Вавка. Волшебный вид. Послушай, Каплин, мы спутника отсюда не увидим?

Каплин. Спутник давно сгорел. Готовится новый.

Вавка. Второй?! Ах да… И правда, будто прямо на Луну?

Каплин. Вавочка! Мы же с тобой передовые люди… по крайней мере в своей-то области. Ты должна знать, что идет серия разведочных…

Вавка (перебивает). Милый, давай навек уговоримся. Ты будешь передовой, а я чуть-чуть подальше.

Каплин. Вавочка, имей в виду, что дурочка — не лучший тип женщины.

Вавка. А вот Лев Толстой, где-то я вычитала, умных женщин не любил. Ты, кажется, тоже. Молчи. (Вдруг очень ласково.) Ванечка, ты откуда? Представь, не знаю.

Каплин. С Волги… из маленького городка.

Вавка. Провинция?

Каплин. Теперь говорят — периферия, и думают, что это лучше.

Вавка. Там как живут… бессодержательно?

Каплин (неохотно). Жизнь всюду содержательна.

Вавка. А культура?

Каплин. Понятно, не Москва.

Вавка. А Зина, например, верно утверждает, что все вы, периферийные, не могли бы до революции иметь университета.

Каплин. В общем, верно.

Вавка. Значит, до революции не было никаких университетов?

Каплин. Какая ты… А откуда же выходили наши великие ученые? Но очень мало было высших…

Вавка (не слушает). Твой папа из рабочих?

Каплин. Это я — из. А папа — рабочий.

Вавка. И сколько вас у папы?

Каплин. За мною еще трое.

Вавка. И все по вузам?

Каплин. Нет, один я.

Вавка. Повезло?

Каплин. Папа увидел, что я способный, и приложил все силы…

Вавка. Наверно, ты мало знал радости.

Каплин. Вава, по каким идиотским шаблонам ты мыслишь? Я вырос на прекрасной реке… и семья у нас прекрасная.

Вавка. А мне очень хотелось бы, чтобы ты совсем не знал радостей.

Каплин. Почему хотелось бы?

Вавка. Не скажу… А я уже с географией освоилась… Смотри от стадиона прямо перед нами. Видишь то огромное скопление электричества?

Каплин. Вижу.

Вавка. За этим светлым озером полная темнота, потом — яркая точка. Видишь?

Каплин. Вижу.

Вавка. Это наше кино. А против кино — наш дом. Угадай, сколько у нас комнат.

Каплин. Пятьдесят.

Вавка. Ты не шути, голубчик. Целых четыре. У папы ведь заслуги… не шути. И все четыре наши, дорогой мой, наши. И вообще ты усвой, что у нас мы будем жить волшебно.

Каплин. На шее папы.

Вавка. У него шея толстая. Выдержит.

Каплин. Вавка!

Вавка. Пошутить нельзя! Папа у меня мягкий, веселый, добрый. Знаешь, что он говорит про это… про шею… Он говорит, что плохи те родители, которые не кормят своих детей до пятидесяти лет. И я не понимаю, зачем тебе на практику тащиться в какую-то Сибирь. Поживи лето у нас, а практику проси в Москве. Может быть, затем едешь, что туда Зина едет?

Каплин. Там мы нужнее и дадут настоящее дело. А тут нас хватает.

Вавка. Нет, здесь ты именно нужнее.

Каплин. Кому это?

Вавка. Мне.

Каплин. Я не знаю, что на это ответить.

Вавка. А я не могу понять, как ты ко мне относишься.

Каплин. Если серьезно… Я как-то не думаю об этом. Это нехорошо. Я непременно подумаю.

Вавка. Лучше не думай. Боюсь. Мы не похожи друг на друга. И только утешает, что крайности сходятся. А ты меня опять не слушаешь, и всегда о чем-то думаешь.

Появляется Зина.

Зина. Вот вы где?!

Вавка. Следила? Выследила.

Зина. А то как же. Теперь уж сама вижу.

Вавка. Что ж, смотри… встречаемся.

