Визенталю было 78, и с Крайским он «воевал» уже больше пятнадцати лет. «И у Крайского, и у меня есть в истории определенное место, – сказал он как-то, – но тому месту, которое занял он, я не завидую».
Он любил свою всемирную известность. Постоянный поток журналистов, не перестававших приходить и звонить, доставлял ему удовольствие, и он не был наделен достаточной степенью самоиронии, чтобы сказать себе, что все это дело было излишним, нелепым, а иногда чуть ли не ребяческим. В сущности, это была всего лишь свара двух евреев, сцепившихся из-за того, что оба хотели считаться органической частью австрийского общества.
Визенталь заплатил за это высокую цену. В самый разгар конфликта он писал, что после освобождения из Маутхаузена в его жизни не было периода более тяжелого, чем этот. Ему было обидно, что Израиль занял в этом конфликте нейтральную позицию, а когда он прочел, что Ицхак Рабин встретился с Крайским, то почувствовал себя и вовсе преданным. Все эти годы он также боялся, что Крайский запретит переправку советских евреев в Израиль через Австрию, а еврейская община, в свою очередь, опасалась, что Крайский может спровоцировать волну антисемитских выступлений. Все это накладывало на Визенталя большую ответственность.
Конфликт с Крайским подорвал его здоровье, но больше всего страданий он принес его жене. Много лет она упрашивала его угомониться, переехать в Израиль или же поселиться неподалеку от дочери, но уйти от него так и не решилась. У нее часто бывали депрессии.
В 1982 году Визенталь опубликовал роман «Макс и Хелен» с подзаголовком «Правдивая история любви». Книга написана от первого лица, и Визенталь включил себя в повествование как одного из персонажей, не изменяя имени. Многие детали сюжета, включая арест во Львове, сотрудничество с организациями «Бриха», «Джойнт» и охоту за военными преступниками, позаимствованы из его собственной биографии. Но поскольку роман автобиографический, вполне возможно, что его главные герои, Макс и Хелен, – это на самом деле Визенталь и его жена.
Роман повествует о расследовании, которое ведет Визенталь в связи с историей, рассказанной ему случайным попутчиком в поезде. Героем истории является польский еврей по имени Макс. Макса, его возлюбленную Хелен и ее парализованную сестру арестовывают и сажают в концлагерь. Макс и Хелен хотят бежать, но Хелен не может бросить сестру. В результате Макс бежит один и вступает в ряды партизан. В отместку за побег Макса комендант концлагеря Шульц насилует Хелен, и она беременеет. Он отправляет ее в Краков, и у нее рождается сын Марк. После войны Макс поселяется в Париже. В 1960 году он узнает, что Хелен замужем и живет в Германии, в городе Касселе. Раздобыв ее адрес, Макс едет к ней. Дверь ему открывает юноша, которого Макс сразу узнает, поскольку тот очень похож на Шульца. За спиной юноши стоит Хелен. Она рассказывает Максу, что произошло, но просит сжалиться над сыном, не знающим, кто его отец; она воспитала его как еврея, и он думает, что отец погиб во время Холокоста. Макс не может избавиться от ощущения, что Марк – это Шульц, и возвращается в Париж. Тем временем Визенталь Шульца находит, но Хелен просит оставить того в покое, чтобы не разрушать жизнь ее сына. Визенталь поначалу колеблется, но в конце концов – единственный раз в своей жизни – решает закрыть дело военного преступника, которого можно отдать под суд. В 1967 году Шульц гибнет в дорожной аварии. Марк получает в Мюнхене диплом врача, женится на еврейской девушке и уезжает с ней в Канаду, откуда она родом. Хелен пишет Максу в Париж: теперь я одна.
Визенталь имел обыкновение рассказывать историю своей жизни в мельчайших подробностях, но о том, что испытал, когда разлучился с женой, никогда никому не говорил, и не исключено, что драматическая история Макса и Хелен, наложенная в романе на его реальную биографию, имела целью «закамуфлировать» эту главу из его жизни еще сильнее.
В отличие от Макса, Визенталь в концлагере жену не бросил, а с помощью своего начальника-немца и активистов польского подполья раздобыл ей документы, благодаря которым она смогла сбежать и выдать себя за христианку. Но когда они расстались, он, по-видимому, не раз – и мучительно – думал том, что могло произойти с ней, оказавшейся в самый разгар войны в нееврейской среде. Поскольку же рассказанная в романе «правдивая история любви» Макса и Хелен почти полностью совпадает с биографией Визенталя и его жены, то вполне возможно, что в судьбе Хелен отразились мучившие его тогда страхи и фантазии. Одно время он думал, что жена умерла.
