Фей подходит.
Меллинген. Женщины проницательнее нас. Фей у нас умница. Скажи, что ты думаешь о нем… об Эйнштейне.
Фей. Дитя… дитя, которое явилось в этот грязный мир слишком рано… трагически рано… из будущего.
Меллинген. Вот как!
Фей. Да, так… трагически рано.
Эпизод третий
Большая черная школьная доска на белой стене. Много света. На доске два знака из Менделеевской таблицы: «92» и «56». Под ними жирно написанный знак вопроса. Входит Гарри Гордон.
Гордон (раздраженно). Здесь тоже никого. Значит, я не туда попал… Или здесь у них происходит то же самое, что и там, в Колумбийском?
Входит Джюли.
Джюли (в смятении). Вы давно в этом кабинете?
Гордон. Какой же это кабинет. Непохоже.
Джюли (сердится). Да, мистер… я не знаю, кто вы… это есть рабочий кабинет доктора Эйнштейна.
Гордон (веселясь). Как же он здесь работает?
Джюли. Очень хорошо работает. Просто у доски… с мелком в руке. Зачем вы сюда вошли?
Гордон. Чтобы увидеться с доктором Эйнштейном.
Джюли. Вы с ним знакомы?
Гордон. Да, я знаком с ним.
Джюли. Часто с ним видитесь?
Гордон. Увы, девочка, не часто. Я с ним не виделся с того дня, когда мы здесь собрались, чтобы похоронить его жену. Значит, три года.
Джюли (успокаиваясь). Ах, вон что… вы не чужой… из этих.
Гордон. О да… Я как раз из их компании. Но что вас беспокоит?
Джюли подбегает к доске и стирает цифры.
Это? Девяносто два… пятьдесят шесть… Более или менее понятно.
Джюли (перебивая). Вы не должны… Боже, какая я… Меня послали стереть цифры, а я принялась болтать с вами.
Гордон (усмешка). Если так, то уж сотрите знак вопроса. В нем-то и вся суть.
Джюли. Вы думаете?
Гордон. Полагаю, что так. Тот, кто вас послал сюда, он тоже обеспокоен… как вы?
Джюли. Обеспокоен. Он велел мне стереть эти цифры.
Гордон. Великолепно. Бор[55] здесь?
Джюли. Бор… Я не знаю, что за Бор.
Гордон. Нильс Бор. Он вчера прибыл в Америку. Вы, видимо, сотрудница физических лабораторий, надо знать имя Бора.
Джюли. Простите, профессор Бор из Европы. Да, он к нам приехал сегодня. Странный. Говорит шепотом.
Гордон (как бы про себя). Это он. Вчера он был в Нью-Йорке у Ферми[56], сегодня — здесь. Вы присутствуете при величайшем из моментов истории человечества, дитя мое. Кажется, Бор привез из Европы деление урана. (Подходит к доске, пишет те же цифры.) Уран — девяносто второй элемент таблицы Менделеева. Барий — пятьдесят шестой… Не так ли, девочка?
Джюли. Мистер… кто вы? Вы не должны…
Гордон. А знак вопроса, который вы так и не стерли, означает изумление, недоумение… может быть, восторг. Речь идет о разломе ядра урана на две половинки.
Джюли. Я не все понимаю, о чем вы говорите, но вы не должны… Доктор будет расстроен, если узнает, что вы прочли эти цифры.
Гордон. Доктор Эйнштейн, девочка, мудрец, а мудрецы наивны. Великий Менделеев дал нам азбуку, а мы теперь учимся складывать по ней новые слова… Слово «деление» у всех на языке, но ваш мэтр думает, что его можно стереть. Антуан Притчард тоже здесь?
Джюли. Боже, да вы все знаете. Я вас прошу, не выдавайте меня. Доктор будет очень огорчен. Мы все боимся его огорчать.
Гордон. Успокойтесь. Мэтр не должен огорчаться. В его жизни настал великий день.