Зина. Давно, Иван?

Тот молчит.

Пора выяснить.

Вавка. А что тут выяснять? Ты сделала колоссально много, чтобы тебя разлюбили.

Зина. Иван, правда? Что же я сделала?

Вавка. Ты его совершенно игнорировала… И ничего не позволяла.

Зина. А ты позволила?

Каплин уходит.

Вавка (вслед). Ванечка, я боюсь.

Зина. Раз взялась, объясняй.

Вавка. Зина, нам ревность не к лицу.

Зина. Ничего, сойдет.

Вавка. Что ты со мной хочешь делать?

Зина. Хочется пообщипать тебя… Как курицу… Но, к сожалению, это желание осуществить нельзя… нам не к лицу… Теперь ты стой тихо и смотри мне в лицо.

Вавка (почти плача). Мальчишки, Зиночка, непостоянные… я не виновата.

Зина. Каплин — не мальчишка. Молчи, не отворачивайся от меня.

Вавка. Ты обладаешь гипнозом. Мне неприятно. Лучше уж ударь. Я закричу караул.

Зина. Ты красивей меня. Вот в чем мое несчастье. Ступай, Вавка.

Вавка панически убегает. Немедленно появляется Укропов.

Укропов (как всегда, ровен, не улыбается). Опять ты вроде с Маландиной ссоришься. И охота! У тебя в жизни предстоит волнующее событие.

Зина. Волнующее… Какое?

Укропов. Мы будем выдвигать твою кандидатуру на съезд комсомола.

Зина. Кто — вы?

Укропов. Рузия и я.

Зина. Но почему не Каплина? Он на курсе лучший.

Укропов. Мыслит. Понимаешь? Конкретно не умеет, попросту, по жизни.

Зина. Несоветский студент, по-твоему?

Укропов. А кто говорит? Но пусть он занимается наукой. У него научное мышление. Возьмет и с высокой трибуны сгородит что-нибудь гиперболическое. Мы-то его знаем, а делегаты съезда могут не понять. Я отвел.

Зина. Тогда уж сам. Ты ведь знаешь, как надо с трибуны.

Укропов. Сказала тоже.

Зина. Почему же?

Укропов. Не стоит спорить. Я же тупой.

Зина. Егор! Ты чудо! Кто тебя не знает близко, подумать может, что ты какой-то безнадежный… чиновник… маленький какой-то… а ты чудо.

Укропов. Говорю самокритически… а что, неправда? Вон Левка Порошин по остроте мышления прямо-таки зверь, а я пока переварю, все уснут. Работать — да, умею. Частенько и за вас приходится. Вы не замечаете.

Зина. Замечаем.

Укропов. Так что вот… ты удостоилась высокой чести.

Зина. Не торопись, еще прокатят.

Укропов. Тебя?.. Да что ты!.. Как его… понимаешь ли… ты — отрадное явление.

Зина. Милый мой… как бы я сейчас хотела разрыдаться, выплакаться… Но я отрадное явление. Нет, правда, милый, я весьма отрадное явление.

Укропов. Я тебе серьезно, а ты… В райкоме говорили: у тебя душа… понимаешь… большая.

Зина. Душа — это так… предположим. А как я внешне… ничего?.. Или совсем неважно?

Укропов. Вид? Внешний? Что можно сказать… Рост ниже среднего… ты даже маленькая. Но очень симпатичная.

Зина. Великолепно! Маленькая, но симпатичная студентка с большой душой!

Укропов. Я серьезно… Ты — большой человек.

Зина. Нет, Укропов, ты ничего не знаешь. Вавка Маландина — вот это человек! А я всего-навсего лишь маленькая студентка.

Затемнение

Вестибюль физического факультета. Колонны. Мрамор. Лето. День. Радостная и буйная беготня с криками, пением, стремительными диалогами, деловитостью и весельем. В этом предканикулярном ералаше появляются и исчезают персонажи пьесы. И, как всегда, в кресле, чуть сгорбившись, сидит Женя. Курит. Входит Зина.