Наконец, ненавидели «вековцы» Вальдхайма (и мечтали ему отомстить) еще и за его отношение к Израилю. В их глазах он был мерзавцем, заслуживавшим наказания.

Между тем Вальдхайм тогда уже не был Генсеком ООН, а тратить такие усилия на то, чтобы помешать ему стать президентом Австрии, вряд ли того стоило. Поэтому представляется, что руководители ВЕК так увлеклись этой «войной» и еще по одной причине: им нужно было чем-то заняться. Дело в том, что в 70-е годы ВЕК вел борьбу за право советских евреев на выезд за границу, и эта кампания проходила в условиях жестокой конкуренции между различными еврейскими организациями: те, кто кричал громче, считались более преданными еврейскому делу, – однако в середине 80-х годов «холодная война» подошла к концу, и борьба за права советских евреев сошла на нет. Кампания против Вальдхайма дала ВЕК возможность снова сплотить американских евреев вокруг себя и поднять их на борьбу за высокие и патриотические идеалы.

Материалы, привезенные Розенбаумом из Вены, не оставляли сомнений в том, что Вальдхайм солгал, но «младотуркам» (как называл Зингер жаждавших дела и известности активистов ВЕК) было этого мало: им хотелось доказать, что Вальдхайм был еще и военным преступником. С этой целью они наняли историка и послали его рыться в архивах.

Слухи о том, что перед выборами могут всплыть компрометирующие Вальдхайма факты, дошли до корреспондента «Профиля» Губертуса Чернина. Редактор журнала Петер Михаэль Лингенс (в прошлом – ассистент Визенталя) попросил Вальдхайма разрешить Чернину прочитать его личное дело в государственном архиве, и тот согласился. В результате выяснилось, что Вальдхайм был членом нацистской студенческой ассоциации и служил в конном подразделении штурмовых отрядов СА, помогавших нацистам захватить власть. Это была сенсация. Она была опубликована в марте 1986 года – сначала в «Профиле», а на следующий день в газете «Нью-Йорк таймс», с которой «Профиль» договорился об этом заранее.

В опубликованной на первой полосе «Нью-Йорк таймс» статье сообщалось, что Вальдхайм был офицером разведки в подразделении, занимавшемся отправкой греческих евреев в лагеря смерти и уничтожением югославских партизан, а заголовок статьи гласил: «Документы свидетельствуют: Курт Вальдхайм служил под началом военного преступника». В самой статье, правда, отмечалось, что сведений о том, чем конкретно занимался Вальдхайм, в документах мало и, возможно, в конечном счете самым серьезным обвинением против него будет тот факт, что он не рассказал правду о своем прошлом. Именно так и произошло. Если бы он не скрыл, что после ранения продолжал служить в армии, то, возможно, никто бы в подробности вдаваться не стал. Скандал поднялся только из-за его лжи, а не из-за его военных преступлений. Тем не менее в заголовке статьи имя Вальдхайма упоминалось в связи с военными преступлениями, а вскоре его имя обнаружили в списке разыскиваемых военных преступников, составленном правительством Югославии еще в 1947 году. Плюс к тому были найдены его фронтовая фотография в военной форме и некоторые документы, в том числе написанные его рукой. Таким образом, стало ясно: он там был и все знал. От смущения Визенталь не знал, куда деваться.

В четырех стенах своего кабинета Визенталь называл Вальдхайма болваном и приспособленцем и говорил, что еще с того момента, как в 1979 году обнаружил факт сокрытия Вальдхаймом своего военного прошлого, знал, что когда-нибудь разразится скандал. Однако когда это действительно случилось, он поначалу не понял, что не только на Вальдхайма, но и на него самого тоже катится огромный снежный ком. Телефоны в его офисе не умолкали; все просили у него комментариев.