Стремительно входит Эйнштейн, за ним — Притчард.
Эйнштейн (не видит Гордона). Когда в девятнадцатом году Резерфорд[57] в Англии расколол ядро атома азота, я говорил о том же самом, о чем вам говорю сейчас. Человечество не готово работать с энергией атома.
Джюли уходит.
Притчард (Эйнштейну). Гордон вовремя приехал в Принстон. (Гордону.) Здесь происходят потрясающие события, мой друг.
Гордон (с удивлением и долей иронии). Но наш мэтр говорит, что мы не готовы работать с энергией атома. Я не раз читал эти ваши слова.
Эйнштейн. Слова… Вы их не забыли?
Гордон. Но как же… много писали и о том, что вы не верите в самую возможность человека работать с энергией атома.
Эйнштейн. Да, не верил. Не хотел верить. Цепенел при мысли о чудовище…
Гордон (изумлен). О каком чудовище?!
Эйнштейн. О том, что прячется от нас за этой милой фразой «энергия атома». Резерфорд говорил о том, что внутриатомная энергия в серьезных размерах есть сущий вздор.
Гордон. Но теперь нельзя сказать, что это сущий вздор.
Эйнштейн. Прошу прощения, я хочу довести мою идею до конца. Не верил, потом не хотел верить и не содействовал.
Гордон. Как — не содействовал?
Притчард. Гарри, нельзя так. Вы как-то агрессивны…
Гордон. Пойми, Антуан, здесь не простой спор. С тех пор, как появилась в мире знаменитая формула Эйнштейна о взаимосвязи массы и энергии, как можно говорить, что не содействовал? Вы родоначальник нового века в науке. Вы римский папа современной физики…
Эйнштейн (теряя самообладание). «Папа»!.. «Родоначальник»!.. «Предтеча»!.. «Гений»! К черту пап! К черту гениев!
Гордон (улыбка). Не я… сам Ланжевен[58] вас так назвал. Посылайте его к черту.
Эйнштейн. Тоже… знаете ли… сомнительные комплименты.
Гордон. Тогда весь мир вам говорит сомнительные комплименты.
Притчард. Очень странный спор. Скажите, Гарри, что вас так волнует?
Гордон (волнение). Я ехал в Принстон, как мусульманин в Мекку[59]… простите за избитое сравнение… но это так и есть. Мне хотелось стать перед вами на колени, Альберт Эйнштейн. Все мы, кто делает физику в Америке, знаем, что случилось здесь. Мы ликуем.
Эйнштейн. Зачем же передо мною на колени? Станьте перед Бором! Это (указал на цифры) не мое — его. Профессор Ган[60] в Берлине, Ирен и Фредерик Жолио-Кюри[61] в Париже… Мало ли было великолепных опытов с ядром? (В сторону Притчарда). Кланяйтесь ему. Еще вчера он был у финиша. И не о пальме первенства надо нам теперь думать. Сейчас надо думать о другом.
Гордон. О чем другом?
Дальнейший диалог ведется медленно, как бы через силу, с паузами.
Эйнштейн. Скрыть…
Притчард. Я понял!
Эйнштейн. Скрыть… на долгие годы… лучше навсегда… Скрыть, что энергия атома реальна. Сказать словами мудрого ирландца Резерфорда: «Внутриатомная энергия в больших размерах есть сущий вздор»… и все…
Гордон. Какая печальная идея!
Эйнштейн. Печальная, я знаю… ужасная идея.
Гордон. Но зачем, скажите!
Эйнштейн (у доски). Мы где-то близко от самой субстанции. Мы бродим где-то рядом с богом. Можно пожимать плечами, можно сказать, что я сошел с ума. Субстанция, бог, природа — для меня все это едино и реально… важно понять, что мы затеваем игру с чем-то сокровенным… Я не мистик, но я боюсь мести, которой может ответить нам потревоженная природа. Я призываю вас, молодые люди… заклинаю… умоляю… Надо скрыть… все!