Его охота за нацистами отравила Циле жизнь и была, по-видимому, чем-то вроде наказания для них обоих. Визенталь писал Виктору Матейке, что «Циля ужасно страдает», у нее бывают регулярные нервные срывы и врач сказал ей, что еще одного «сражения» она не выдержит. «Быть моей женой, – писал он, – нелегко».
По вечерам, рассказывал Визенталь, их дом освещался прожектором. Днем он ходил с пистолетом, а ночью клал его под подушку. В такие часы он, наверное, должен был особенно ценить любовь своей второй женщины, Евы Дьюкс.
4. Любовь Евы Дьюкс
Это была не юношеская романтическая любовь, а зрелая дружба между мужчиной и женщиной, которые почти с первого дня стали относиться друг к другу так, словно провели вместе долгие годы. Они познакомились в начале 70-х, когда Еве было почти пятьдесят и она была замужем уже второй раз. Визенталю было тогда шестьдесят пять.
Пухленькая и курносая Дьюкс родилась в Вене, в еврейской семье. Когда ей было четырнадцать, они эмигрировали в США. Она закончила колледж «Хантер» и Колумбийский университет и работала то редактором, то переводчиком, то журналистом. Она читала много книг и жадно поглощала газетные новости. Живая и разговорчивая, Дьюкс вращалась среди евреев свободных профессий и интересовалась обычно тем же, что интересовало «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йоркер». Ее преклонение перед Визенталем было безграничным, и он в ней нуждался.
В октябре 1973 года Дьюкс прислала ему письмо на немецком языке, где поделилась своими опасениями за судьбу Израиля. Она писала, что ее мучают мысли о погибших и что она страстно желает мира. Однако лично они тогда, по-видимому, знакомы еще не были, поскольку она назвала его «Уважаемый доктор Визенталь», обратилась к нему на «вы», а свое письмо подписала именем и фамилией. Но менее чем через год «доктор Визенталь» превратился в «дорогого Симона», на смену «вы» пришло «ты», а в конце письма стояло уже одно только – витиевато написанное – имя «Ева». Таким образом, подружились они где-то в промежутке между двумя этими письмами, и произошло это, по-видимому, в Нью-Йорке.
Они встречались почти каждый раз, как Визенталь туда приезжал, то есть несколько раз в году. Трудно сказать, с чего именно их дружба началась, но она запечатлена в длинных письмах, которые Дьюкс ему посылала. Все они напечатаны на машинке, и в них нет поэтических выражений любви, но отношения Дьюкс и Визенталя явно были близкими, потому что она делилась с ним такими подробностями своей повседневной жизни, какими обычно делятся со спутниками жизни.
Она перевела на английский язык роман Визенталя «Кристина», действие которого происходит во время восстания в Варшавском гетто, отредактировала английский перевод «Подсолнуха», писала Визенталю о книгах, которые читала, о фильмах, которые смотрела, присылала вырезки из заинтересовавших ее газетных статей, а когда он сообщил ей, что получает угрозы, впала в истерику. «Я вся дрожу, – писала она. – Мне хочется заплакать, чтобы успокоиться, но я не могу. Умоляю тебя, будь осторожен! Не ходи по городскому парку. Как ты добираешься до работы? Я в полном шоке. Ну вот, наконец-то мне удалось заплакать от страха. Даже когда ты ездишь на машине, меняй маршрут, а когда из машины выходишь, пусть тебя кто-нибудь встречает, даже если это будет дорого стоить. Достаточно ли у тебя денег? Надо ли мне организовать сбор пожертвований?»
Она писала, по крайней мере, раз в неделю, а иногда даже по два раза в день, и большинство ее писем были объемом от трех до пяти страниц. Она обсуждала с Визенталем современные события: войну во Вьетнаме, движение гомосексуалистов, нарушения прав человека в Африке, проблему ядерного оружия, – а также писала, что мир превращается в Содом и Гоморру и приближается к своему концу. Высказывалась она и об Израиле. «Я считаю, – говорится в одном писем, – что нам нельзя отказываться от некоторых территорий». Под «территориями» она имела в виду Голанские высоты и Иерусалим.