Он повел себя очень осторожно. Уже в первом своем комментарии для «Нью-Йорк таймс» он сказал, что не исключает, что Вальдхайм солгал, и не понимает, каким образом тот мог не знать о депортации шестидесяти тысяч евреев из города Салоники, однако при этом выразил уверенность, что нацистом Вальдхайм не был. В это Визенталь и в самом деле верил, но при этом понимал, что положительная характеристика, данная им когда-то Вальдхайму без проверки прошлого этого человека, могла нанести его репутации серьезный ущерб. Если бы оказалось, что Вальдхайм был не только лжецом, но и военным преступником, Визенталь мог потерять самый важный свой капитал: доверие людей, – и, чтобы минимизировать возможный ущерб, он согласился Вальдхайму помочь. Делал он это в тайне, но с энтузиазмом, ибо защищал не только Вальдхайма, но и самого себя.

Одним из первых Визенталю позвонил сотрудник предвыборного штаба Вальдхайма Фердинанд Траутмансдорф. Он происходил из старинной австрийской аристократической семьи, был старше Эли Розенбаума всего на три года, тоже был юристом и тоже преклонялся перед Визенталем еще с 16-ти лет. Его отец – известный писатель – порекомендовал ему прочесть «Дневник Анны Франк», а летом 1966 года взял с собой в Грац на публичную лекцию Визенталя. Визенталь рассказывал в тот день о Мурере, которому снова и снова удавалось уйти от наказания.

Среди присутствующих в зале было несколько молодых людей в кожаных брюках. Траутмансдорф спросил отца, кто они, и тот сказал, что это – нацисты. Они вели себя враждебно и, когда пришло время задавать вопросы, спросили Визенталя, что тот думает о бомбардировках Дрездена. Траутмансдорф говорит, что Визенталь сумел сохранить хладнокровие, и главная идея, усвоенная им в тот день, состояла в том, что австрийцам не надо стыдиться быть австрийцами, так как коллективной вины не существует, но при этом они делают недостаточно, чтобы наказать нацистских преступников.

После лекции его отец подошел к Визенталю и пригласил с ним выпить, но Визенталь вдруг заплакал. «Почему я должен терпеть нападки неонацистов через двадцать лет после Холокоста?» – всхлипывал он. Траутмансдорф запомнил эту сцену на всю жизнь. Впоследствии он поступил на работу в Министерство иностранных дел и был послом Австрии в нескольких странах. В 1986 году Вальдхайм пригласил его в качестве советника в свой предвыборный штаб.

Вальдхайм запомнился Траутмансдорфу как человек закрытый и склонный к секретности. Про него шутили, что как-то раз, прочитав в газете враждебную статью о себе, он написал на газете «совершенно секретно» и велел похоронить ее в архиве. Когда в прессе начали появляться сообщения о прошлом Вальдхайма, тот не попытался облегчить своим советникам жизнь и заявил им, что не помнит, где и когда был и что делал или не делал. Первые сообщения в прессе он воспринял всего лишь как досадное недоразумение и как попытку американских евреев повлиять на ход австрийской избирательной кампании, а когда Траутмансдорф напрямую спросил Вальдхайма, был ли он нацистом, заверил его, что не был. Траутмансдорф ему поверил, но, в отличие от самого Вальдхайма, понял, что тому угрожает серьезная опасность. Тем не менее, что ему посоветовать, он не знал – хотя бы потому, что ничего не понимал в нацистских документах, публиковавшихся в прессе Всемирным еврейским конгрессом. Но тут он вспомнил, что есть человек, который в этом разбирается, и позвонил Визенталю.

В течение нескольких последующих недель Визенталь служил чем-то вроде тайного советника. Траутмансдорф побывал в Центре документации не менее десяти раз и бессчетное количество раз говорил с Визенталем по телефону, но звонил ему и сам Вальдхайм. Как правило, он звонил Визенталю домой, поздно вечером. Впоследствии он также прислал ему письмо с благодарностью за занятую им твердую позицию.

Помощь Визенталя выражалась преимущественно в том, что он помещал компрометирующие Вальдхайма документы в исторический контекст, а также прояснял их хронологию и географию. Он был знаком с аббревиатурами, которыми обозначались немецкие военные части, знал, кем были упоминавшиеся в документах люди и в какие западногерманские архивы следует направить Траутмансдорфа, чтобы тот мог найти документы, опровергающие выдвинутые против Вальдхайма обвинения.