность не сбываться.
Томаз. Ты прав. Она не вернется. Я был по отношению к ней глубоким негодяем.
Салазкин. А самобичевание есть признак незрелости. Томаз, ты имеешь все возможности дозреть.
Томаз. Уйди! Тебе бы только смеяться… На себя посмотри.
Салазкин. Томаз Чебукиани! Я совершенствуюсь. Давай вместе совершенствоваться.
Входит Саня. В руках большая картонка. За ней — Укропов.
Укропов (зовет). Фиса! Сюда, скорее. Тебе привезли обещанный подарок.
Саня. Здравствуй, Женька.
Салазкин. Здравствуй, Саня.
Укропов. Клянусь… Томаз, ты посмотри на их лица… Клянусь, между ними что-то произошло.
Саня. Что-то произошло с Томазом. Томаз, но дай же руку, я по тебе соскучилась. Что с тобой?
Томаз. От меня ушла Вавочка.
Саня. Давно пора.
Томаз. Разве я не любил? Я любил ее, как богиню.
Укропов. А любовью надо дорожить, товарищ Чебукиани.
Саня. И очень верно говорит. Не умеем дорожить друг другом.
Укропов. Он так ею дорожил, что в последнее время стал держать ее на запоре.
Саня. Дикарь.
Томаз. Спасибо.
Саня. Не за что.
Входит Фиса. Саня передает ей картонку.
Фиса. Саня… душечка! (Убегает с картонкой.)
Салазкин. Саня, пройдись.
Саня. Пожалуйста.
Салазкин. Я дикарь, а не Томаз.
Саня. Молодые люди, вы производите комическое впечатление. Особенно Томаз.
Томаз. Я по-настоящему страдаю.
Салазкин. Страдание — процесс необратимый. Я все, что во мне имелось, выстрадал.
Саня (не слушая). Сосны… шишки… осень… облака… Наконец я дома!
Укропов. Похвально.
Саня. Что — похвально?
Укропов. Что в тебе развито чувство советского патриотизма.
Саня. Ах, Егор, ну почему ты такой выструганный! А впрочем, и это тоже наше. Наконец я дома!
Входит Фиса. На ней воздушное платье.
Укропов (оторопев). Иностранная выставка… Сокольники[49]…
Фиса. Осуждаешь?
Укропов. Не говорю. Ребята, как?
Салазкин. Я не хочу лишиться своей порции поросенка.
Фиса. Что может понимать Салазкин в импортных вещах? Кому не нравится, может не смотреть.
Укропов. Фиса, ты не очень. А то они подумают…
Фиса. А мне наплевать, что они подумают. Самостоятельный человек живет своим мнением. Санечка мне привезла дорогой подарок, и я ей очень обязана.
Саня. Фиса, ты ошибаешься, это дешевый подарок.
Фиса. Но я мечтала именно о такой вещи.
Лай собак.
Салазкин. Укропов, гость ползет.
Томаз. Может быть, это Зиночка. Тогда я прошу, не говорите, что моя Вавочка ушла к Ивану.
Укропов. Пойду встречать. (Уходит.)
Томаз. Скажем — уехала. Куда — потом узнает. Сейчас мне это очень тяжело.
Фиса. А так тебе и надо.
Томаз. Фиса, я это слышу в миллионный раз.
Фиса. Ты! А ну-ка, не кричать. Пришел ко мне в гости и на меня же кричит.
Салазкин. Фиса, вы меня, я знаю, презираете, но я хочу сказать…
Фиса. Что ж вы хотите сказать? Что я мещанка? Сколько угодно говорите.
Входят Зина и Укропов.
Зина (оглядевшись). А где же Вавочка?
Томаз. Она не здесь.
Зина. А почему такой мрак?
Томаз. Потому что она не здесь.
Зина (помолчав). Мальчишки!.. Как хорошо… (И заплакала).
Саня. Зиночка, не надо.
Зина. Это так… от радости. Я — как всегда… в организованном и бодром настроении.
Салазкин. Зина Пращина… Она? Она.
Фиса. Не худо бы познакомиться с хозяйкой дома.
Зина. Вы хозяйка? Вот не сказала бы. Но простите. (Протянула руку.) Вас зовут Фиса?
Фиса. Меня зовут Анфиса. А Фису мне прицепил этот друг. (Указала на Салазкина).
Зина. Женя… ты все еще шалишь?
Салазкин. Шалю.
Зина. Не отучили?
Салазкин. Отучат скоро.
Укропов. Зина, сказать Фисе, что она не хозяйка!.. Это, я не знаю, какой для нее удар.
Фиса. А в самом деле, почему же вы решили, что я не хозяйка здесь?
Зина. Как-то необычно. Платье…
Фиса. Вы хотите сказать, что оно очень яркое?
Зина. Да.
Фиса. Яркое для меня?
Зина. Вообще яркое.
Саня. Ну что ты, Фиса? Стоит ли?.. Ребята, правда наша Зина похорошела? Взрослости ей всегда хватало, но теперь у нее появилось что-то в лице… какой-то ренессанс.
Укропов. Слышите, что дает им заграничная поездка. Они побывали в Лувре.
Зина. Но где же Вавочка? Вот досада. Мне так хотелось на нее посмотреть после ее успеха.
Медленно входит Вавочка. В одной руке цветной макинтош, в другой — миниатюрный чемоданчик.